А. Мухитова - Бедная Лиза Страница 2

Папа пришел какой-то помятый и расстроенный и сразу же полез включать зомбоящик.

– Девочки, в мире что-то неладное творится, сегодня прилетел Игорь Владимирович из Питера, говорит, там люди какие-то ненормальные появились, на других кидаются как бешенные.

– Па, у тебя масло масленое, если они ненормальные и кидаются, то они и есть бешенные.

– Кудай сактайсын! – включилась в разговор мама. Брр, она в последнее время строит из себя истинную арийку, ой, то есть истинную казашку. Подозреваю, что это из-за коньюктуры и номенклатуры, у нас тут куда бы деться вовсю продвигают культуру сильномогучего казахского народа, каждый год учебники по истории модернизируют. Скоро будет как в анекдоте про двух батыров: Плыли по окияну 2 великих батыра, плыли, плыли и встретились и давай друг с другом бороться. И ни один другого победить не может. Так и затонули. А то место стало называться екибатыр. Не понятно? Ну екибатыр – экватор, а екі батыр переводится как 2 батыра. Не смешно? Ну и мне тоже. Достали уже. Я хоть и казашка, но на родном языке с пятого на десятое, а как иначе, предки сами в основном по русски общаются, а в школе училки казахского – сплошные слезы. Вот уеду в Канаду и в дупу ваш казахский, учите сами.

Предки, прилипнув к телевизору, начинают вздыхать и охать, а я иду на кухню, потому что целый день не емши, зато калорий потратила изрядно. На столе стоит блюдо с бешем[5], накрытое перевернутым табАком[6] и большой фарфоровый чайник с горячим чаем. Мммм, какая все таки у меня мама замечательная, глотая слюни, начинаю нагребать себе на тарелку исходяший паром бешпармак, ведь тютелька в тютельку угадала к моему приходу.

– Родители! – кричу я – кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста.

– Не сейчас доча – заглядывает на кухню мама, ты кушай, а мы попозже, там сейчас новости по НТВ.

– Ну и как хотите, а я сейчас умру, если хоть минутку помедлю.

Наевшись до отвала, осоловело откидываюсь от стола. Нда, чтоб сейчас такого сделать? А пойду, пожалуй спать, утро вечера, сами знаете.

Утром подрываюсь ни свет ни заря, несмотря на то что весна в разгаре, за окном какая-то подозрительная тишина. На часах еще нет 5-ти. Ну и ладно, поворачиваюсь зубами к стенке и пытаюсь уснуть. Сон, почему-то не идет. Ну нет, так нет, пойду, помучаю клавиши. На клавиши и аудио карту я полгода копила, урезая свои не очень-то прожорливые запросы. Да и невелика зарплата помощника дизайнера на полставки. Клава у меня вышла замечательная, м-аудио полноразмерная с динамическими полновзвешенными клавишами и той же конторы аудюха. Библиотека звуков, правда, пиратская, зато дешево и сердито. Пока винда загружается, достаю наушники, нечего домашних будить, подключаю к устройству ввода и вывода звуков. Ммм, хочу классическое фоно, задумчиво касаюсь клавиатуры, клавиши гладкие, чуть холодят кожу пальцев, впору представить, что материал клавиш слоновая кость и черное дерево. Аккорды ложатся сами собой, в ушах звучит старинная и немного печальная музыка Альбинони. Квартира растворяется, передо мной клавесин, под ногами узорчатый паркет, и через стрельчатые окна на него падает подкрашенный цветными стеклами солнечный свет.

– Ой, мам, добр утр, не заметила, как ты вошла.

Мама улыбается, она всегда так улыбается, когда видит меня за инструментом. Ей самой не удалось даже в музыкалке поучиться, поэтому для нее музыканты – это люди почти потусторонние и, без всякого сомнения, великие. Поэтому она очень гордится и хвастается моими успехами на этом поприще направо и налево. Зато соседи вешаются, недавно ко мне подходит соседка, тетя Роза, и говорит:

– Ляззат, ты так красиво поешь, только можешь петь не по ночам.

Это я записывала внезапносочиненную песню. Аранжировка-то записывалась слышимая только мной в наушниках, а вот когда я стала голосовую партию писать…

Сегодня мне надо ехать на объект проводить съемку, конечно, громко сказано объект, скорее пустырь, заваленный каким-то строительным мусором. Я забираюсь на пассажирское сидение квадратной праворукой мазды, Арман устраивается за баранкой. Арман – это тот самый дизигнер провокатор, благодаря которому я заболела горами. Съемка проходит штатно, т.е. я изображаю из себя памятник с линейкой, регулярно меняющий место дислокации, при этом вся умудряюсь перемазаться и наколоть ногу на хитро замаскировавшийся гвоздь, Арман ругается и требует доделать начатое, а потом хоть под машину кидаться. Я обижаюсь. Ему хорошо говорить, на нем камуфляжные штаны и какая-то серо-зеленая куртка, будь на них хоть килограмм грязи – и то не заметно будет, а я, как назло сегодня в светлых джинсах и белой куртке. Теперь штаны только фтопку, мало того что почернели, так еще и гвоздь этот распорол приличную дырищу.

– Ладно, не дуйся, как мышь на крупу, я тебя сейчас до дома доброшу – переоденешься – решил смилостивиться надо мной этот тиран.

Добрались на удивление быстро, пробок почти не было, хотя пришлось ехать в центр из тьмутараками под названием Калкаман, вроде и в черте города, но обычно пока туда доберешься можно роман написать, сидя в машине. Дома, с облегчением скинув изгвазданные шмотки в бельевой бак, решаю никуда сегодня больше не ехать, нафик, нафик, карма сегодня нехорошая. Я лучше поиграю немного… на фортепиано, пусть соседи, кто не на работе вешаются.

Увлекшись, я опять не заметила, как вошла мама, только закончив, вздрагиваю.

– Фу, мам! Так и до инфаркта можно довести, а почему ты не на работе?

– Мне что-то нездоровится – бодрится моя хорошая – сегодня, представляешь, когда я на работу ехала, какой-то ненормальный как накинулся и давай кусать всех кто под руку попал.

– Он тебя покусал? – вскакиваю со стула и сжимаю кулаки, в готовности покусать сама того, кто осмелился обижать мою маму.

– Да успокойся ты – смеется она – я далеко стояла, только палец чуть-чуть тяпнул, там такая суматоха была. Его потом еле спеленали – вздыхает ма – а на вид такой приличный. А плохо я себя уже на работе почувствовала.

– Так! – я настроена решительно – я тебя сейчас уложу и напою чаем, еще позвоню в скорую, спрошу надо ли какие-нибудь уколы делать, вдруг у него было бешенство.

– Ну ты скажешь! – снова смеется – это собаки бывают бешенные.

– Ладно, зубы мне не заговаривай, давай в постель. Только руки помой и лицо – кричу ей вдогонку.

Пиик, пиик, пиик. Да что за дела! Они там что, заснули или умерли все, а если у человека инфаркт? Битый час я набираю сто три[7], и хоть бы одна сволочь подняла трубку. За то время пока мама была дома ей стало хуже. Глаза у нее стали мутные, лоб весь в испарине и говорит она уже еле еле, неразборчиво. Я сижу рядом и держу ее за руку, я не дозвонилась ни с скорую, ни к одному из знакомых врачей, ни в справочную, единственный человек который поднял трубку – папа. Я сижу, глажу маму по щеке, бессильно кусаю губы и жду отца, я уверена, он приедет и все будет хорошо, он все знает, он все сможет. Наверное, это иллюзия, но мы с мамой всю жизнь были за папой как за каменной стеной.