Ольга Горовая - Бастет Страница 2

Приближаясь к двум охранникам, даже в темноте наступающего дождливого вечера, не снимающих черных очков, Бастет знала, что у нее не будет проблем с секьюрити, контролирующих личности небожителей, допускаемых в этот "Темный рай". Один из них кивнул, увидев протянутый ею клочок темного картона с серебряным тиснением на нем, и просто отступил, пропуская девушку внутрь помещения.

На секунду, ей даже стало жаль, что все так просто, как и всегда. Но потом, Бастет откинула сожаления. Она пришла танцевать, а не убивать. Можно и расслабиться.

Холл был темным и настолько огромным, что достаточно большое количество посетителей просто терялось. И оформлен он был скорее в мотивах ада, нежели рая, пусть и темного.

На стенах, в полутьме, мерцали светильники, задрапированные черной тканью, оформленные то ли золотом, то ли бронзой, Бастет лень было подходить уточнять. Не было интереса. Повсюду царила истинно декадентская роскошь.

В одном из углов этого зала-прихожей, располагался гардероб, в который она сдала свой плащ седому дедушке, блеснувшему хитрецой во взоре, с понимающей улыбкой разглядывая наряд, который она приобрела для этого "выхода в свет" их города.

Ей понравилось лениво-распущенная атмосфера, которая ощущалась с первого вдоха воздуха этого клуба. Пожалуй, он может стать ее излюбленным заведением.

Бастет остановилась у одного из огромных зеркал, которые висели на каждой стене, в массивных рамах, украшенных ангелочками. И усмехнулась шире, рассмотрев, что под маской ангелочков, прятались хитро щурящиеся чертята.

Положительно, ей все больше импонировало это место.

Она посмотрела в отражение, на невысокую стройную, почти до болезненной худобы, девушку, одетую в весьма короткое платье из шелка серебряного цвета, которое полностью открывало одно плечо и руку, и в то же время, закрывало вторую. Она не собиралась хоть кому-то показывать свою татуировку. Дорогая ткань, тонкой драпировкой лежала на груди и, мягко облегая фигуру, опускалась на бедра, где перехватывалась изящной цепочкой. Платье, едва ли, доставало до верхней трети бедра, успешно справляясь лишь с тем, что прикрывало ягодицы. Что ж, она давно не помнила, что значит понятия «скромность» и «комплексы». Это было пустым звуком для богини-кошки, которой она стала в этом городе. Дополняли наряд серебристые туфли на очень высокой шпильке и серебряные же сережки в виде плоских дисков на небольших цепочках, в ушах.

Решив, что внешний вид соответствует тому, что хотелось бы увидеть, она откинула назад завивающуюся прядь черных волос, доходящих до плеч, и пошла через холл туда, откуда доносилась музыка, игнорируя множество мужских взглядов, направленных на нее.

Ей не была нужна компания, она пришла танцевать.

В клубе "Темный рай" было несколько танцевальных залов, в каждом из которых преобладало лишь одно музыкальное направление. Бастет не собиралась узнавать, как они назывались. Ей было безразлично наименование звуков. Лишь бы они нравились ей. Она остановилось во втором зале, привлеченная тем, что здесь было меньше людей и удовлетворенная музыкой, которая играла.

Все залы были обставлены в разных стилях, но их объединяло явное наличие стиля и вкуса дизайнера, и его неуклонное устремление в глубины ада, явно подавляющее заявленные в названии небеса. Что было просто прекрасно, по мнению Бастет.

Не было небес, уж она-то знала, а вот пекло — в нем она некоторое время жила, и ей было легче поверить в его существование.

Бастет не хотела пить, а потому, прошла мимо стойки бара, направляясь к площадке для танцев, которая была почти пустой. Лишь пара парней, да одна девушка вяло двигались ближе к краю, совершенно не попадая в музыку, которую создавал ди-джей за своей стойкой.

Она скривилась, разглядывая это именитое и явно богатое убожество, являющееся, по-видимому, отпрысками влиятельных семей их города, и посмотрела на волшебника, которым, без сомнения, был ди-джей. Он извлекал божественные звуки из обычного, пусть и супер современного устройства, и Бастет могла бы убить этих дергающихся придурков, не умеющих оценить талант парня.

Поймав взгляд музыканта, который с таким же презрительным выражением следил за этими «танцорами», она подняла большой палец. Ей по-настоящему понравился его стиль. А Бастет так давно ничего не трогало.

Парень усмехнулся и отсалютовал ей. А потом кивнул головой на центр площадки, приподнимая бровь, словно спрашивал, рискнет ли она танцевать под его музыку.

Бастет широко улыбнулась в ответ, почти искренне. И вышла на середину, не обращая ни на кого внимания, приподнимая бровь в ответ, бросая вызов музыканту, и он принял его.

Музыка резко оборвалась, вызывая недоумение тех, кто находился в зале, привлекая всеобщее внимание к площадке. Но, тут же, полилась снова, уже другой мелодией.

Бастет хмыкнула, парень, в самом деле, был мастером своего дела, не хуже, чем она в своем. Он, словно почувствовал то, что было у нее на уме, когда Бастет поднималась на площадку, и отразил это музыкой, вызывая отклик внутри у наемного убийцы. У киллера, которым она была.

И она поддалась этой музыке, делая то, ради чего и пришла сюда — начиная танцевать.

Если она делала что-то, то Бастет отдавалась полностью тому, что делала. Так она убивала. Так же она и танцевала. Мир вокруг перестал существовать.

Нет, она не забыла о том, что на нее открыта охота, и всегда стоит ожидать пулю в затылок. Часть ее разума, посвященная охране, помнила об этом, и вела наблюдение за окружающей обстановкой. Но сама девушка, погрузилась в движения тела. Сплелась с музыкой. Стала ею.

Он проходил по залам, держа в руке стакан с виски и льдом, наблюдая за тем, насколько хорошо работали служащие, присматриваясь к работе барменов, вслушиваясь в музыку, которая должна была соответствовать залу, но не выбиваться из общего стиля "Темного неба". Это было приятней того, чем он раньше занимался. И более законно. Впрочем, его мало интересовала моральность или отсутствие оной в том, чем он зарабатывал ранее. Это позволило ему иметь такие деньги, которые большинству даже не снились в кошмарах. Потому что такие суммы не могли быть благословением и не давались за праведные дела. Совершенно определенно, не за праведность.

Жесткая усмешка заставила уголки губ приподняться, придавая его лицу выражение, которое многие считали дьявольскими. Вполне вероятно. Он не мог не признать, одобрительно кивая бармену этого зала, что, скорее всего, его душа давно принадлежала властителю Ада.

Огорчало ли это его? Ни капли. Каждый сам принимает решения, и глупо сожалеть о том, что позволило ему стать почти всевластным. Каждое его действие и поступок были продуманными и оправданными с точки зрения выживания и преобладания в жесткой иерархии управления городом и страною.