Сергей Городников - Взвод потерянных Страница 2

"Да это же сумасшедшие!" – промелькнуло у него в голове. – "Откуда они взялись? И кто доверил им оружие?!"

Капитан на ощупь расстегнул кобуру с пистолетом.

– Иди!

Сказанное было обращёно к нему. Он глянул на других, надеясь найти поддержку отказу выполнять безумный приказ, но леденящие душу выражения глаз стоящих вокруг молодых мужчин вынудили его подчиниться.

Медленно зашагав по заваленному большими камнями пологому склону, он дважды обернулся, но каждый раз вид капитана и вооружённых солдат, неотрывно следящих за ним не выражающими ничего взорами, заставлял его направляться вперёд, туда, где его поджидали наверняка враждебно настроенные обитатели высокогорного городка. Вдруг он осознал, что весь взвод стоял в виду низких стен окраины городка, однако из чёрных дверных проёмов, от других укрытий не было сделано ни единого выстрела. А может там некому проявлять враждебность? Тогда чего ему бояться? Настороженно обогнув окраинный дуван, он предпочёл всё же поднять руки, ладонями к затылку, и так продвигаться между жалкими строениями. Он заглянул в дверной проём одного из них, вошёл в соседний двор, но и там никого не увидел. Создавалось впечатление, что жильё покинули недавно и покидавшие знали, что вскоре вернутся: были оставлены весь жалкий скарб, одежда. В другие дуваны он заглядывать не стал и, то крадучись, то открыто прошёл к базарной площади. Внезапно, точно зверь, он учуял, что в одном из ветхих дуванов кто-то есть.

– Не стреляйте! – громко произнёс он, осторожно приближаясь к полумраку за открытым входом.

Он приостановился в дверном проёме, и сначала ему показалось, что оба старика, которые оказались внутри полумрака, сидят прямо на вытоптанной земле, на полу. Но затем он разглядел под ними истёртый серый коврик. Седые бороды стариков ни на секунду не изменили положения, не повернулись к нему, и он, подождав, шагнул под старую крышу. Витал слабый запах гашиша. По-восточному присев на край коврика, он ожидал, когда старики заговорят первыми. Они оба терпеливо не обращали на него внимания, ни разу не взглянули в его сторону.

– Пришли в третий раз, – наконец вымолвил один из них.

– В Завещании сказано, – внятно выговорил другой, – они не придут больше трёх раз.

– В каком завещании?

Он решил, что старики не слышат заданного им вопроса. Однако, помолчав некоторое время, тот, кто был рядом, отозвался тихим ответом, будто обращался ни к нему, а к кому-то перед собой:

– Кто потревожит покой сына Зевса, Искандера Великого Македонского, тот сам лишится покоя.

Из городка он возвращался другим человеком. Даже походка стала иной, уверенной. Внизу его ждали, испытующе разглядывали двадцать пар глаз, по прежнему холодных, без всяких чувств. Он остановился напротив капитана.

– Почему вы не ищете смерти? – спросил он его.

Капитан пристально уставился ему в лицо, как если бы впервые увидел некую диковину, и неожиданно расхохотался.

– Смерти?! Ха-ха-ха!

Хрипло смеясь, капитан вынул из кобуры пистолет, большим пальцем сдвинул предохранитель, и он попятился, зная, что это бесполезно. Но капитан внезапно отвернул дуло, выстрелил в оказавшегося по правую руку от него сержанта. Сержант вскинул короткоствольный АКМ, в мгновения расстрелял очередь по стоявшим рядом солдатам. Все оживились, принялись палить друг в друга, отбрасывали по сторонам пустые рожки магазинов, вставляли новые и опять стреляли, явно забавляясь происходящим. Можно было подумать, что у них холостые патроны, но пули рвали одежду, проникая сквозь тела, стучали по камням, по скале, по стальным машинам. Стрельба, разом наскучив им, стихла, лица сержантов и солдат опять застывали в масках целеустремлённой воли, глаза погружались в холодные глубины. Только их изорванная пулями одежда доказывала немому свидетелю этого развлечения, что увиденное не было бредом воспалённого воображения. Его поразило, что ни на ком не оказалось ни единой ранки, тогда как он сам каким-то чудом остался цел, отделавшись царапиной, когда пуля звонко отскочила от борта БТРа, задела его левое предплечье. Он рванулся, побежал от них к городку, но двое солдат тут же догнали его. Ловкая подножка, толчок в спину, – и он опрокинулся на землю, задел виском придорожный булыжник и провалился в чёрную бездну.

Очнулся он в жёстком сидении. Кисти рук были связаны кожаными ремнями, а вокруг был полумрак замкнутого сталью пространства. БТР ехал ровно и шумел на удивление слабо. Капитан рядом тихо засмеялся своим холодным безжизненным смехом, как будто понял, что пленник только делает вид, что всё ещё не пришёл в сознание. Его передёрнуло от этого смеха, он распрямился и открыл глаза. Всё было так же, как в любом другом БТРе. Однако чего-то недоставало. Наконец он понял, чего: его не столько удивило, сколько начало раздражать отсутствие мужских запахов.

– Золотой саркофаг Александра Македонского исчез из Александрии после римского завоевания Египта, – звук собственного голоса успокаивал, и в глубине души он испытывал удовлетворение, что не забыл о таких вещах. – Могилу с ним искали две тысячи лет, но о ней известно меньше, чем о могиле Чингиз-хана. Неужели она где-то здесь?

Капитан не слушал или не желал слышать его вопроса, погрузился в свои размышления и пробормотал:

– ...Лейтенант... Да, мне нужен лейтенант...

Вдруг резко повернулся к нему, пронзительно осмотрел холодным, сверлящим взглядом. Не выдерживая того, что было в этом взгляде капитана, он отвёл глаза к низу машины.

– Ночью, – услышал он вместо ответа. – Ночью узнаешь.

Капитан вытянулся в жёстком сидении, видом давая понять, что разговор окончен. Он не возражал, не мог забыть взгляда капитана, в котором проявились воля, сила, властность, каких он до сих пор не встречал, да и не думал никогда встретить. Его стали терзать дурные предчувствия, от которых с трудом сдерживалась знобящая дрожь. Впервые за время, прошедшее после той песчаной бури, он снова ощутил шевеление в себе настоящего, почти животного страха.

БТРы остались внизу голого, без признаков растительности, уклона и в серебристом сиянии круглой низкой луны казались давно покинутыми, брошенными за ненужностью. Только капитан и он стояли на гребне межгорной седловины. Перед ними простиралась высокогорная долина, безжизненная, как и всё окрест. За ней, примерно в двух километрах к северу, выделялась необычная гора. Она тянулась пиком к чёрной бесконечности звёздного неба, а строгие клинья теней обрисовывали чёткие очертания, смутно напоминающие о чём-то виденном, они тревожили разум и душу, пока он не вспомнил. Ну конечно! Пирамида!