Анастасия Бароссо - Последние сумерки Страница 2

Демон, взвизгнув, шарахнулся от сверкнувшего старинным золотом креста в отвратительно-белых пальцах священника.

Метнулся в сторону, при этом опрокинул подсвечник и дико радостно захохотал. Потому что слепящие раздражающие огни свечей один за другим посыпались на пол церкви и погасли!

– Ха-ха-ха!! Вот так! Вот так! – визжал демон, бешено вращая черными навыкате глазами, полными злобы и торжества. И пытался при этом растоптать остатки воска на каменном полу.

– Так будет! Так должно быть! Ха-ха-ха…

– Ох, держи ее! – обычно тихий голос матери игуменьи тоже чуть не сорвался на визг от страха и отвращения.

– Хватайте! Скорее же! – коротко бросил отец Тихон двум дюжим послушникам, растерянно мнущимся у алтаря.

– Свят, свят, свят… – забормотала игуменья? – Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради. Господи, помилуй. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь…

Демона стало крючить и выворачивать самым невообразимым образом, как бывало всегда при этой молитве. Но он из последних сил продолжал визжать, хрипеть и бесноваться уже не от злобы, а от охватившего его яростного бессилия что-либо сделать с этими тварями, притворяющимися людьми. И отчаянно желая хотя бы напугать, хотя бы посеять сомнение в жалких душонках, хотя бы поколебать их уверенность в своей правоте, этих уродов, которые грешат и прикидываются святыми. Будто бы так и ждут их всех у престола Божьего!

– А! А а! Аааааааа!!!!

Из пасти демона вырвался вопль, от которого у любого, кто его слышал, волосы вставали дыбом и холодело все внутри. Потом вопли стали перемежаться жуткой грязнейшей бранью – такой, от которой у присутствующих пропадало желание жить.

– Ой!! Царица небесная… – снова не сдержала ужаса старая монашка.

Адское отродье, враг Бога вдруг вскочил на ноги, уродливо растопырив скрюченные пальцы рук. Они шевелились и двигались как будто независимо от него, словно в попытке схватить воздух в церкви за шею и задушить его…

– Пресвятая Троице, помилуй нас… Господи, очисти грехи наша… Владыко…

…и внезапно со звериной проворностью бросился на щуплую старушку.

– Помогите!!! – не благообразно пискнула мать игуменья в ужасе перед мощью ненависти, льющейся из глазниц нечистого духа.

– Помоги… Посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради…

Священник мгновенно оттолкнул ее в сторону и, упав на колени, прижал крест ко лбу демона, мечущегося в схвативших его руках. Раздался ужасающий вопль. Два огромных послушника, страшась, что сломают хрупкие кости девушки, из последних сил прижимали ее к полу церкви. Демон безобразно выругался напоследок, дернулся и затих. И пока ушел.

Теперь у алтаря находились только два послушника с покрасневшими лицами, белая как полотно игуменья Варвара, иеромонах Тихон и худенькая девушка с седой прядью в растрепанных волосах, лежащая без сознания на каменном полу.

– Господи помилуй… – пробормотал послушник, утирая вспотевший лоб все еще напряженным кулаком.

– Ох, все зря видно… – покачала головой монашка. – Батюшка Тихон, что же это? А?

Игуменья мелко крестилась, опасливо приближаясь к телу, распростертому неподалеку от упавшего подсвечника.

Она явно боялась приблизиться к Юлии, только что бывшей воплощением сатаны. Но чувствовала, что именно она, а не отец Тихон и не дюжие молодцы и даже не монахини, сбившиеся в кучку у тяжелой деревянной двери, должна опустить неприлично задравшийся подол рясы послушницы Юлии. Игуменья тяжко вздохнула. Ох уж эта новая послушница…

Всего-то два месяца прошло с тех пор, как ее сюда привели… Да и кто привел-то! Сразу нужно было сообразить – не может это быть к добру. Но с тех самых пор нет покоя ни настоятельнице, ни монахиням, никому. А вот теперь еще и батюшка, специально вызванный по экстренному делу из самой Лавры, стоит и задумчиво и осуждающе гладит шелковистую бороду.

– Батюшка… Что же это? Бесы?

– Бесы… бесы… – раздумчиво пробасил тот. – Нет, тут хуже…

– Ой… – выдохнули монашки, на всякий случай еще теснее придвинувшись к двери.

– Чего уж хуже-то? – недоверчиво пробормотал в сторону один из послушников, прибывших вместе с отцом Тихоном в этот женский монастырь на краю леса. И совсем по-детски переспросил у товарища: – Чего хуже? А?

– Одержима демоном раба Юлия, – уверенно и даже деловито изрек иеромонах Тихон, старательно перекрестив себя, игуменью, а заодно и охранников с монахинями. – И демоном сильным, – добавил он, подумав. – Да… очень сильным.

Игуменья Варвара закатила уставшие глаза с мягкими морщинистыми мешками под нижними веками, отчего стала похожа сразу на грустного спаниеля.

– Все-таки он… вот напасть-то на нас! – старушка обреченно склонила покрытую платком голову. – Что же нам теперь делать, батюшка?

Батюшка подумал, прежде чем ответить. Потом все-таки сказал неохотно, не отрывая взгляда от недвижной послушницы:

– Есть в Лавре Загорской отец Серафим. К нему такие со всего света стекаются… н-да. Многим он помогает… Да только вот на это требуется разрешение Патриарха. Да и очередь…

– Батюшка, помоги! – вскинулась матушка Варвара. – Христом Богом прошу тебя, ведь измучились мы уже все, а сколько еще это все продлится? Никакого покоя, ни порядка не стало…

– Продлится… гм…

Батюшка в который раз задумчиво пригладил бороду, провожая глазами послушников, выносящих из дверей храма не приходящую в сознание Юлию. Следом за ними, тихонько переговариваясь, вышли молодые монашки.

– А продлится это до тех пор, пока либо нечистый полностью не одолеет душу рабы Божьей, либо… – он замолчал, остановив взгляд покрасневших от недавнего напряжения глаз на старой монахине.

– Либо? – тихо переспросила та.

– Либо она его не одолеет, – как будто через силу произнес священник и добавил уже совсем печально: – Но это вряд ли.

– Ох… – она в который раз перекрестилась на изображение Спасителя. – Что ж… пойдем, батюшка, отдохнуть тебе нужно. Да и время уж позднее.

– Пойдем, матушка, – охотно согласился отец Тихон. – И то правда.

Это прозвучало так уютно и буднично, словно и не было здесь только что чего-то настолько ужасного, непонятного и мучительного, что и представить себе трудно.

И они двинулись к выходу из маленькой церквушки в темноту весеннего вечера.

– Батюшка, тебе завтра ехать, прошу, забери ты ее с собой! Забери! Ну что мне с нею делать?!

Тот отрицательно замотал головой, с досадой нахмурив густые русые брови. Понять его было можно. Ехать в Лавру отсюда не ближний свет, да еще с такой-то спутницей… да без предварительной договоренности с отцом Серафимом и без разрешения – это было просто немыслимо. Но и он отлично понимал мать игуменью в ее опасениях и даже, чего скрывать, в желании избавить тихую обитель от присутствия… Честно сказать, он и сам толком не знал, от присутствия чего? Он такого на своем веку еще не видел, но догадаться нетрудно – чего-то ужасного.