Масако Бандо - Остров мертвых Страница 2

Саёри напоминала осторожную птичку, которая вспорхнет, едва к ней приблизишься. Сама же Хинако в те годы, пожалуй, больше всего напоминала тупую пугливую черепаху, запертую в громоздком тяжелом панцире и не способную выразить свои чувства. Любуясь похожей на цаплю Саёри, державшейся с необычайным достоинством, Хинако и сама мечтала стать такой.

Девочки были неразлучны, вместе взбирались на горы, бродили по речному берегу, рвали цветы. Саёри была замечательным другом, никогда не жаловалась, что с Хинако скучно, даже если та подолгу молчала. Впрочем, Саёри и сама была немногословной. Подругам хватало буквально нескольких слов. Обычно все их общение сводилось к простым фразам: «На реку пойдем?» или «Что-то есть хочется». Совсем редко они говорили о неприязни к кому-то из ребят или об отцовском наказании, но между ними никогда не возникало пространных диалогов, и уж тем более они не пытались утешать друг друга или обмениваться мыслями.

И хотя мать Хинако постоянно говорила, что они с Саёри два сапога пара, Хинако понимала — они совершенно разные. Просто обе толком не умели выразить свои чувства — вот и все сходство.

В память врезался день, когда у Саёри сдохла кошка. Зверек с вечера не вернулся домой, и девочки отправились на поиски. Саёри первой заметила лежащий у края дороги серый комочек. Кошка казалась безмятежно спящей и совершенно живой. Лишь на животе зияла огромная отвратительная дыра. Похоже, бедное животное стало добычей птиц или бродячих собак — все внутренности были выедены, среди почерневшего мяса белели ребра.

У Хинако перехватило дыхание. Пока Саёри всхлипывала, сидя на корточках перед кошкой, Хинако, в ужасе застыв позади, испытывала скорее безотчетный страх, чем сострадание. Маленькое мертвое тельце казалось восставшим из земли оборотнем, и ей нестерпимо хотелось броситься прочь от жуткого места.

— Саёри! Побежали бабушке скажем!

Но Саёри лишь отрицательно мотала головой, тихонько гладя кошку по загривку, ласково теребя хвост и окликая по имени. В конце концов она поднялась с земли и, подхватив любимицу под голову и хвост, понесла на руках. Из безвольно провисшего тела с обглоданной плотью капала мутно-желтая жижа, но Саёри, не боясь запачкать руки, отнесла кошку к обочине и уложила на траву. Затем подобрала ближайшую палку и стала рыть яму. В ответ на растерянный взгляд Хинако она объяснила, что должна сделать кошке могилу.

— Красивую могилу! Сделаю круглый холмик и выложу камнями. Даже специальное место будет для цветов и рыбы. — Саёри с упоением рассказывала, как замечательно у нее все получится. Она так увлеклась идеей строительства могилы, что совершенно позабыла о смерти кошки.

Именно в ту минуту Хинако смутно ощутила, что их с Саёри мысли разнятся, словно шелк и хлопок, а души воспринимают этот мир совершенно по-разному. Хотя, возможно, именно это различие их сближало.

Тем не менее после переезда они лишь обменялись несколькими простенькими письмами, и на этом их связь прервалась. Возможно, виной тому было неумение обеих облечь собственные эмоции в слова. И если лицом к лицу им еще удавалось понять друг друга, то, вступив в силу обстоятельств каждая в свою жизнь, девушки оказались в абсолютно разных мирах.

Они еще не стали достаточно взрослыми для того, чтобы заполнить словами время, проведенное в разлуке, и уже не были настолько детьми, чтобы обходиться вовсе без слов.

Став взрослой, Хинако, иллюстратор по профессии, научилась выражать свои чувства в рисунках, да и слова сделались ей более послушны. Рисунки стали ее друзьями, проводниками в окружающий мир, сыграв ту же роль, что орудия труда в прогрессе человечества.

Интересно, а чему научилась Саёри? Какой она стала? Вот бы поймать эту девочку-цаплю да заглянуть ей в душу. Может, тогда Хинако смогла бы ухватить то главное различие, что ускользало от нее в детстве?

— А-а-а… — В ее раздумья ворвался детский голос. Из передней части вагона со смехом выбежал забавный мальчишка.

— Эй, Нобухару! Не бегай, убьешься! — Мужчина в яркой гавайке поднялся с места и пошел за малышом.

Поравнявшись с Хинако, мальчик покачнулся и рассмеялся. «Вот озорник», — подумала Хинако, подхватывая его на руки.

— Извините! — К ним приблизился громогласный парень, по всей видимости отец, — худой, с зачесанными назад волосами, слегка тронутыми перманентом, и таким же, как у сына, выпуклым лбом.

Что-то знакомое царапнуло память. Кого-то он ей напоминает. Он протянул сыну руку и уже собирался вернуться на место, когда Хинако нерешительно спросила:

— Простите, вы случайно не Кимихико?

Парень удивленно обернулся. Это явно был он. В школе его прозвали Шаролобым за странный, выпуклый лоб.

Кимихико некоторое время в замешательстве глядел на нее, а когда Хинако представилась, изумленно воскликнул с сильным акцентом, мгновенно выдававшим в нем жителя Осаки:

— Хинако?! Ну надо же! — Он несколько раз оглядел ее. — Хотя теперь вроде и сам вижу, что Хинако. Совсем другая стала! Ни за что бы не узнал, — шумно удивлялся он.

— А что поделать? Двадцать лет прошло. — Хинако знала, что и правда сильно изменилась. Она ненавидела свои детские снимки, с которых на нее испуганно таращилась угловатая забитая девочка.

— И то верно. И где ты теперь?

— В Токио.

— Замужем?

Скрепя сердце Хинако ответила, что не замужем. После тридцати ей почти перестали задавать этот вопрос. Когда, предвосхищая расспросы, она рассказала, что работает иллюстратором, лицо у Кимихико вытянулось еще больше.

— Ил-люс-тра-тор! Слово какое-то иностранное. Клево!

— Да ладно, — поскромничала она, но про себя подумала, что рекламные постеры нескольких крупных компаний, которыми она занималась в последнее время, наверняка известны даже Кимихико. Работая под псевдонимом HINA, Хинако добилась изрядной популярности. «Это я тебя нашел», — раздался в голове властный мужской голос. Невольно сжав в руке веер, она спросила у Кимихико: — Ну а ты чем занимаешься?

— Да так, в Осаке торгую потихоньку. Осакский купец, — сказал он, потирая руки.

Хинако рассмеялась — Кимихико всегда умел развеселить одноклассников.

— О-о… В Осаке живешь?

— Ага. На Бон[5] приехал. А ты какими судьбами в Коти? Почему вдруг приехала?

Потому, что устала от работы. Потому, что хотела убежать от любимого. Потому, что соскучилась по детству. У Хинако было множество разных ответов, и она выбрала наиболее нейтральный.

— В Якумуре у нас дом остался. Мы его сдавали все это время, а теперь жильцы выезжают, вот и приехала посмотреть, что да как.