Геннадий Демарев - Посвященный во мрак Страница 2

– Молод ты ещё, – начальствующе-покровительственно ответил шеф. – Ты, парень, привык к городской жизни, ты – дитя асфальта. Вместо того, чтобы вопить об увольнении, лучше бы попытался завоевать доверие и уважение у односельчан.

– Погодите, вы хотите сказать, что меня, по мнению сельчан, уважать пока не за что? А, скажите на милость, кто возится с их детьми? Кто сумел превратить их из троечников в отличников, кто добился, чтобы эти детки четыре года подряд побеждали на районных и даже областных олимпиадах по истории и географии, кто панькается с ними после уроков, – несмотря на то, что у меня есть и свои собственные проблемы… да и денег я за это не получаю… «Уважение«…Пока меня не поселили в селе, ко мне даже взрослые обращались за консультациями: по крайней мере, три семьи от развода или измен я спас. В конце – концов, я имею за плечами не только педагогическое, но и философское образование, поэтому сумею прожить и без Волчка, если уж на то пошло!.. Уважение, чёрт побери! Чем ещё, скажите на милость, можно его заслужить, как не качеством своей работы?

– Всё это я знаю, – ответило начальство. – Но в селе ценят физический труд. Попробуй летом поработать в колхозе, а ещё лучше будет, если ты женишься на местной, обзаведёшься хозяйством… Вот увидишь, как изменится положение. Это тебе мой единственный совет.

– Вот как? Насколько я понимаю своим скудным умишком, вы с позиций своего опыта советуете мне угробить отпуск на труд, который отнюдь не будет способствовать моему профессиональному росту. На последней конференции учителей вы сами сказали, что я – «лучший историк района». Как вы полагаете: благодаря чему? Да благодаря тому, что я постоянно занимаюсь своим делом. Кроме того, почему мои работы пользуются авторитетом даже в научных кругах столицы? Да потому, что каждую свободную минуту я посвящаю работе и научным изысканиям. Если отпуск я проведу не в беседах с умными людьми, не в своих занятиях, значит, в следующем учебном году я стану равным большинству педагогов, которые вместо того, чтобы сделать урок интересным, думают о свиньях и о деньгах.

– Ну, это ты уже слишком! – возмущённо воскликнул заведующий, вставая с кресла. – По – твоему, большинство учителей – свинари?! По – твоему, они ни за что получили звания отличников и методистов? По – твоему, ты один стоишь их всех? Нет, наш район богат великими педагогами!

– Знаю я этих «великих педагогов», да и вы знаете не хуже моего. Я не одному из них помогал писать проекты уроков, которые сами они придумать не могут, потому что их головы забиты свиньями, коровами и тому подобными вещами. Все ваши методисты и отличники не стоят на поверку и ломанного гроша. Вот скажите: как это получается, что проучившись под началом «отличников» да «методистов» по одиннадцать лет, выпускники пишут диктанты с тридцатью ошибками? А о сдаче тестов и вступительных экзаменов в вуз и речи быть не может.

– Может ты и прав, но не все учителя такие. Многие протрудились на школьной ниве по сорок лет! Потому не смей брезговать тем, что приемлемо даже им. Свиньи? А разве возможно прожить без них, поселившись в селе? Где взять мясо и деньги? Да я и сам после работы спешу к хозяйству! Гордец нашёлся, подвижник…

Гнев постепенно охлаждался. Заведующий выдержал паузу, после чего, усевшись в кресло, продолжал:

– Короче говоря, я отказываю тебе в увольнении, хотя, конечно, по закону ты можешь это оспорить. Пока ты будешь судиться, начнётся новый учебный год и нового места тебе не сыскать. Я отказываю, потому что ты действительно хороший специалист. Что касается создавшегося положения, могу лишь повторить ранее сказанное: старайся завоевать уважение в селе. Я даю тебе дельный совет, а кроме того, предлагаю ощутимый заработок. Ты, кажется, выплачиваешь бывшей супруге алименты и, естественно, испытываешь финансовые затруднения… Тебе следует подумать об устройстве своей судьбы, а вместо этого ты с высокомерием относишься к сельским хозяйкам. Чего ты ищешь в жизни, как ты вообще думаешь жить дальше?

– Я ищу только возможности заниматься своим делом спокойно, – заявил посетитель. – Я вовсе не брезгую сельским трудом, и уж тем более не брезгую сельскими женщинами, – при этих словах он улыбнулся, – но поверьте, что ни то, ни другое мне сейчас ни к чему. В ответ на законную просьбу об увольнении я услышал отказ типичного хозяйственника, – это, в конце – концов, тоже меня устраивает. Однако я не в силах понять нескольких вещей. Во – первых, за что меня невзлюбили в селе? Во – вторых, почему меня вселили именно в тот дом, которого ужасается всё село? В – третьих, в чём состоит реальная причина вашего отказа в увольнении? В – четвёртых, почему вы склоняете меня превратиться в стандартного сельского учителишку, пожизненного раба? Я вовсе не брезгую сельскими женщинами; напротив, они мне нравятся больше, нежели городские: они живее, свежее, чем городские, они богаты природными соками жизни, а не хлористыми испарениями…Но их мышление насквозь материальное, приземлённое, потому я и не женюсь. Я мог бы с вами судиться, как вы сами сказали, но это для меня слишком позорно. Потому я принимаю ваше предложение остаться, – хотя бы для того, чтобы разобраться во всех загадках до конца.

