Инесса Ципоркина - Меня зовут Дамело. Книга 1 Страница 19

Иногда Дамело кажется ей законченным аспи,[51] аутистическим психопатом, которого следует научить смотреть людям в глаза, слушать их речи, щадить их чувства. Или предупредить о чем-то, снова выручить, прикрыть ему спину, вытребовать благодарность, сковать этой благодарностью, точно цепями — а потом вернуть ему его драгоценную свободу с той же небрежностью, с какой он отказывается от любой защиты, от любого покровительства.

Тата не знает, просто не знает, как дать понять Дамело, что она существует.

Возможно, действовать от противного, не так, как все. Чтобы увидел этот… индеец: она, Тата — другая. Не быть Маркизой элементарно: не отираться возле Дамело, не раздевать его глазами, не смотреть выжидательно, не таскаться с ним в чулан, чтобы вывалиться оттуда через несколько минут, цепляясь за стену, неся на себе запах распаленного мужского тела. Не, не, не — целый перечень запретов, которых индейский кобель даже не замечает. Для него, похоже, существует лишь две категории женщин — готовые перепихнуться в чилауте и не готовые. Последних Дамело не замечает вовсе. Ну а первым либо открывает допуск к своему телу, либо не открывает.

Допуск! Вот мысль, которую следует обдумать и воплотить в жизнь раньше, чем будущая хозяйка «Эдема» опустится до мести паршивке Маркизе.

Тата не понимает, злится она на Дамело или на себя. И старается не вспоминать, как при виде него, выходящего из чертова чулана в расстегнутом белом кителе, у нее на секунду слабеют колени. Она слишком самолюбива, чтобы воспользоваться безучастной щедростью этого замкнутого парня, раздающего себя всем желающим, словно он колода карт. Странная колода. Тата не села бы играть в ТАКОЙ покер, но ее никто не спрашивал.

Назавтра кечуа делает что задумал — кладет на стол заявление об уходе. Постояв для порядка над оцепеневшим Эдемским, Дамело покидает кабинет начальства, оставляя позади этот круг ада и начиная следующий. Пара недель отработки, и он свободен, чтобы вновь метаться в поисках работы, аккурат попадая в межсезонье: новогодние праздники позади, до масленицы далеко, сладкоежки в ужасе мнут животы и бока. Впрочем, это самый худший расклад. Есть вероятность, что борьба за нравственность на кухне «Эдема» закончится не начавшись и Тата внезапно узнает: не все в саду эдемском ей подвластно. Если она здесь Ева, то Дамело здесь дьявол. Супайпа.

Главное, твердит он себе, не верить белым, чьи клятвы ничего не стоят. Словами они нарисуют тебе радугу выше неба, пока в глазах у них стынет черная прорубь. Загляни и убедись: всё ложь. Лжа. Лажа.

В ту ночь ему впервые за долгое время снится Трехголовый.

Дамело не любит разговаривать со средней головой. Она такая нравственная и одновременно не по-хорошему опытная, что поневоле начинаешь подозревать Среднего во всех грехах. И в первую очередь в попытке что-то сотворить из Дамело, как будто тот — мягкая глина в руках бога-творца.

— Imay pachakama,hayk'ay pachakamakawsachiwaymarq'ariwayhat'alliwaykay qusqaytari chaskiwaymaypis kaspapisWiraquchaya…[52] —

в довершение всего лениво мурлычет средняя голова. Индеец и сам иной раз напевает на гортаном, ни на что не похожем языке кечуа, когда требуется отвлечь собеседника, соперника, противника. Например, за картами.

Дамело чувствует, как его бросают на стол. Точно кусок глины на гончарный круг. Точно тестяной ком на разделочную доску. Точно козырь на зеленое сукно. И понимает: так и есть, он карта. Не пошевелиться, не оглядеться, не вырваться. Все, что остается — лежать и терпеть, вникая, зачем в этот раз Трехголовый избрал не разговор, а игру. Да еще такую, в которой Сапа Инка сполна ощущает свою беспомощность и невежество. Он даже не знает, каково его достоинство, кто он — король, туз, валет, шестерка? Хорошо, что не дама. И Дамело надеется, что не двойка.

По глазам игрока не поймешь. Ведь это Средний.

Средняя голова Трехголового похожа на племя белых больше, чем старшая с младшей. Наверное, потому и чудится на дне зрачков Среднего вязкая, тягучая темнота, непроглядная, словно глаз проруби в обрамлении синего-синего льда.

— Хо! — слышится смешок Младшего и лицо Дамело накрывает узорчатая рубашка. Сапа Инка бит. Есть в этой колоде и более старшие карты. Кто бы сомневался. — Трое сбоку — ваших нет!

Трехголовый играет в подкидного дурака. Сам с собой, используя две пары лап, верхнюю и среднюю, отгородившись сам от себя, чтобы не подглядывать. А вместо карт у него — Дамело и… И кто? Отчего-то индейцу очень важно знать, каковы остальные карты и в каком порядке следуют. У кого бы спросить, а главное, чем, когда ты всего-навсего плоская картинка на глянцевом кусочке картона?

Рядом слышится могучий огненный выдох и Дамело поднимает в воздух вместе с остальной колодой. Карты несет огненный вихрь, они горят, горят, распускаясь золотыми кувшинками в багровой реке. Все, что успевает заметить Дамело: летящую рядом карту скручивает черным обугленным листком, в рамке огня виднеются распахнутые женские глаза и знаки в уголке — шестерка червей.[53]

Индеец не знает наверняка, чьи это глаза, Маркизы или Сталкера. У его адских гончих ресницы, как стрелы, и радужка цвета гречишного меда. Кому из них судьба сгореть первой? Он может узнать, может. Если пойдет на поклон к опекающим его тварям — к Трехголовому или к Тласольтеотль. Или спросит у Амару, стража царей, хранителя неудобной и неприличной правды. Но Дамело не хочет правды. Не хочет узнавать, не хочет выбирать. Хотя выбор — он такой, следует за знанием, будто гончая за электрическим зайцем, бессмысленно и неотвязно. Молодому кечуа достаточно и того, что Маркиза со Сталкером висят у него на хвосте, молотя сильными лапами воздух, раззявив пересохшие от бега пасти, наслаждаясь соперничеством. Дамело плевать, кто из них воображает себя победительницей. Рано или поздно та, что вырвалась вперед, сообразит: ее приз, ее добыча вне пределов досягаемости.

К тому же индеец чует: гончая свора пополнилась еще одним зверем. Теперь их три, включая будущую хозяйку «Эдема». И ни одной не нужен Дамело, зато каждой требуется что-то свое: Сталкеру — хотя бы парой лет любовной идиллии оправдать свою страшную сделку с Тласольтеотль, а там не страшно и умереть, меняя шило на мыло, здешний ад на нездешний; Маркизе — возможность глядеть свысока на всех, кто знает и кто не знает про чилаут, пропитанный устричным запахом спермы, словно бумага водой — насквозь; Тате… Что нужно Тате, индеец не знает, да и не интересуется особо. Знает только, что ни одна из них не получит того, о чем мечтает, даже если Дамело достанется победительнице весь, в руки ей вывернется сердцем наружу. Нет треков, на которых раздают подобные призы, нет.