Дэвид Лисс - Двенадцатое заклятие Страница 2

И тогда и теперь Люси спрашивала себя, какую роль сыграло тайное бегство с возлюбленным в разрушении ее семьи? Если бы она не была столь беспечна и не сбежала бы тогда с Джонасом Моррисоном, заболела бы ее дорогая сестра Эмили так внезапно? Осталась бы она жива? Умер бы отец, останься Эмили жива? Вышла бы Марта за их кузена, этого отвратительного священника, мистера Баклза? Люси могла часами безжалостно истязать себя подобными вопросами. Четыре года назад она чуть не сбежала с мужчиной, и сегодня ее больше нечем было охарактеризовать.

Когда-то Люси верила, что всем сердцем любит Джонаса Моррисона, молодого джентльмена, который ее очаровал, но теперь она считала его худшим человеком на свете. Джонас Моррисон, остроумный и непринужденный в разговоре, знал тысячу разных фокусов. Он вытаскивал разноцветные платки из казавшихся пустыми чашек, монеты исчезали, попав к нему, и появлялись вновь у человека, стоявшего в другом конце комнаты. Люси считала Джонаса Моррисона восхитительным, но его обаяние было всего лишь обманом, иллюзией, как и его фокусы. Джонас Моррисон оказался чудовищем, он заставил невинную девушку поверить, будто в его распутных желаниях нет ничего дурного и предосудительного. Теперь, спустя годы, от одного воспоминания о нем Люси стискивала зубы и бормотала проклятия. Тогда вся ее жизнь в прекрасном доме с любящими сестрами, заботливым отцом и множеством друзей казалась игрой. Люси была беззаботна, могла потворствовать своим прихотям и не задумываться о последствиях. Возможно, она искренне полагала, что никаких последствий не будет вовсе.

Теперь Люси считала иначе. После того как план побега раскрыли, она была унижена и жалела о содеянном, осознав все последствия своего поступка. Слава богу, что не разразился скандал. Хоть в этом ей повезло. Несмотря на то что вскоре поползли слухи о том, что она сбежала с мистером Моррисоном, все же утверждали, что Люси была водворена домой в целости и сохранности и честь ее не пострадала. Пусть ее считали глупой импульсивной девчонкой, но, по крайней мере, она не приобрела репутацию распутницы. Вероятно, ее поступок мог бы иметь более серьезные последствия, если бы на семью не обрушилась смерть сестры. Тогда ни Люси, ни отцу было не до злых языков. Однако миссис Квинс не давала ей забыть о содеянном. Почувствовав антипатию Люси к имени Джонас Моррисон, она часто и с удовольствием его упоминала. Когда мистер Олсон начал проявлять интерес к Люси, миссис Квинс с наслаждением сравнивала его с восхитительным Джонасом Моррисоном. Однако поддразнивания прекратились, как только выяснилось, что у мистера Олсона серьезные намеренья, поскольку миссис Квинс столь же сильно хотела, чтобы Люси поскорее покинула дом, сколь Люси желала уйти.

Миссис Квинс поправила осанку сидящей перед зеркалом Люси, отступила чуть назад и с задумчивым видом, приложив палец к уголку рта, критически изучала то, что видела перед собой.

— Я боялась, что ты будешь выглядеть как блудница, что часто случается в подобных случаях. К счастью, я в основном ошибалась.

Будучи человеком, который ценил пунктуальность как важнейшее из достоинств, мистер Олсон прибыл ровно в назначенный час и, переступив порог гостиной, неуклюже поклонился Люси. Затем повернулся к миссис Квинс, собираясь что-то сказать ей, но передумал. Он не понимал, какое положение в этом доме занимает миссис Квинс, и решил, что лучше будет вовсе не обращать на нее внимания. Во время возникшей неловкой паузы его глаза на несколько секунд задержались на Люси, в особенности, как ей показалось, на области декольте. Однако после этого взгляд мистера Олсона больше не возвращался, чтобы полюбоваться тем, что в скором времени должно было принадлежать ему. Незачем было вновь оценивать товар, когда его качество уже установлено.