– Что ты мне лекции читаешь? – вскричал начальник. – Я тебе сказал, а ты подумай. А теперь ступай, потому что я должен работать.

После сего неприятного разговора учитель не спеша направился к выходу из здания. Коридор был длинным, потому успела прийти в голову мысль о зарплате. И действительно, почему бы не заглянуть в кассу: а вдруг отпускные уже начислены? «Как только получу, сразу же уеду отсюда, даже без трудовой книжки!» – учитель допустил эту мысль, вовсе не собираясь воплощать её в жизнь. В этой стране без документа о трудовой деятельности никуда не денешься.

– А, Волчок пожаловал! – слегка игриво приветствовала его служащая, едва он переступил порог прохладного кабинета, в котором воцарилась бухгалтерия с кассой.

Женщина лет тридцати шести, на лице которой сохранились следы так называемой студенческой юности. «Неужели и она ежедневно спешит к свиньям?» – спросил себя посетитель, приближаясь к её столу, заодно здороваясь и придавая своему лицу добродушное выражение. Женщина находилась в кабинете одна: вероятно, её коллеги не успели вернуться с обеденного перерыва, – как же, пока накормят своих свиней!..

– Почему вы не в настроении? – простодушно поинтересовалась она, глядя ему в глаза.

«Досадно, что заметила, – промелькнуло в сознании. – Но обладает чутьём и, вероятно, добра.»

Отметив сие, учитель невольно проникся к ней некоторой симпатией.

– Да вот, просил увольнения…

– И?…

– Отказали, – вздохнул он.

– Как? – удивилась она.

– А… – отмахнулся он, словно от надоевшей мухи… и выложил ей всю свою историю.

– Я чужой здесь, Село маленькое, в нём царит свой микроклимат, свои законы, свои ценности. Не ужиться мне там.

Собеседница, выдержав паузу, поинтересовалась:

– А почему бы вам и в самом деле не жениться? Посмотрите, сколько вокруг красивых и хороших девушек!

Учитель только пожал плечами в ответ. Женщина задумалась, заметно погрустнев.

– О, что вы! Я, входя сюда, вовсе не задавался целью вводить кого – то в грусть. – опомнился он, но дама остановила его лёгким жестом довольно красивой руки.

– Ничего, Коротаев, это я невзначай припомнила историю, сходную с вашей. Никогда бы не подумала, что она именно о вас. А сколько вам лет?

– Двадцать шесть. А что?

– Моложе своей внешности… Странно как – то всё… Короче говоря, я слышала, будто в доме, где нынче обитаете вы, тридцать лет тому назад проживал некий человек. Он занимался чёрной магией.

– Ого! Но это ещё не повод третировать меня так, словно я – его наследник.

– Нет, конечно… Но на протяжении десяти лет, в течение которых тот человек жил в Волчке, во всех окрестных деревнях часто пропадало молоко у коров, бесследно исчезали дети. Однажды его застукали на горячем, когда он препарировал тельце новорождённого. Попытка схватить его оказалась неудачной: преступник зажал трупик под мышкой, произнёс заклинание и исчез в огне, невесть откуда возникшем, со словами: «Я вернусь через много лет, и вы ещё поклонитесь мне!» Понятно, что он был объявлен в розыск, вся милиция долгое время билась в усердных поисках, но куда там – ищи ветра в поле…

– Неужели аборигены считают меня… тем самым магом, который вернулся за поклоном? – от удивления учитель приподнялся.

Женщина пристально посмотрела в его серо – голубые глаза.

– Не знаю… Хотя, по – моему, у магов таких глаз не бывает.

Коротаев густо покраснел. Слышать комплименты от женщин ему доводилось нечасто: он не был избалован их вниманием. Как понимать эти слова: простодушие, констатация факта или… намёк? В течение трёх лет он не был близок с женщинами в полном смысле этого слова. Случайные, кратковременные встречи, иногда даже выливавшиеся в целые приключения, можно было расценивать всего лишь как порыв сердца к женскому теплу. Но, несмотря на то, что молодой человек бережно относился даже к подобным воспоминаниям, ему не приходила в голову мысль о женитьбе. Слова женщины заставили его на минуту задуматься. «Она старше меня, по крайней мере лет на десять. Скорее всего, замужем, обременена заботами… Нет, намёк исключён.»