Эдик - Петр Лопатовский Страница 2

спокойно мог разговаривать сидя к собеседнику спиной, продолжая делать свою работу. Танечка инстинктивно поступила так, как поступают многие девушки, когда перед ними открывают футляр с дорогим украшением на людях. Они стараются скорее закрыть его, так и Таня, схватив Эдика под руку быстро повела его к режиссеру, объясняя какие к нему есть вопросы. Эдуард тоже находился под впечатлением, которое на него произвела Танечка и на ее вопросы отвечал односложно.

Вечером того же дня, когда Эдик в своей коморке работал над автоматом ППШ необходимого для съемок на следующий день, к нему постучали. Дверь открылась и к каморку вошла Танечка. Она пришла чтобы передать, чего надо сказать она не делала никогда, несколько портупей и патронташ, требующих ремонта. Таня оглядела его коморку, увешанную недоделанными и разобранными автоматами, пистолетами и даже гранатами. Она никогда бы не сказала, что ее могут так заинтересовать эти мужские игрушки, но сейчас она с неподдельным интересом разглядывала все эти экспонаты. Поздоровавшись с Эдиком, Таня задала несколько вопросов относительно некоторых непонятных ей предметов. Эдик с удовольствием на них ответил и вдобавок рассказал несколько интересных историй про те модели оружия, которые ему особенно нравились. Разговор у них завязался, и они не заметили, как вышли со студии на улицу. Таня с Эдиком прогуляли часа три по городским окрестностям, заглянув в кофейню на набережной Яузы. Напоследок, осмелевший Эдик, недуг которого неожиданно отступил, предложил встретиться на выходных и сходить куда-нибудь. Танечка несколько смутилась и сказала:

— На этих выходных не получится я завтра на неделю уезжаю в командировку, а вот на следующих можно и сходить.

На этом они и расстались. На следующий день Эдик снова почувствовал недомогание, но превозмог себя и отправился на работу. Там он решил прибраться, и пол дня посвятил разбору и упаковыванию лежащих повсюду деталей и инструментов по полочкам, ящикам и крючочкам. Несколько дней он, борясь с недугом ходил на работу поддерживая себя ожиданием предстоящей встречи. Настал последний день ожидания Тани, завтра она должна была приехать. Эдик сидел на стуле оперевшись локтями на стол. Он только что принял порцию лекарств, но легче ему не становилось. Последнее время, он часто погружался в воспоминания. Особенно, ему не давал покоя один эпизод его жизни. Это был еще один момент связанный с тем памятным боем, но о котором Эдик никому не рассказывал. Он отстреливался из окна горящего дома, от наступавших боевиков. Даже когда крыша стала проваливаться, и начали падать горящие бревна, он продолжал стрелять. Однако боевиков было слишком много и спастись шансов не было. Неожиданно, стрельба по дому прекратилась, и Эдик понял, что его враги отошли. Видимо они решили в этом пожаре никому не выжить. Тогда сержант выбрался через окно и упал на землю рядом с объятым пламенем домом. Так он лежал некоторое время, но собравшись с силами встал и, взяв с земли свой автомат, пошел. Довольно скоро Эдик увидел, что его взвода больше не существует, все его солдаты погибли. Большинство лежали около домов, а несколько человек на пригорке у леса, видимо они пытались прорваться из окружения. Почти все строения, которые были в поле зрения Эдика оказались объяты пламенем и разрушены. Однако один дом, который был ниже других, и стоял ближе всех к лесу, не был тронут боем. Его стены, покрытые белой глиной, очень контрастировали с почерневшими стенами других домов. Эдик, собрав силы побрел к нему, надеясь, что там ему удастся отдохнуть и привести себя в порядок. Дом окружал низенький плетень, но калитка в нем была открыта. Пройдя внутрь двора, Эдик остановился и перевел дух. У него очень болела левая нога, видимо он вывихнул ее, когда выбирался из дома. Сделав еще несколько шагов, сержант приставил к перилам автомат и опустился на ступеньки перед входом. Вдруг он услышал, как со скрипом открылась дверь в дом. Он резко обернулся, но увидел лишь пожилую женщину, стоящую на пороге. Она сделала пару шагов и этого было достаточно, чтобы Эдик понял, что женщина очень плохо видит или вообще слепа. Он поднялся и как мог объяснил кто он, и что ему нужна помощь. Она качнула головой в знак того, что поняла и жестом пригласила в дом. Эдик вошел в небольшую комнату с лавкой и столом сделанных умелыми руками плотника. Напротив стола в стене была печь. Раненый солдат, доковылял до лавки, и с удовольствием уселся на ней, прислонившись к стене. Вскоре к нему подошла старуха, она принесла кувшин с теплой водой, чистое полотенце и маленькую баночку. Когда Эдик взял кувшин и полотенце, женщина сказала, что мазью из баночки нужно помазать раны. Сержант не стал привередничать и после того, как промыл и протер полотенцем те раны, до которых смог достать, он помазал мазью из баночки ожоги и порезы. Как не удивительно, но буквально через пару минут он почувствовал облегчение. Женщина в этот момент поставила на стол кувшин с молоком, чашку и кусок хлеба. Эдик жадно накинулся на еду, и утолив голод, рассказал о том, что случилось и как ему чудом удалось уйти.

— А ты и не умрешь от того, что стреляет. Так что нет тут ничего удивительного. Бояться тебе надо не пули, а того, что расплавит твое сердце — сказала женщина.

Эдик хотел расспросить ее о том, что она имеет в виду, но женщина больше ничего не сказала и вышла из дома. Немного отдохнув, он отправился в путь и вскоре встретил своих. Это был отряд, посланный на помощь его взводу. Сержант все рассказал командиру отряда о жестоком бое, и его отправили в госпиталь. Поправившись, Эдик вернулся в свою часть и еще некоторое время продолжал участие в боевых действиях. Несколько раз он ловил себя на мысли что то, о чем сказала встреченная им старуха, похоже на правду. Желание проверить это, переросло постепенно в навязчивую идею. Эдик довольно часто не оправданно рисковал в сложных боевых ситуациях, но выходил из них невредимым. Такое положение дел, почему-то сильно его угнетало. Когда же он наконец демобилизовался, но не захотел оставаться в Сербии и уехал в Россию. Однако там тоска его начала душить с еще большей силой, он крепко запил и пропал бы совсем, но как уже говорилось, его выручил Насонов и работа в студии. Его навязчивая идея о своей неуязвимости, постепенно оформилась в манию. У Эдика сложилось четкое мнение о том, что, если когда-нибудь не он проверит реквизит, обязательно случится