Роберт Маккаммон - Лебединая песнь. Последняя война Страница 18

Теперь все закручивалось вокруг него. Он ощущал нервные пальцы, зависшие над красными кнопками по всему миру. Летчики реактивных самолетов готовы сражаться, командиры подлодок вслушиваться в подводные шумы, старые львы готовы кусаться. И что самое изумительное, так это то, что они делали это сами по себе. Он чувствовал свою почти полную безнадобность для этого, но его звездный час быстро приближался.

Единственное, что его беспокоило, чтобы это быстро не кончилось, даже при всем том, что молния готова сверкнуть. Нужно, чтобы оставались еще островки людей, чтобы маленькие городки боролись за выживание, как крысы у взорванного фундамента. Он очень хорошо понимал, что огненные смерчи, ураганы радиации и черные дожди уничтожат большинство их, а те, кто останутся, тысячу раз пожалеют, что не погибли.

А в конце всего он станцует «ватуси» и на их могилах.

Уже время! Тик-так, тик-так, думал он. Ничто не остановит время.

Он — терпеливое создание, но ждать пришлось слишком долго. Еще несколько часов только разожгут его аппетит, а он очень, очень голоден. А пока он наслаждался, разглядывая себя в этом фильме.

Занавес поднимается! — думал он, и рот в середине его лба ухмыльнулся, прежде чем исчезнуть в плоти, подобно червю в мокрой земле.

Время зрелищ!

ГЛАВА 7

СУДНЫЙ ДЕНЬ

10 часов 16 минут.

(восточное время)

Нью-Йорк.

На крыше машины вращался голубой фонарь. Лил холодный дождь, и молодой человек в желтом дождевике протягивал руки.

— Дайте ее мне, леди, — говорил он, и голос его звучал так глухо, как будто он говорил со дна колодца. — Пойдемте отсюда. Дайте ее мне.

— Нет, — закричала Сестра Ужас, и лицо мужчины распалось на кусочки, как разбитое зеркало. Он простерла руки, чтобы оттолкнуть ее, и затем оказалась сидящей, а кошмар таял по кусочкам, как серебряные льдинки. Звук ее крика эхом бьется между стенами из шершавых серых кирпичей, а она сидит, ничего не видя, пока постепенно успокаивающиеся нервы сотрясают ее тело.

О, думает она, когда в голове проясняется, это плохо. Она прикасается к своему липкому лбу, и пальцы становятся влажными. Оно было рядом, думает она. Юный демон в желтом дождевике опять был тут, совсем рядом, и он чуть не забрал мое…

Она хмурится. Забрал мое что? Мысль теперь ушла, какая она ни была, она пропала во мраке ее памяти. Она часто грезила о демоне в желтом дождевике, и он всегда хотел, чтобы она что-то дала ему. В кошмаре всегда был голубой свет, слепивший до боли ее глаза, и в лицо ей хлестал дождь. Иногда окружение казалось ужасно знакомым, и иногда она почти — почти — знала, чего он хотел, но она знала, что это демон или даже сам Дьявол, пытающийся оторвать ее от Иисуса, потому что после таких кошмаров сердце ее страшно колотилось.

Она не знала, сколько было времени или был это день или ночь, но желудок ее крутило от голода. Она попыталась уснуть на скамейке метро, но шум от орущих где-то детей мешал ей, и она поплелась, держа сумку на руках, в поисках более спокойного места. Оно нашлось под лестницей, спускавшейся в полутемную часть туннелей метро. Через тридцать футов под главным туннелем была сточная труба, достаточно большая, если скорчиться. Грязная вода стекала мимо ее туфель, а туннель освещался синими аварийными лампочками, которые высвечивали сеть кабелей и труб над головой. Туннель сотрясался от грохота проходивших поездов метро, и Сестра Ужас поняла, что над ней пролегли рельсы, но по мере того, как она продвигалась вдоль туннеля, шум поездов снизился до слабо отдаленного рева. Скоро она увидела свидетельства того, что здесь было любимое место членов Нации Бомжей: старые матрасы, засунутые в норы, пара бутылок и высохшее человеческое дерьмо. Она не поморщилась: приходилось видеть и худшее. Тут она и спала на этих матрасах, пока кошмар с демоном в желтом дождевике не разбудил ее; она почувствовала голод и решила выбраться назад к станции метро и поискать в мусорных ведрах, и, если повезет, найти также газету, узнать, не появился ли Иисус, пока она спала.

Сестра Ужас встала, закинула сумку на плечо за ремень и покинула нору. Она двинулась назад по туннелю, освещаемому смутным синим мерцанием аварийных ламп и надеялась, что ей повезет найти сегодня сосиску. Она обожала сосиски, обильно приправленные острой вкусной горчицей.

Туннель внезапно затрясло.

Она услышала треск ломающегося бетона. Синие лампы погасли, стало темно, потом они вновь вспыхнули. Послышался шум, похожий на вой ветра или уходящего поезда метро, несущегося над головой. Синие лампы продолжали разгораться, пока свет их не стал почти слепящим, и Сестра ужас прищурилась от их сияния. Она сделала еще три неверных шага вперед; аварийные лампы стали лопаться. Она подняла кверху руки, чтобы защитить свое лицо, почувствовала, как осколки стекла бьют по ее рукам, и с неожиданной ясностью подумала: Кто-то мне за это ответит!

В следующее мгновение весь туннель резко метнулся в сторону, и Сестра Ужас свалилась в поток грязной воды. Куски бетона и каменное крошево сыпались с потолка. Туннель метнулся в противоположную сторону с такой силой, что Сестра Ужас подумала, не оторвались ли у нее внутренности, а куски бетона стучали по ее голове и плечам, в то время как ноздри оказались забиты песком.

— Господи Иисусе! — закричала она, готовая задохнуться. — О, Господи Иисусе!

Сверху посыпались снопы искр, стали отрываться кабели. Она ощутила, что воздух насытился влажным паром, и услышала сильные удары, словно над ее головой раздавалось топанье бегемота. Поскольку туннель швыряло и толкало, Сестра Ужас прижала к себе сумку, удерживая равновесие при выворачивающих внутренности толчках, крик рвался наружу сквозь ее стиснутые зубы. Струя жара пронеслась мимо нее, едва не лишив ее дыхания. — Боже, помоги! — мысленно кричала она, почти задыхаясь. Она услышала, как что-то хрустнуло, и почувствовала вкус крови, потекшей у нее из носа. Я не могу дышать, о любимый Иисус. Я не могу дышать! Она схватилась за горло, открыла рот и услышала, как собственный сдавленный крик улетает от нее через трясущийся туннель. Наконец ее измученные легкие втянули глоток горячего воздуха, и она легла, скорчившись на боку, в темноте, тело ее сотрясали судороги, а мозг отупел.

Дикая тряска туннеля прекратилась. Сестра Ужас то теряла сознание, то приходила в себя, и сквозь это изнеможение пришел издалека словно бы рев уходящего подземного поезда.

Только теперь он усилился.

— Вставай! — приказала она себе. Вставай! Грядет Судный День и Господь приехал в своей колеснице, чтобы забрать праведников в Царство Божие.