Леонид Влодавец - Колдовская вода Страница 18

В общем, Петька решил, что пора возвращаться.

— Ну, пошли обратно? — сказал он Вальке. — А то, наверное, нам с бабушкой уже пора домой идти.

— Как скажешь, — пожал плечами донбасский житель. — Тем более что мне обедать пора.

Когда они вернулись в дом бабушки Нины, Петькина бабушка сразу же заторопилась.

— Засиделась я у тебя, Нинуля, а у меня внучонок небось проголодался.

— А вы у нас отобедайте, — предложила хозяйка.

Но бабушка Настя сказала, что ей тогда тяжело идти будет и они с Петькой засветло домой не доберутся.

В общем, Петька с бабушкой отправились в обратный путь. С увесистыми сумками времени на дорогу, конечно же, ушло побольше, чем на дорогу в село, но все-таки вернулись до темноты, хотя солнце уже клонилось к вечеру.

Дядя Федя, Игорь и тетя Наташа уже вернулись, но, как и предполагал Петька, Лену они так и не нашли.

— Где искали-то? — спросила бабушка Настя. — В Мертвой деревне были?

— Были, были… — проворчал дядя Федя. — Всю прошли, в каждую избу заглянули, даже в колодец посмотрели на всякий случай. Потом за деревню прошли, в елки. Там кладбище когда-то было и часовенка. В часовенке тоже поглядели. Никого и ничего!

— Только голову от Черного Быка нашли! — грустно улыбнулся Игорь.

— Какую голову? — удивилась бабушка.

— Да слушайте вы его больше! — в раздражении проговорила тетя Наташа. — Пенек он там нашел сухой. Правда, немного на бычью голову похож, если корни за рога считать.

— Хотел даже сюда притащить, да я не разрешил, — добавил дядя Федя. — Не до ерунды нынче!

— И что дальше делать думаете?

— Ума не приложу… К участковому, наверное, съезжу, заявление напишу. Хотя навряд ли это поможет…

— Давайте обедать, что ли… — вздохнула тетя Наташа.

Когда все сели обедать, никто, даже дядя Федя, уже не рассказывал забавных историй о том, как кто-то потерялся, а потом нашелся. Тетя Наташа то и дело утирала глаза, и все ели молча, украдкой поглядывая на стул у окна, где обычно Лена сидела.

То ли Петька очень устал — как-никак двадцать километров пешком прошел, если в обе стороны считать, — то ли его от еды разморило, только ему вдруг ужасно захотелось спать. Он улегся и почти сразу же провалился в сон.

Этот сон — третий по счету — сильно отличался от двух предыдущих. На сей раз Петька оказался не в лесу и не в Мертвой деревне, а в селе, где только что побывал наяву.

Сначала Петька увидел себя около магазинов, потом прошел мимо дома бабушки Нины. Ни Вальки, ни его бабушки, ни каких-либо других людей Зайцев на улице не увидел. Коз и овец тоже не было, хотя наяву он видел их у заборов. И ни машины, ни трактора, ни велосипеда… Село опустело, словно вымерло. Стояла жутковатая и гнетущая тишина — точно такая же, как в первых снах. Хотя вроде бы было светло, дома, заборы и деревья казались какими-то расплывчатыми, они словно плавали в белесом тумане.

Ноги, передвигаясь как бы сами собой, несли Петьку по главной улице села. И он уже точно знал, что дойдет до поворота на боковую улицу, а потом свернет и направится к дому Трясучки.

Конечно, сейчас Петьке было намного страшнее, чем наяву, когда он находился в нескольких шагах от дома колдуньи, но не решился к ней войти. Ведь во сне Петька не сумел бы повернуть обратно, даже если б очень захотел, — ноги не послушались бы его.

Вскоре он очутился рядом с деревом — на нем Валька спасался от быка Кузи. Потом, миновав дерево, подошел вплотную к забору Трясучкиного дома. То есть пришел туда, куда наяву не добрался. Страх к этому моменту еще больше усилился. Петька прямо-таки кожей чувствовал, что Трясучка находится в нескольких шагах от него, хотя ни у калитки, ни на крыльце страшная бабка пока не появлялась. Зайцеву почудилось, что его то ли холодными волнами обдает, то ли порывами морозного ветра обдувает. Казалось, зима уже наступила, хотя во сне все еще стояло лето — во всяком случае, желтых листьев на деревьях было совсем немного и повсюду зеленела трава.

Та же самая сила, которая заставляла Петькины ноги шагать к дому Трясучки, заставила его войти в покосившуюся калитку и подняться на некрашеное подгнившее крылечко. И эта же сила заставила Петьку трижды постучать в шероховатую серую дверь, на которой какие-то жучки или червячки оставили следы, напоминающие некие таинственные письмена или иероглифы.

После третьего стука Петька словно бы наяву услышал шаркающие и притопывающие шаги. В этом сне шарканье и притопывание казались еще более зловещими, потому что ведьма топала не по мягкой лесной траве, а по скрипучим половицам.

— Кого черт принес? — прогундосила Трясучка.

Если б Петькой не управляла неведомая сила, он бы не стал отвечать, а просто сбежал бы с крыльца и рванул куда подальше. Но во сне он мог делать только то, что позволялось таинственной силой, а потому пролепетал:

— Это я, Петя Зайцев, Ефросинья Петровна!

— Ну, коли так, заходи, любезный… — отозвалась бабка.

Затем заскрежетал ржавый засов, на который Трясучка запирала свое обиталище, мерзко заскрипели сто лет не смазывавшиеся дверные петли, и дверь отворилась.

Все та же непонятная сила заставила Петьку низко поклониться жуткой старушенции. Такие поклоны он только в кино видел, в сказочных фильмах, а сам никогда и никому так не кланялся. Да и в киносказках подобные поклоны отвешивались только царям и королям, а не колдуньям и ведьмам.

— Ведаю, с чем пришел, — сказала Трясучка, как только Петька, переступив порог, зашел в полутемные сени. — За сестру просить! Дабы я ее дерзости простила и человечий облик возвернула. Что ж, и у меня сердце не из камня. Могу я простить вашу Елену, ежели ты мне службу сослужишь. Слушай, не перебивай, крепко запоминай — повторять не стану.

Перебить Трясучку Петька, конечно же, не мог — таинственная сила ему этого не позволяла.

— Перво-наперво — запомни! — объявила Трясучка. — По заклятью моему назначено сестре твоей до скончания века в змеином обличье пребывать. Сие заклятье крепкое, и ежели за первые трое суток я его не сниму, то после и мне самой его не снять. Так и останется раба божья Елена гадиной ползучей, пока смерть не придет. А как придет смерть, то душа ее в ад направится, ибо змеиные души бесу принадлежат…

Петьку будто в ледяной колодец окунули, когда он все это услышал. Он ни рукой, ни ногой пошевелить не мог, не то что рот открыть.

— Но если ты не побоишься в следующую ночь пойти один в Мертвую деревню, то спасешь сестру. А делать там надо вот что…

Трясучка сделала паузу и пристально поглядела на Петьку своими узкими глазами, почти потерявшимися среди морщин. И вдруг глаза ее засветились оранжево-красным светом, засветились, будто два уголька. Но Петька при этом не тепло ощутил, а холод и оцепенение, да такое, будто его уже не в ледяную воду опустили, а в ледяную глыбу вморозили.