Платье мистера Олсона, как и его манеры, было простым и без претензий. Одет он был в коричневый сюртук немного старомодного покроя, однако не был вовсе чужд чувству моды, поскольку надел брюки, а не бриджи, а вокруг шеи небрежно повязал голубой шейный платок. Редкие каштановые волосы его были длинноваты и зачесаны вперед, как того требовала мода. Глубоко посаженные глаза смотрели пристально, и некоторые женщины находили это привлекательным, однако Люси было от его взгляда как-то не по себе.

После приглашения мистер Олсон сел, держа спину чрезвычайно прямо. Люси заметила, что необычайно внимательна сегодня. Она словно впервые увидела мистера Олсона отчетливо. Его неловкую манеру держать себя, механическую походку, оценивающий взгляд из-под полуприкрытых век и, конечно же, возраст — тридцать пять лет. От него исходил легкий и довольно приятный запах опилок и табака. Люси сто раз повторяла себе, что быть его женой не так уж и противно. Когда-то она почти поверила в это, но сейчас засомневалась.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, Люси изо всех сил старалась поддерживать любезную беседу. Она поинтересовалась его самочувствием, и мистер Олсон заверил, что чувствует себя отлично. Она спросила, как идут дела на фабрике, и выяснила, что дела идут хорошо. Люси справилась о здоровье его матушки, и он напомнил, что его матушка скончалась несколько лет тому назад. Возможно, она имела в виду его тетушку Олсон, предположил он. Люси понятия не имела, что у мистера Олсона есть тетушка, но признала, что он был прав.

Его ухаживание было холодным, реплики с частыми неловкими паузами — лишены живости, поэтому не было ничего удивительного в том, что темы для беседы вскоре иссякли. В течение прошлого года они обменивались ничего не значащими фразами и несколько раз танцевали на городских балах. В прошлом месяце на балу мистер Олсон пригласил ее на танец три раза, после чего встретился с дядей Люси, Лоуэллом, и попросил ее руки. Дядя Лоуэлл принял предложение от имени племянницы, рассказал о случившемся миссис Квинс, а та в свою очередь сообщила радостную новость Люси. Саму Люси ни о чем не спросили, она ни на что не давала согласия и вот оказалась помолвленной с человеком, с которым ей не о чем было говорить. Поэтому Люси испытала облегчение, когда в гостиную вошел дядя Лоуэлл. Несмотря на свое настроение, она не могла не оценить иронию сложившейся ситуации. Стоит ли выходить замуж за человека, который столь неловок в разговоре, что появление дяди должно расцениваться как спасение?

С дядей Лоуэллом ее не связывали кровные узы — он был мужем умершей сестры матери Люси и к тому факту, что осиротевшая племянница явилась жить в его дом, относился с несколько большим возмущением, чем бывает в подобных случаях. Дяде Лоуэллу было за пятьдесят. Это был худощавый высокий мужчина с прямой осанкой. Остатки волос, которые ни в коей мере нельзя было назвать многочисленными, совершенно седые, были подстрижены очень коротко и комично торчали в разные стороны, что совсем не вязалось с его строгими манерами. У него был большой, в форме луковицы, нос, отчего темные, глубоко посаженные глаза, казалось, сидели еще глубже. Сюртук — такого же коричневого цвета, как у мистера Олсона, но еще более старомодного фасона — дополнялся бриджами и чулками. Пошит сюртук был из очень плотной ткани, и казалось, если легонько ударить по рукаву, поднимется облако пыли. Люси пришло в голову, что, если не обращать внимания на сугубо английский костюм, ее дядя напоминал высохший труп туземца из Америки, изображение которого она недавно видела в одном ежемесячном журнале.