Шон Хатсон - Эребус Страница 2

Глава 2

Густой туман окутывал холмы и долины окрестностей Вейкли. Но вот взошло тусклое солнышко, и белесые клочья стали расползаться, открывая взору небольшой уютный городок, затерявшийся среди лесов, полей и перелесков, среди бесчисленных ферм, прилепившихся к пологим холмам.

Аркхэм, ближайший населенный пункт, находился в двадцати минутах езды, если ехать по шоссе, разделявшему местность на две почти равные части, разительно отличавшиеся друг от друга. Аркхэм — разросшийся деловой центр индустрии и коммерции, тогда как Вейкли зависел в основном от животноводства и пахотного земледелия, и вся жизнь городка множеством нитей была связана с хозяйствами окрестных фермеров. Земля вознаграждала тех, кто, не жалея сил, на ней трудился. Почвы здесь были на редкость плодородны, и, кроме тех, кто пережил неурожай 1964 года, никто в этих местах не помнил, когда бы природа обошла людей своей щедростью.

Город Вейкли являл собой удивительное сочетание старины и современности. На главной улице ветхие деревянные дома располагались бок о бок с магазинами и зданиями мелких офисов, выстроенными из красного кирпича. Старожилы чрезвычайно гордились своим городом, молодежь же, наоборот, поругивала — главным образом, за отсутствие достойных развлечений, и если бы не зал для игры в лото да дискотеки — дважды в неделю в молодежном клубе, — то в Вейкли бы и вовсе обходились без увеселений. Дни проходили в трудах и заботах, ночи — перед телевизором или в одном из шести местных кабачков. В атмосфере этих заведений также проявлялась своего рода хронологическая путаница: среди них были такие, где зимой, как и много лет назад, пылали старинные камины с решетками и где наотрез отказывались от столь подозрительных новшеств, как магнитофоны и проигрыватели; в других же заведениях клиенты развлекались за бильярдными столами, пили под аккомпанемент поп-музыки и, сидя перед огромными экранами, принимали сигналы спутников связи. Словом, город был на редкость «разностильным», и люди в нем жили самые разные, друг на друга непохожие, и все же в одном они были едины — в своем уповании на землю, в своей зависимости от нее.

Городские мясники закупали на рынке скот; многочисленные бакалейщики приобретали свой товар у фермеров и владельцев пахотной земли, даже хлеб в пекарнях выпекался только из местного зерна. Приезжали, конечно, и покупатели со стороны. Но город Вейкли ревностно хранил свой урожай, свои запасы, и покупатели обычно уезжали лишь с мелкими покупками, а то и вовсе без покупок.

Продукция соседних городов и селений, конечно, закупалась, но не часто и, как правило, большими партиями, ради дружбы. Подобное уединение, однако, не испортило характер местных жителей, им совершенно были несвойственны сухость, скука и уныние, частенько отравляющие жизнь членам изолированных общин. Тем не менее городок этот как бы прибывал в тени, во всяком случае, никто им не интересовался, да, пожалуй, и не знал о нем, разве что ближайшие соседи. Вейкли, однако же, не унывал: уютно устроившийся в коконе холмов, лесов и пашен, городок — как, впрочем, и добродушные его обитатели — прекрасно обходился и без посторонней помощи.

...Уже зазвучали в мягком утреннем воздухе голоса работников, поспешивших прийти к себе на фермы еще до зари. И засияло в небе яркое солнце, разогнавшее остатки тумана, подобные призракам. Вейкли оживал...

Глава 3

Кен Харгрейвс, недовольно заворчав, положил на стол кусок пирога.

— Тебе обязательно делать это здесь, черт тебя побрал? — прохрипел он, глядя на приятеля, изучавшего содержимое своей ноздри, находившееся в данный момент на кончике его мизинца.

