Анджей Ваевский - Сноходец Страница 2

— Да и пусть… Наташа, — в пику свекрови вставила Маша, с намеком на то, что у той все дети-племянники-внуки сплошь Саши да Наташи. Снова разгорался спор, теперь уже из-за имени.

— Яринка будет. Ира, по-вашему, — тихий голос снова остановил раздоры. С Акулиной Фоминичной никто спорить не решился. Так в далеком семьдесят каком-то там году, первого числа месяца ноября в мир пришла девочка, имя которой не произносилось, разве что в метрике, а позже в паспорте записалось. И только маленькая сухонькая старушка с пронзительными синими глазами звала ее по имени. Яринка.

Поскольку девочка родилась недоношенной, то возвращение в больницу после выписки из роддома последовало вскоре. Слабенькая, она пыталась цепляться за жизнь тоненькими почти прозрачными пальчиками, вот только помощников у нее не находилось. То ли материнские силы исчерпались в кормлении сына, то ли природа сыграла злую шутку, но на Яринку молока у женщины не осталось, поэтому на поддержку иммунитета естественным путем рассчитывать не приходилось. Провинциальные врачи истыкали младенца капельницами до такой степени, что попасть в развороченные иглами венки больше не представлялось возможным, поэтому было принято решение использовать сосуды на голове.

Наверное, единственный раз в жизни тихая сгорбленная жизнью старая женщина напоминала ураган. Как выстояли стены больницы — неизвестно. Акулина Фоминична наперекор всем врачам и матери забрала ребенка и увезла к себе в село. Точнее, в лес, поскольку жила не просто на отшибе, а за полтора километра от ближайших соседей. Там, в своем тихом маленьком домике, без всяких врачей и медикаментов, используя травы, жизненный опыт и невероятное терпение, бабушка и выходила внучку, выцарапывая ту из угасания, словно поделившись остатками своей жизненной силы. Потом очевидцы говорили, что за месяц борьбы за жизнь девочки глаза женщины выцвели и побледнели. Акулина Фоминична почти полностью утратила зрение. Хорошо, что хоть очки еще спасали от полной слепоты.

Володька, не доросший тогда еще до звучного Владимир Федорович, молодой специалист-нефтяник, был отправлен по распределению в Казахстан, город Кустанай. Молодой да ранний, отвоевавший у многочисленных поклонников красавицу Марию себе в жены, Володька вовсе не хотел оставлять семью на время адаптации. Время было такое, что решения принимались молниеносно. Побросав в чемоданы нехитрый скарб, сграбастав в охапку трех детишек, молодое семейство отправилось на новое место жительства. Тогда государство еще заботилось о своих гражданах, и многодетной молодежи была выделена трехкомнатная квартира и ссуда на приобретение мебели и прочих жизненно важных предметов быта.

В сравнении с крохотным домиком в маленьком украинском городке, обустроенная квартира и высокооплачиваемая работа показались раем молодому семейству. Но не успели они насладиться наладившейся, казалось бы, жизнью, как грянул гром. Средний Сашка и младшенькая Яринка "сгорели" в акклиматизации.

— Непереносимость климата, полное обезвоживание. Они недели не протянут, — гласил вердикт врачей, запретивших пускать бьющихся в панике родителей к детям. Саше было четыре года, Яринке — два с половиной. "Нежильцы".

Маша плакала, прижимая к себе старшенькую Ларису, сидя на ступенях больницы. Кто-то добросердечный и неравнодушный из врачей шепнул, что если в течение пары суток детей вывезти в привычный климат, то есть надежда на спасение. Вот только пытаться забрать их из-под капельниц никто не позволял. Но не таков был Володька, чтобы ждать неделю, пока его дети умирают. Цепляясь за водосточные трубы и подоконники, он взобрался на третий этаж, в реанимацию, разбив окно, проник в палату и украл собственных детей. Бросив все, спасая то, что не купить за деньги, — жизни, семья летела в Киев. Спросить о том, что чувствовали тогда молодые родители, держа на руках двух умирающих детей, язык не поворачивался.

Киев. Жуляны. Оповещенная телеграммой Акулина Фоминична и… скорая на взлетной полосе. А еще теплый летний дождь, от которого на детских лицах появились хоть намеки на живые краски. "Охматдет". Полгода по больницам. Мальчик поправился окончательно. Девочка потеряла зрение. Когда-то черные глаза сгорели на казахском солнце. Грозила новая операция. И уже мать, Мария, не позволила резать и калечить ребенка еще сильней. Выходили, вылечили. Зрение частично вернулось. Глаза Яринки стали еще странней, чем были, горизонтальной чертой разделяя радужку на травяно-зеленый верх и темно-карий низ.

После долгих мытарств и поисков работы и жилья семейство осело на Донбассе, в пригороде Снежного, на границе с городом Торезом. Бросивший карьеру нефтяника Володька решил, что у него руки из правильного места, и работать может, что угодно, лишь бы больше без происшествий, подобных казахстанским. Донецкие края были выбраны не случайно — мать Володьки, Катерина Ивановна, жила в Торезе. Вот и пошел многодетный папаша на ТЭТЗ — Торезский электро-технический завод. В литейный цех. Побегав по съемным квартирам, не без помощи родных Володька и Маша наскребли начальный капитал и, взяв на недостающую сумму ссуду по месту работы, купили дом. Старшая дочь пошла в школу, младшие под присмотром матери оставались дома. Маша все же работала, полагаясь на то, что дети не так уж малы, и забегать домой через каждый час — вполне достаточно, чтобы присматривать за ними. Саше было шесть лет, Яринке — четыре с половиной.

— Маш, там твои чего-то жгли во дворе, я на них поругаться хотел, но… Маш, она же на меня как глянула своими глазищами, так я забыл, чего сказать хотел, как пригвоздила, — пожаловался как-то сосед на деток. Маша досадливо промолчала. У младшенькой и впрямь были глазищи, а не глаза, и совсем уж не человеческие какие-то. Не станешь же всем объяснять, что девочка почти слепая, и поэтому у сожженной радужки такая странная двухцветная окраска. Огромные, на пол-лица, глаза ребенка выглядели жутко. "А у меня глаза лесочком, снизу коричневые, сверху зеленые", — говаривала сама мелкая, не понимая, что с точки зрения людей это выглядит кошмарно. Благо, метаморфоза с волосами осталась в несознательном возрасте, когда на Машу косились все "благие тетушки", порицая за то, что она дитю волосы красит. Не красила, просто изначально смоляно-черные волосы вдруг резко стали отрастать от корней пшенично-светлыми, почти белыми. Упреков от соседа женщина не выдержала и, посоветовавшись вечером с мужем, на следующий же день села в поезд и отвезла ребенка к своей матери в Черкасскую область, в глухое маленькое село, решив, что в лесу у Акулины Фоминичны никто не будет глазеть на странного ребенка.