Тьма под кронами (СИ) - Погуляй Юрий Александрович Страница 2

Постепенно уже все посетители галереи переключали внимание с живописи на эффектную рыжеволосую женщину и ее импозантного спутника, не спускавшего с нее глаз. Ими откровенно любовались. А однажды случился неприятный эпизод, когда какие-то божие одуванчики из вымирающего поколения интеллигентных москвичек начали вслух высказывать предположения, какие у них, должно быть, красивые детки… Анна в тот момент чуть не вскрикнула, как будто ее ошпарили кипятком, но быстро взяла себя в руки и повернулась к мужу с теплой улыбкой на лице, только кожа ее была пунцовой, почти сливаясь с цветом волос, и зрачки были как острые гвоздики в окружении стальной холодной радужки.

В тот раз Сергей понял, что одержимость жены ребенком — не бабская блажь, и никогда больше не возражал ни против чудовищных расходов на обследования и лечение, ни против всяческих процедур и экзекуций, которым Анна подвергала себя снова и снова…

На выставку Брюллова они не попали — какая-то нездоровая тяга московской публики к искусству образовала гигантскую очередь, а билетов онлайн, естественно, уже давно не было.

— Давай прогуляемся, — поспешно предложил Сергей, вглядываясь в решительное лицо жены и со страхом представив, что она сейчас займет очередь и они проведут несколько часов на холоде среди жаждущих видеть картины, похожих на впавших в прострацию наркоманов, людей, — Пойдем в Горьки-парк, там недавно что-то такое расцвело… я у кого-то в Инете видел… красивые такие, то ли подснежники, то ли гладиолусы…

— Может, гиацинты? — ухмыльнулась Анна.

— Во, точно! Гиацинты. Пойдем, посмотрим, селфи понаделаем.

Анна колебалась недолго, ей и самой уже не очень хотелось воспринимать искусство после пытки холодом и скукой.

Орденоносный парк был, как всегда, помпезен — даже без летнего лиственного буйства. Вечнозеленые насаждения вполне справлялись с функцией декорации к пестрым коврам из цветущих луковичных — крокусов, гиацинтов, ранних тюльпанов и нарциссов, эффектно окруженных, словно рамкой, бордюрами из тающего снега. Воздух был непривычно свежим для города. Сергей рискнул купить лимонное эскимо, Анна же предпочла кофе и каждый раз передергивала плечами, глядя на мужа, как будто ей было холоднее, чем ему.

Уворачиваясь от скейтеров и роллеров, отважившихся открыть сезон, они прошли довольно приличное расстояние и решили уже повернуть назад, так как все симпатичные клумбы были сфотографированы, а тени среди деревьев начали густеть, готовые разлиться в плотные сумерки. Зажглись фонари, и как по волшебству затихли детские визги, смех подростков, тявканье домашних собак; парк опустел.

Вдруг совсем рядом, за поворотом на соседнюю аллею раздался громкий звук — взвыла бензопила. Анна подпрыгнула от неожиданности, и даже Сергей на секунду застыл и начал в недоумении вертеть головой, видимо, в ожидании техасского маньяка. Но, слава богу, звук не приближался, а, наоборот, стал глуше — пилу явно использовали по назначению, вонзая в древесину. Через несколько минут раздался характерный треск, и в завываниях пилы послышались более высокие ноты — работа, видимо, спорилась.

Через несколько шагов, в аллее слева, под ярким фонарем, супруги увидели двух мужчин в рабочей униформе и темноволосую женщину в светлом пуховике, с толстой папкой под мышкой, сосредоточенно наблюдавшую за большим старым деревом, все больше и больше склонявшимся к земле под натиском пилы.

— Наверное, старое дерево или больное, — предположил Сергей, когда они проходили мимо.

Женщина в пуховике, видимо, услышав его слова, обернулась и, словно ей задали вопрос, сказала:

— Это сакура. Да, дерево очень старое, можно сказать, с историей, но вполне здоровое. Каждую весну очень обильно цветет… цвело.

— Почему же пилите? — остановилась Анна и зачем-то вступила в разговор.

— Новый план развития парка утвердили… В концепцию не вписывается. В этом секторе оставляют рябины, березы и краснолистные клены. Сакура, решили, ни к чему. Она здесь одна, а вот на Ленинских горах — целый японский сад. Сначала хотели перенести дерево туда, но решили, что это нерентабельно и нецелесообразно…

— Жаль, — посочувствовала Анна и уже было развернулась к Сергею, чтобы уйти, как женщина заговорила снова.

