Александр Домовец - Ад ближе, чем думают Страница 2

Граф неторопливо поднялся из кресла.

– Воля вашего величества будет исполнена, – веско сказал он. – И всё же я предлагаю немного выждать. Что мы сейчас можем предъявить заговорщикам, государь? В чём обвинить? Пока что против них лишь слухи и сплетни. А вот через два дня, когда они планируют выступление, мы возьмём их с поличным. На то у меня есть верные части и полиция. Только после этого у следствия будут все улики. Но и тогда…

– Что «тогда»? – прорычал Павел.

Граф наклонился к императору.

– Схватить и заточить какого-нибудь Зубова, Аргамакова или Уварова – дело нетрудное, – медленно произнёс он. – Но у кого поднимется рука на цесаревича Александра? Помилуйте! Даже я, военный губернатор столицы, осмелюсь арестовать наследника престола, лишь располагая прямой санкцией императора, изложенной в виде письменного приказа.

– Что?! Тебе мало моего слова?

– В этом случае – да, – твёрдо ответил Пален. – Посудите сами, ваше величество! Особа, о которой идёт речь – следующий правитель Российской империи по праву естества. Это ваша плоть и кровь! И я хочу быть уверен, государь, что сердце ваше не дрогнет от жалости, и вы не измените своё решение, и впоследствии не накажете того, кто кинулся арестовывать цесаревича, быть может, неверно истолковав суровость ваших слов…

Павел отлично понял смысл витиеватой реплики.

– Так ты боишься ответственности? – мрачно то ли спросил, то ли констатировал он. – Ну, что ж… Запомни: слово рыцаря крепче любой печати. В другой раз я бы обиделся за недоверие к своему императору. Но теперь не до обид! Возьми…

С этими словами Павел присел к столу и быстро написал несколько строк.

– Для начала подвергнешь его домашнему аресту, а там посмотрим, – словно через силу сказал он, вручая сложенный лист графу. – Но арестовать надо не раньше, чем выступят заговорщики. Иначе он от всего отопрётся. Ты понял?

– Я всё сделаю, ваше величество, – торжественно произнёс Пален, бережно убирая бумагу во внутренний карман мундира. – И позвольте без лести сказать, что решение ваше останется в веках как немеркнущий пример неукоснительно служения монаршему долгу! А долг превыше всего, превыше даже родственных уз! Да и что они пред лицом государственных интересов?

Император, сгорбившись в кресле, исподлобья взглянул на графа. Внезапно голову пронзила резкая боль, и Павел невольно схватился за виски. Только апоплексического удара теперь не хватало! До чего довели, негодяи…

– Что с вами, ваше величество? – услышал он участливый голос Палена.

– Да так, – с усилием ответил Павел, пытаясь подняться. – Что-то мне сегодня неможется. И в глазах всё время рябит…

Граф сочувственно посмотрел на монарха.

– У меня тоже, – признался он. – Это от сырости. От сырости и свечей.

Действительно, прошло едва сорок дней, как строительство Михайловского замка завершилось, и каменная кладка ещё не высохла. К тому же за окном стоял холодный сырой март. Чтобы уничтожить испарения, лакеи день и ночь жгли камины, но помогало слабо. В воздухе замка витал густой влажный туман пополам со свечным дымом, порой трудно было разглядеть собеседника даже на пяти шагах.

– Ну, может, ты и прав, – медленно сказал Павел. – Из-за этого чада и дышать трудно, и порой мерещится чёрт знает что…

– Вот как?

– Да! Вообрази только: второго дня я увидел в зеркале собственное изображение со свёрнутой набок шеей!

Последние слова у Павла вырвались против воли. Видение (мгновенно исчезнувшее, впрочем) было настолько шокирующим и даже пугающим, что император никому не хотел о нём говорить.

– Нервы, ваше величество, нервы, – успокаивающе произнёс Пален. – Да оно и неудивительно. Боюсь даже представить, какое напряжении вы постоянно испытываете, думая о заговоре…

– Заговор… – с горечью повторил Павел. – Ну ладно, эти мерзавцы Зубовы и иже с ними. Но Александр! Мало, что сын, так ещё и наследник престола! Уж он-то должен понимать, что союз с Бонапартом сулит России невиданные выгоды.

Граф глубоко вздохнул.

– Не затруднит ли ваше величество объяснить суть этих выгод, – сказал он. – Я человек военный, прямолинейный и, видимо, чего-то не возьму в толк. Заговорщикам, разумеется, я враг, и планы их расстрою. Но нельзя отрицать, что недовольство этим союзом в обществе очень велико.

– Удел монарха в том, чтобы смотреть дальше и понимать глубже, чем его подданные, – резко произнёс Павел. – Ты хочешь знать выгоды от комплота с Бонапартом? Изволь.

Тебе ли, генералу, объяснять, что союзные Англия, Австрия и Пруссия ненасытно требуют русских солдат? Что они толкают нас воевать с Бонапартом, а сами, битые многократно, мечтают отсидеться в кустах? Что они хотят от нас всего и не дают взамен ничего? Нет уж, их дружбой я сыт по горло! С такими друзьями и врагов не нужно…

Теперь Франция. Да, якобинская и безбожная. Да, во главе с этим выскочкой – самозванным первым консулом. Но! – Павел поднял указательный палец. – В Бонапарте жив истинно рыцарский дух. Не случайно же он за свой счёт обмундировал наш пленный полк и отпустил домой. С ним можно иметь дело. Союз, который он предлагает без всяких условий, и нужен, и выгоден. Ведь Россия и Франция, соединившись, продиктуют волю кому угодно. И никто, слышишь ли, граф, никто не сможет нам противостоять!

– Пожалуй, – тихо и задумчиво откликнулся Пален.

– В союзе с Францией мы достигнем полной гегемонии в Европе, – продолжал Павел, всё больше увлекаясь. – Потом дойдёт черед и до Востока с Африкой. Ходил же Бонапарт в Египет, и не без успеха, чёрт возьми!.. Что, к примеру, останется от Англии, коли отнять у неё Индию с несметными богатствами? И насколько усилимся мы, разделив эти богатства с Францией… А мы их разделим, разделим непременно! Наши Орлов с Платовым и французский генерал Массена уже выступили в поход на Ганг. И это только начало!.. Теперь ты понимаешь, граф, смысл моего нового курса?

Пален в волнении поднялся.

– Склоняю голову перед его величием, – твёрдо сказал он. – Но, государь, не опасаетесь ли вы, что Бонапарт окажется ненадёжным союзником? И, паче того, неподходящим? Тысячу раз простите, но что общего между могущественнейшим из монархов – и республиканцем, робеспьеровским генералом? Какой мезальянс…

– Тут всё непросто, на то и политика, – снисходительно ответил Павел, пожимая узкими плечами. – Лекцию читать не буду, скажу только, что общие у нас – интересы. И прочность нашего союза будет обеспечена этой общностью. А что до мезальянса… Бонапарт уже давно не республиканец, да и Робеспьер – перевёрнутая страница. Всё идёт к тому, что в близкие годы первый консул республику упразднит и вместо неё провозгласит империю. А сам при этом станет родоначальником новой династии. Почему бы и нет? Романовы и Габсбурги тоже когда-то были простыми дворянами… И вот тогда монархи Европы наперебой кинутся предлагать ему в жены своих дочерей.