Дмитрий Колодан - Мифы мегаполиса (тематическая антология) Страница 19

— Неужели не помните? — не сдавалась скуластая Альмира. — Такая красивая, с пушистыми белыми волосами, классная такая девочка?

— Это я, — Жанна постаралась произнести это как можно более отчетливо, но получился неразборчивый шепот. — Это я — Жанна…

— Ну, извините, — с сожалением сказала Альмира, выпрямляясь во весь рост и зачем-то отряхивая колени. — Да, не хотелось бы мне заболеть склерозам…

— В милицию мы все равно обратимся, имейте в виду, — повернулась она к мужчине. — Так что для вас это так просто не закончится, не надейтесь…

— Не буду вам препятствовать, — ответил мужчина и снова зевнул. — Но на сегодня, надеюсь, у вас все?

— До свидания, — Альмира вдруг вновь наклонилась и заглянула Жанне прямо в глаза. — Не сердитесь на нас, хорошо?

Скрипнули половицы, щелкнул выключатель — свет погас. Мама, Альмира и зевающий мужчина исчезли из мира Жанны.

Где-то невообразимо далеко стукнула, закрываясь, тяжелая дверь. На мгновение Жанну посетило странное, пугающее видение — оскаленные волчьи морды, ухмыляющиеся в спину незваным гостям. Заснуть, подумала она, скорее заснуть и убежать от этого тягостного, непонятного бреда в покой, тишину и пустоту…

Видимо, ей это удалось, потому что, когда Жанна вынырнула из забытья в следующий раз, во рту у нее было сухо и мерзко, как случается после долгого сна. Жанну разбудили странные звуки — кто-то, сидевший у нее в ногах, всхлипывал, закрыв лицо руками. Сначала она не могла разобрать ни слова, но временами прерывистое бормотание становилось понятнее, и тогда ей казалось, что она различает целые фразы.

— Прости, прости меня… я не хотел этого… не хотел… все получилось совсем не так… я не смог остановиться… почему, ну почему ты разрешила мне войти?..

Он хныкал, подвывая, словно обиженный ребенок, и Жанне вдруг стало смешно. Когда-то, миллион лет назад, совсем маленькой девочкой она играла во дворе с соседским мальчишкой в снежки и случайно засветила ему твердым белым шариком в глаз. Мальчишка заплакал, поскуливая, словно щенок, прижав обледеневшую варежку к пострадавшему глазу, и, глядя на него, Жанна не смогла удержаться от смеха. Почему она вспомнила об этом сейчас?

— Мне казалось, что если я люблю тебя, тебе ничего не грозит… с другими было не так, они всегда оставались просто едой… а ты. — ты была такой чистой, такой светлой… я боялся за тебя… не хотел заходить на твою территорию… берег…

Я берег тебя! — с обидой воскликнул он. — Охотился по ночам, ел только на стороне… А ты… ты сама, своими руками… — он снова всхлипнул.

«Уходи», — сказала ему Жанна. — «Я не люблю плачущих мужчин».

Она произнесла это мысленно — язык не слушался ее, из горла вырывалось только прерывистое горячее дыхание. Но он каким-то образом услышал — прекратил рыдать, выпрямился и быстрым, плавным движением переместился поближе к ней. Теперь она видела его лицо. Красивое, бледное лицо, обрамленное длинными черными кудрями. Огромные широко распахнутые глаза.

— Жанна, — сказал он очень ласково. — Жанна, девочка моя…

Ледяная ладонь легла ей на обтянутый пергаментной кожей лоб, взъерошила высохшие, словно солома, седые волосы. Рука чуть заметно вздрагивала, и это было неприятно Жанне.

— Прости меня, моя любимая. Как жаль, что источник почти иссяк…

Он наклонился и легко коснулся губами ее морщинистой кожи.

— Сейчас ты заснешь, девочка. Заснешь и увидишь очень хороший сон. Ты будешь спать долго… и увидишь себя самой красивой, самой счастливой и любимой девушкой на Земле… Спи, моя хорошая… Я буду с тобой… я буду с тобой всегда…

И она послушно закрыла глаза.

12

«ПРИГЛАШАЮ сиделку для ухода за тяжелой больной. Требования: МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА, медицинское образование желательно, возможна подмосковная прописка или регистрация. Звонить ПОСЛЕ 19.00. Спросить Леонида».

Лора Андронова

ФЕЛИДИАНИН

Мирта появилась на сто седьмой день около десяти часов утра. Зашелестели опавшие листья, скрипнули переброшенные через канаву мостки. Я знал, что это она, но все равно вышел из укрытия и, прячась в тени разросшегося за лето дикого винограда, следил за ее приближением.

Я ждал.

Я ждал этого момента так долго, что иногда считал его свершившимся. Слова, которые я должен был сказать, давно выросли, вызрели во мне, они нетерпеливыми горошинами перекатывались под языком, тревожа, мешая.

Я должен объяснить все: где я пропадал эти месяцы, почему не мог появиться раньше. Рассказать, как надеялся, как искал ее.

Мирта.

Мир-та. Мир. Та. Имя-придыхание.

Она не изменилась: те же черные, стриженные короткой щеточкой, волосы, подростковые неуклюжие движения, беспокойные глаза. В пальцах тлела сигарета.

— Ты так и не бросила, — пробормотал я. Странно, что я подумал именно об этом, хотя никогда ничего не имел против курения.

На ее левой руке, на тыльной стороне ладони, был шрам — тонкий, четкий, как от пореза стеклом.

Возле забора Мирта остановилась. Я подался ей навстречу.

«Сейчас, — грохотало в висках. — Сейчас, сейчас…»

Тень виноградных листьев падала мне на лицо, холодила щеки и лоб. Я не дышал, ловя каждое ее движение, впитывая горьковатый табачный запах. Сердце не билось. Его просто не было — только пустой, ожидающий могильный провал.

Стоявшая на дороге Мирта — уже такая близкая — оглянулась, посмотрела на часы и пошла дальше — к видневшим-

ся за деревьями кирпичным пятиэтажкам. Ее силуэт в темной аллее все удалялся и удалялся, пока не скрылся совсем.

До последнего мгновения я был уверен, что она меня заметит. Почувствует, что наблюдаю за ней, поднимет голову и заглянет мне в глаза. Я твердо знал, что связывавшие нас нити не дадут ей пройти мимо.

Всем нам свойственно ошибаться.

Я не знаю точно, что случилось потом. Угольный смерч окружил меня, подхватил и понес за собой — вниз, в беспамятство. Я что-то кричал, но слова растворялись и утекали прочь — прозрачные, беззвучные. Я падал.

Падал…

…Когти царапнули ладонь — раз, еще раз. Острые зубы коснулись шеи, мочки уха. Боль была ощутимой, она вцепилась в меня колючей лентой, обхватила и вытянула на поверхность.

Когда черный рой немного рассеялся, я выбрался на ступеньки беседки. Солнце еще висело низко, едва просвечивая сквозь сосновые стволы. На выложенной красноватой плиткой дорожке лежали полосы теней. Влажно пахло землей. Я встал и облокотился на перила, любуясь своим воинством.