— Саженец мой дед привез из Японии, он там работал послом, — она повысила голос, потому что пила завизжала особенно громко и тонко, разрывая последние сантиметры древесной мякоти. — Был с каким-то официальным визитом в городке Мацуяма, в префектуре Эхимэ. Во время русско-японской войны там располагался лагерь военнопленных, и до сих пор есть небольшое кладбище с могилами около ста русских солдат. Японцы к солдатам хорошо относились, они там жили не как пленные, а больше, как гости… За кладбищем ухаживают и сейчас, служат православные панихиды… Вот деду тогда и вручили несколько саженцев в подарок. Он, как полагается по протоколу, привез их сюда, в Москву, но прижилось только одно деревце, вот это. Когда дедушка вышел на пенсию, часто водил меня сюда гулять, мне здесь очень нравилось, я даже в Тимирязевку поступила учиться и потом сюда устроилась на работу. И дочку свою тоже сюда водила… Это было наше, как бы семейное дерево, — на этих словах дерево с шумом обрушилось на землю, и пила замолчала, — Теперь вот ни семьи, ни дочки, ни дерева…

Старая сакура умирала на холодной земле в оглушительной тишине.

— А у нас тоже есть сад, а в нем — вишня… Простая, без истории. И яблони, — зачем-то сообщила Анна, наверное, чтобы как-то завершить разговор, уже почти совсем стемнело и хотелось поскорее в тепло.

Женщина посмотрела на нее с какой-то странной надеждой, как будто ее только что осенила идея.

— Может быть, я дам вам несколько веточек? Попробуйте на вашу вишню прививку сделать. В саду будет очень красиво, когда ветки окрепнут и зацветут. Сейчас как раз благоприятное время — сокодвижение только началось.

Анна вопросительно взглянула на мужа, тот пожал плечами и торопливо закивал, ему тоже хотелось побыстрее уйти.

Женщина подвела одного из рабочих к умирающему дереву и указала несколько мест, с которых он острым ножом срезал прививочный материал. Завернув ветки в листок, выдернутый из папки, женщина обратилась к рабочим:

— Все, ребята, на сегодня. Уже темно. Завтра распилите с утра.

— До завтра, Саюри Сергеевна, — рабочие собрали инструменты и удалились.

Услышав это странное имя, Анна вдруг вспомнила, что совершенно точно видела эту женщину раньше…

…«Плешка», первый курс университета. Их группа сдружилась сразу, все оказались веселыми, амбициозными ребятами, детьми из хороших семей. День посвящения в студенты решили отметить у Макса, наследника сети автосалонов, в загородном доме в Голицыно — шашлыки, кальяны, фейерверк, вино и мартини… Поздно ночью, когда уже все настолки стали казаться невыносимо интеллектуальными, спать, разумеется, никто не собирался, а танцевать уже не было сил, и хотелось более примитивных развлечений, кто-то предложил старую добрую «бутылочку». Сработало — веселье вспыхнуло с новой силой. Дошла очередь и до Анны, она лихо крутанула бутылку, и та указала горлышком на молчаливую Киру, хрупкую длинноволосую брюнетку с неизменным шипастым чокером на шее и всегда одетую в черное.

Девчонки вокруг захихикали, парни восторженно взвыли, предвкушая пикантное зрелище. Пьяная Анна решила их не подвести, приблизилась к девушке пружинистой походкой пантеры и томно заглянула в глаза. Затем отвела с ее лица прядь волос, и их губы соприкоснулись.

Губы Киры были сладкими, ароматными и мягкими, но какими-то вялыми, словно переваренная в компоте вишня. Нет, Анне определенно больше по вкусу властные, требовательные и жесткие мужские рты… Она отстранилась от Киры и рассмеялась, глядя на ее кукольное личико с широко распахнутыми карими глазами, в которых горел самый неподдельный восторг — ошеломленная девочка явно испытала сейчас нечто особенное… Может, это вообще ее первый поцелуй?..

Веселье продолжалось, все дурачились, как будто знали друг друга уже сто лет, даже самые тупые шутки вызывали взрывы пьяного хохота… Лишь Анне было немного не по себе от гипнотических взглядов странной девочки с вишневыми губами.