Михаил Парфенов - Посвящение в Жены Тьмы Страница 2

Можно, конечно, самому взять и сочинить историю, а потом просто выдать ее за фактический материал. Не впервой же. Может быть, в том и заключалась проверка?

Может, да. А может, нет. Его прежний начальник сказал бы прямо: номер горит, Костя, спасай, подключай воображалку свою. Но то мужик… А у баб все совсем иначе, у этих прямо говорить, чего им от тебя надо, не принято. Вот и поди пойми!

Ничего, в который раз сказал себе Костя, прорвемся. Зато когда вольюсь в коллектив, можно очень даже недурно устроиться. Это ж райские кущи, курятник нетоптаный. Куда ни глянь — аппетитная попка, или ножки, или глазки стреляют из-под очочков в тонкой оправе. Есть где развернуться бравому парню вроде него.

Меж тем дорога загнулась крючком, лес вдруг закончился, и «Волга» оказалась на пустынном пятачке. Далее в разные стороны уходили несколько пыльных сельских троп. На распутье одиноко, как камень из сказки, торчала деревенская рубленая изба. Старая, с позеленевшими от времени стенами и покосившимся частоколом вокруг. Хорошо хоть не на курьих ножках.

Кажется, как раз про это обиталище редакторша говорила. «Там спросишь, куда дальше…» Значит, правда. Значит, и Жены Тьмы где-то есть.

Костя остановил машину напротив невысокой калитки, высунулся в окошко и громко крикнул:

— Эй, хозяева! Есть кто живой?

В частоколе что-то скрипнуло в ответ, да и только. Тогда Костя надавил на кнопку сигнала. Раз, другой, третий — последний подольше, пока клаксон не захлебнулся.

Наконец, дверь отворилась, и на крыльце нарисовался дедок. Матерясь в седую бороду, старче спускался по ступенькам навстречу вылезшему из машины гостю. И в трясущихся руках держал ружье.

— Отец, полегче, ты чего? — Костя вдруг испугался. Черт их знает, местное население, ща как бабахнет, а потом захоронит где-нибудь в чаще. И поминай, как звали! — Журналист я, слышь? Отец, я дорогу спросить…

Дед опустил двустволку, подгреб к калитке, подслеповато сощурился, вглядываясь в лицо приезжему.

— А чего? Куда?

Костя принюхался — от деда несло перегаром. На душе стало легче — наш человек!

— Знамо куда, — бодро сказал журналист, копируя деревенский говор. — Где тут у вас… Тьма?

Еще в дороге подумал и вроде бы здраво рассудил, что раз Жены Тьмы, так значит, деревенька какая-нибудь так называется, не иначе. Староверы там или еще что в этом роде. В самом деле — не всерьез же в этой глухомани тайное дамское общество дислоцируется?

— Тьма-то ночью приходит, — пожал плечами старик.

— Ну, это, — принялся объяснять Костя, — место тут у вас должно быть, где ваши бабенки тусуют. В смысле собираются там… Ну, что-то вроде клуба!

— Ага, — немедля подтвердил дед и снова сощурился. На миг Косте показалось, что старец прячет в бороде ехидную улыбку. — Есть такое. Тама в жены посвящают.

— Дворец бракосочетаний что ли? — хмыкнул Костя понимающе. Вот те, хрыч, мы тоже шутки шутить умеем. — А как бы мне туда проехать?

— А никак, — неопределенно махнул тот. — Не вишь, что ль? Дорога непроездная тут. Токма машину угробишь. Ты лучше ее загони за дом, а сам пешком. Тут недалече…

— У тебя там стоянка что ль, отец?

— Знамо, стоянка, — кивнул борода. — Много тама таких ужо было…

«Тама» — это где? — подумал Костя. У Жен Тьмы или на стоянке? И на хрена его сюда редакторша отправляла, если к ним и так народ постоянно ездит? А еще, подумал Костя, странно, что магистр черной магии мой про все про это ни сном, ни духом…

Подозрения его копились, но делать было нечего. Снова сел за руль, заехал за угол. Здесь, в высоченной, по пояс, траве застыли проржавевшие остовы машин. Он узнал покореженные останки пары запорожцев, кабину уазика и даже одну иномарку, наполовину вросшую в мягкую землю. Интересный огород… Это, получается, либо свалка, либо… Либо дед чем-то нехорошим промышляет. А что? Каждый у него дорогу спрашивает, да не каждый обратную дорожку находит.

— Слышь, отец! — хохотнул он, выходя из машины. — А фамилия твоя не Сусанин случайно?

Костя обернулся как раз, чтобы увидеть, как сверкнула в воздухе сталь. В следующий миг что-то тяжелое и твердое врезалось журналисту в лоб, и он потерял сознание.

— Бу-бу-бу, бу-бу-бу… — донеслось как будто издалека.

Костя открыл глаза, несколько раз моргнул, пытаясь сообразить, где находится.

— Там-там-там… тьма-тьма-тьма… — нестройный разноголосый хор повторял одно и то же.

— Что за?.. — перед глазами было темно, но стоило опустить взгляд вниз и там, в нескольких метрах от своих почему-то босых и почему-то крепко обвязанных бечевой ступней он увидел окружавшие его лица.

— Там-там-там… тьма-тьма-тьма…

Они стояли в темноте, освещенные только звездами. Мужчины и женщины. В основном женщины: старухи, дородные деревенские бабы, молодые красавицы… Он узнал среди них кое-кого из города. В каких-то бесформенных хламидах, с растрепанными волосами, с широко раскрытыми, но ничего при этом не выражающими глазами.

— Что происходит? — крикнул Костя им сверху.

Вперед вышел давешний старик, струйка слюны блестит в темноте, стекая из уголка рта вниз по бороде.

— Тьма-тьма-тьма… — бормотание стало громче.

— Что вы делаете?! — обратился к старику Костя, пытаясь перекричать остальных.

— Знамо чего, — ответил дед. — Посвящение…

Он что-то достал из-за спины, присел прямо под Костей. Тот услышал треск, уколола босую пятку искра, а через мгновение там, внизу, затеплился огонек — пока еще маленький, но с каждой секундой растущий. Жадные языки пламени начали подниматься верх, пожирая сложенные горой ветки и хворост.

Какого черта? Они что, собираются меня сжечь?!

Костя яростно забился, пытаясь высвободиться, но тщетно — руки крепко связаны за спиной, и торс тоже намертво притянут к древесному столбу. А огонь уже лижет сам столб в полуметре от Костиных ног, и кислый дым попадает в ноздри.

— Тьма-тьма-тьма… — возносится к ночному небу бормотание — и тьма расступается.

Этого не может быть! Это какая-то идиотская шутка!

— Люди, вы чего? Люди!

— Тьма-тьма-тьма… — они берут друг друга за руки и начинают водить хоровод.

Какое-то языческое безумие. Это не со мной происходит!!!

— Раньше ведь как было, — хихикает старче снизу. — Женчина всем заправляла, у пращуров наших. Кажный знал — святой огонь токмо женчина сберечь могет… Потому что Тьма над всеми. Из нее мы вышли, в нее и уйдем. И много есть жен у Тьмы, дюже много. И это все — грешные жены…

— Тьма-тьма-тьма!

— Тупые сучки!!! — кричит Костя, срываясь на визг, потому что пламя уже добралось до мяса. — Я НЕ ЖЕНА! Я мужчина, мужчина!!!