Алексей Кунцевич - Жажда справедливости. Избранный Страница 18

—Хорош,— в спину сказала ему Вельда.

В полумраке комнаты, освещенной только свечами (ибо окна были занавешены тяжелыми красными шторами) стоял накрытый стол, за которым сидел седой с великолепно уложенными волосами смуглый лицом господин. В черных, как пропасть ночью, глазах играли отблески свечей. В глазах этих, смотревших из-под седых бровей тяжелым сверлящим до самого дна души взглядом, застыло выражение неподдельной грусти и непомерного страдания.

Граф Леонард пребывал в задумчивости. Взгляд его, полный страдания и печали, застыл на пламени свечи. Всё говорило о том, что Леонард находится в абсолютном отрешении от мира. Иногда он брал со стола хрустальный фужер с вином, пил из него, ставил фужер на место.

Видя, что сидящий в кресле во главе стола седой господин впал в задумчивость, Ипполит решил подождать, пока к нему обратятся. Простояв так с минуту, он всё же сказал, но тихо:

—Сир, я явился и жду ваших указаний.

—Что ты шепчешь?— необыкновенно низким голосом сказал Леонард и взглянул на Козлова,— мы не на похоронах. Садись к столу.— И указал на кресло напротив себя.

—Какие будут указания?— повторил Ипполит.

—Никаких, садись обедать. Ты выполнил то, что я тебя просил, остальное предоставим времени.

—А где Виконт?— спросил Козлов.

—Я здесь,— ответил де ла Вурд, выходя из зеркала трельяжа.— Монсеньор,— сказал он, обращаясь к Леонарду,— он приехал, как я и предполагал.

—Как его имя?— спросил тот, и интерес появился в его глазах.

—Александр Владимирович Кобальт. Он приехал два часа назад поездом из Москвы.— Виконт приземлился на стоящий по правую руку от Леонарда стул, вынул из внутреннего кармана толстый золотой портсигар, из него— сигару. Дунул на кончик, и тот затлел. Затянувшись с удовольствием, откинулся на спинку.

—Вельда!— крикнул Козлов,— садись.

—Сейчас,— раздалось из кухни.

—Он ничего не знает. Где мы, ему не известно,— сказал Виконт, не известно кого имея в виду.

—Зато чувствует.— Леонард взял со стола фужер и отпил.— Не забудь, что это я его наградил такими способностями. Следует быть осторожными и не привлекать особого внимания властей. Любая оплошность— шаг к нашей гибели.

В зал вошла девица. Подойдя к столу с левой стороны, она поставила поднос с фруктами на свободное место под канделябром. Тут де ла Вурд что-то заметил и схватил Вельду за запястье.

—Откуда?— рявкнул он и повернул руку девушки ладонью вверх. На запястье виднелся свежий шрам.

—Таксист,— только и сказала та.

—Чем?— спросил Виконт.

—Этим.— В левую руку Вельды из ниоткуда свалился медицинский брюхатый скальпель, покрытый рыжими пятнами.

—Не могла сказать сама?— прорычал Виконт злобно.— Хочешь, чтобы до нас докопались?

—Я думала уладить это своими силами,— тихо сказала Вельда.

—Какая тут к черту осторожность!— возмущался де ла Вурд.— Мы уже засветились.

—В чем дело?— спросил Леонард, подняв правую бровь.

—Не извольте беспокоиться, сир,— с уважением сказал де ла Вурд, затянулся в последний раз, и сигара пропала из рук его,— я вечером сам разберусь. Но покой города нарушен.— Потом обратился к Вельде: —Надеюсь, у тебя хватило ума разузнать, где улики? Или опять мне всё самому делать?

—Лаборант Островский,— обиженно надув губки, ответила Вельда.

—Как же,— вставил тут Козлов,— знаю я этого Островского. Девять лет назад по неосторожности перепутал всего два листочка с результатами анализов. Двое от этого скончались. Но никто о путанице не узнал,— замяли-с.

—Ч-черт!— воскликнул де ла Вурд,— Сегодня я думаю развлечься за его счет!

—Какая неосторожность!— послышалось над столом, и из воздуха прямо на стол свалился огромный попугай.— Зачем же нужно было нападать на таксиста? Ты бы его просто очаровала.

—Цезарь! где тебя-то носило?— спросил Козлов.

—Не помню,— нагло заявила птица и клюнула яблоко на подносе.— Черт его знает! Ипполит, скажи на милость, какой здесь снег на вкус? И как тебе понравился кот? Нежность его весьма похвальна.

Козлов что-то прорычал, потрогал следы когтей на щеке, но не ответил.

—Что ж, давайте обедать,— сказал граф и отпил вновь из фужера.

Без пятнадцати двенадцать ночи в лаборатории хирургического отделения железнодорожной больницы, что находится на улице Солнечной, сидели двое людей в белых халатах. Время было позднее, и они сидели здесь не один час. Присутствие одного вполне объяснимо; он являлся дежурным врачом. А вот другой, имя коего было, кстати, Виктор Павлович Островский, был лаборантом, и его рабочее время истекло в пять часов вечера. Островский, бледноватое лицо которого выражало крайнее изумление, сидел, приложившись левым глазом к окуляру мощного микроскопа, на предметном столике которого находился образец крови.

Дежурный врач, сидевший в это время на соседнем столе, курил, часто стряхивая пепел в пепельницу.

Наконец Островский оторвался от окуляра и воскликнул:

—Не понимаю!

Голос его был высоким, не свойственным мужчинам, тем более в его возрасте; Островскому недавно исполнилось сорок лет.

—Ты точно уверен, что это тот образец?— спросил дежурный врач, выпуская клубы дыма изо рта.

—Еще бы,— почему-то усмехнувшись, ответил Островский,— сам брал. Вот, смотри,— Виктор Павлович выдвинул левый ящик стола и достал снимок.— Я составляю заключение.

Дежурный, бросив курить, раздавил в пепельнице окурок, соскочил со стола, подошел к Островскому. Осмотрев снимок, заметил:

—Да, разрезано острым предметом. Ножом, наверное. Края обсосаны. Интересней не придумаешь.

—Криминалист, с которым я работал, обрисовал примерную картину. Вероятно, таксист подсадил убийцу, и тот напал с ножом. Во время борьбы, таксист, должно быть, вырвал нож, или каким-нибудь иным образом нож задел убийцу. Кровь убийцы оросила брюки шофера. Потекло сильно, видимо, задета была артерия или вена. Интересно то, что следы крови обнаружены только на брюках и сидении. Больше в машине ее нет. Вся она принадлежит не таксисту, вероятно— убийце. Возникает вопрос: куда же делось около двух литров крови шофера? Борьба произошла в машине,— об этом говорят глубокие следы на левой руке водителя от дверной ручки. Состояние крови в машине говорит о том, что владелец ее убит довольно давно, кровь очень густа.

Дежурный сунул руки в карманы халата и произнес:

—Кровь высосали, как ни дико звучит это. А разрез аккуратен! Видимо, таксист был без сознания, когда его резали.

—Разрез на руке убитого, что поразительно, изогнут точно вдоль вены,— сказал Виктор Павлович, подняв усталые и раскрасневшиеся глаза на хирурга.— Но кровь на брюках принадлежит не человеку, а, скорее всего, собаке.