Ник Дейли извинился и снова принялся за чай. В свои двадцать девять лет он выглядел на двадцать лет моложе своего коренастого коллеги, сидевшего напротив. Харгрейвс вновь взглянул на молодого человека, затем, словно вдруг вспомнив что-то важное, сунул в рот остатки пирога и уткнулся в лежавшую перед ним газету. Вокруг него болтали и смеялись, курили, пили чай и кофе и, конечно, ели: одни с жадностью, другие просто с аппетитом, а некоторые — как бы нехотя, с ленцой. Харгрейвс ежедневно вот уже тридцать два года наблюдал весь этот ритуал.

В городской столовой люди со скотобойни могли реально ощутить — действительно ли они «чертовски голодны»? Несколько молодых людей — а среди них и Дейли — ели с не меньшим аппетитом, чем Харгрейвс и его коллеги по работе. Харгрейвс же на аппетит не жаловался: перед тем как проглотить пирог, он умял три куска бекона и несколько крутых яиц. Но вот Дейли наконец насытился; лежавший перед ним яблочный пирог интересовал его уже гораздо меньше, чем разговор окружающих. А вот Харгрейвс, похоже, не сдавался, он пребывал в раздумье: чем бы еще набить желудок.

Лишь к запаху Харгрейвс так и не смог привыкнуть. Имеется в виду конечно же не сено, — против сена он ничего не имел. Жуткое зловоние, запах крови и испражнений преследовали его повсюду. Вот и сейчас, в хорошо проветренной столовой с кондиционерами, его донимал все тот же запах — запах смерти, приставший к нему, точно вторая кожа, запах стойкий, неистребимый, не устраняемый ни ароматным мылом, ни бесчисленными ваннами — ничем. Его одежда каждую ночь ее стирали — наутро источала все тот же едкий тошнотворный дух, сопровождающий его повсюду, как вечное напоминание о той работе, которую он выполнял. На скотобойне в Вейкли трудилось более пятидесяти человек, занятых на разных работах — от разгрузки скота до препарирования трупов и забоя. Харгрейвс был убойщиком. До пятисот животных в день проходило через бойню. Привозили же скот окрестные фермеры, некоторые в двухъярусных грузовиках, в которых помещалось около сотни свиней.

Харгрейвс, которому предстояло ввести в курс дела Дейли, помочь ему освоиться, поглядывал на него с некоторым беспокойством, периодически отрываясь от газеты, — молодой человек явно нервничал. Дейли, работавший на бойне всего несколько дней, впервые попал на участок, где закапывали скот; жутковатое место это называли «пещерой трупов».

Когда стрелки настенных часов подползут к 10.15 утра, молодой человек проследует за Харгрейвсом в загоны для скота, где домашний скот ждал своей участи. Дейли побледнел, уже думая о предстоящем, а его пожилой коллега улыбнулся, вспомнив себя, каким он был много лет назад.

— Если вы боитесь, что вас вырвет, то выйдите на это время. — Харгрейвс взглянул на Дейли.

Молодой человек судорожно сглотнул.

— Что?..

— Если вас стошнит, — пояснил Харгрейвс, — не делайте этого в мясной.

Дейли отрицательно покачал головой, на лбу его выступили капельки пота. Харгрейвс неторопливо допил свой чай и поднялся со стула, жестом приглашая молодого человека следовать за собой. Они покинули столовую, спустились по лестнице и оказались в длинном коридоре, в конце которого находилась стальная дверь. Харгрейвс открыл ее, пропуская Дейли вперед. Они вышли на галерею, протянувшуюся вдоль стен мясного сектора, высокого просторного помещения, действительно напоминающего огромную пещеру. Дейли, опершись на металлические перила, посмотрел вниз на загон. Сейчас там находилось несколько десятков волов, некоторые из них стояли неподвижно в каком-то странном оцепенении, другие беспокойно поводили головой, ударяя копытами в залитый кровью пол. Зловоние стояло невыносимое. Несмотря на мощные, громко гудевшие вентиляторы, в ноздри бил все тот же неистребимый запах, носившийся под сводами «пещеры» в потоках воздуха. Многочисленные двустворчатые двери были распахнуты, в одну из них сейчас прошли двое мужчин, тащивших тушу забитого вола, через ноздри которого был пропущен стальной крюк. Дейли невольно отвел глаза: он заметил, что тело все еще подрагивает.