Александр Варго - Кристмас Страница 20

Аникеев зашел в гостиную, поставил ружье в угол и, не раздеваясь, подошел к столу.

– Ваша подруга умерла, – напряженно произнес он, ни на кого не глядя.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Все ошеломленно смотрели на Аникеева.

– Как это? – жалко улыбаясь, спросила Марина, предполагая, что в здешних местах подобные шутки являются нормой. – Как это «умерла», Андрей Андреевич? Вы что?!

– Я сейчас запрягу лошадь. Мне нужно, чтобы кто-то из вас со мной поехал, – сказал бывший участковый.

Женя вскрикнула, зажав рот ладонями.

– Вы уверены, что это именно она? – уточнил хриплым голосом Александр. – Не ошиблись?

– Сынок, я в милиции двадцать лет оттрубил, – зло ответил Аникеев. – И ошибок тут быть не может.

– Как это произошло? – глухо спросил Бояринов. Рука с рюмкой коньяка зависла в воздухе. Бывший участковый молчал.

– Ее убили?

– Я поеду, – сказал Сергей Бакунин и стал одеваться.

Лошадь резво бежала по лесной дороге, ярко освещаемой луной.

– Волки? – решился спросить Бакунин. Он не ожидал, что Аникеев ответит, но тот пробормотал:

– Хуже. Сейчас увидишь.

Внезапно лошадь встала как вкопанная. Мужчина спрыгнул с саней, захватив ружье, и свободной рукой потянул за поводья. Но лошадь упиралась и, всхрапывая, мотала головой. Тогда Аникеев обмотал поводья вокруг дубового сука и махнул рукой Сергею:

– Пойдем, тут рядом.

Упруго скрипел снег, усеянный причудливыми тенями, падающими от ветвей деревьев. Где-то далеко тоскливо завыл одинокий волк и ухнула какая-то птица. Сергей ощутил возбуждающий прилив адреналина и вспомнил, что точно такое же ощущение уже было у него раньше, когда они с друзьями пробирались по ночному кладбищу.

Свет фонаря выхватил из голубого полумрака знакомую березу. Аникеев подскочил к дереву. Ошибка была исключена! Все так же был утоптан снег, покрытый темными пятнами, кора березы местами была содрана. Но труп девушки исчез. Бывший участковый стал осматривать все вокруг и увидел, как от березы в сторону протянулась цепочка каких-то странных следов, как от валенок. Идти по следу ночью было нецелесообразно, да и опасно, и он решил отложить решение этой загадки до утра. Сергей тоже подошел к березе, и в метавшемся свете фонаря увидел, как что-то блеснуло на снегу. Он наклонился. Это были очки Ксении Петровой.

Когда они вернулись и вошли в дом, в столовой стоял крик.

Марина в сердцах выговаривала директору:

– Это что, новое реалити-шоу «Остаться в живых»?! Стены в паутине, стоны по ночам, люди пропадают! Как ты такой дом вообще нашел?! Хотела в город позвонить – сигнал постоянно в этой глухомани пропадает. Сейчас же уезжаем! Макс, как любитель ужасов, может, конечно, остаться.

– И останусь. – Фирсов в упор посмотрел на Марину. – Я телохранителем не работаю, как некоторые. И вообще, орать будешь в конторе. Если до нее доберешься…

– Да пошел ты, – отвернулась Марина.

Сергей молча положил очки Ксении на стол, и перепалка прекратилась. – Пока Петрову не найдем, уезжать нельзя. Он вроде видел ее мертвой, – Бакунин кивнул на Аникеева. – Но тело пропало.

Все были потрясены, но особенно Максим. Лицо его буквально посерело и вытянулось.

Молодой следователь что-то спрашивал, но я его не понимал. Вызванный им милиционер отвел меня в камеру предварительного заключения. Сев на лавку, я снова и снова прокручивал в памяти ужас прошедшей ночи. Вспомнил также и записки бывшего участкового. ОН ВСЕ ЗНАЛ! Знал за много месяцев до случившегося! Перед глазами проносились картины нашего приезда в деревню: дочка бегает перед домом, срывает одуванчики и с веселым смехом кидает их в нас. Как мы радовались, что кругом растет молодая крапива, срывали пучки дикого чеснока и лука, чтобы сделать салат. ЭТОГО НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ НИКОГДА! Это – прошлая жизнь. Мы привезли в деревню лечить Верочку, а ее убили. ВСЕ ВСЁ ЗНАЛИ ЗАРАНЕЕ: и участковый, и Пелагея Герасимовна, и знахарка…

Из раздумий меня вывел чей-то наглый голос:

– Смотри-ка, нам интеллигентика привезли!

Только сейчас я увидел, что в камере, кроме меня, находятся еще двое: наголо бритый детина неопределенного возраста, заросший щетиной, и какой-то вертлявый молодой парень с беспокойно бегающими глазками. Он-то и говорил, обращаясь к лысому, намекая на мои очки и профессорскую бородку.

Вертлявый подошел вразвалочку ко мне, достал откуда-то смятую сигарету и закурил.

– Ну что, фраерок? – Он выпустил дым мне прямо в лицо и оскалил редкие гнилые зубы. – За что тебя?

– Не знаю, – пробормотал я. – Я… ничего не знаю.

– Не знаешь? – с деланым участием переспросил меня зэк и обернулся к здоровяку: – Слышь, Миксер, а он в несознанке!

Бритоголовый что-то неопределенно хмыкнул, а Вертлявый снова начал донимать меня:

– Че с собой есть? Чай, курево?

Я молчал, собираясь с мыслями. Очевидно, это взбесило арестанта, и в следующую секунду я получил весьма чувствительный удар в живот. Хватая воздух ртом, я откатился в сторону, как сбитая кегля.

Вертлявый подскочил ко мне и ударил еще, под ребра. Я застонал, согнувшись пополам. Краем глаза я видел, как с нар поднялся здоровяк, и начал мысленно прощаться с жизнью.

– Откуда ты? Как звать? Статья? – брызжа слюной, вопил Вертлявый, пиная меня ногами.

– Борис… Арбузов. У меня семья, пожалейте… Дочку убили, на хуторе я жил, Алексеевский называется, – выл я, закрывая лицо и живот руками.

– Алексеевский? – в один голос переспросили заключенные. Вертлявый уже занес ногу для следующего удара, но после моих слов замер, как будто окаменел.

– Да… Деревня Чертовка, – прошептал я.

Зэки переглянулись. Еще не веря, что экзекуция закончилась, я медленно встал на четвереньки.

– Миксер, по-моему, он фуфло толкает, – сказал Вертлявый, но в его голосе проскользнула неуверенность.

– В том самом доме? Рядом с сожженным? – спросил меня Миксер, он словно и не слышал своего сокамерника.

Я кивнул и не без удовлетворения увидел, как лицо бритоголового потемнело:

– Как же тебя угораздило?

Я молчал, глотая соленую кровь. Здоровяк покачал головой и направился обратно к нарам. Вертлявый что-то невнятно пробурчал, окинул меня неприязненным взглядом и тоже отошел.

Я сел, потирая ушибы. Зэки о чем-то говорили, искоса поглядывая на меня. И знаете что? Мне показалось, что в их глазах был страх.

А ночью я снова увидел кошмар. Тот самый Седой, гниющий инвалид в коляске, со скрипом въехал прямо в камеру. В руках он сжимал громадную монтировку. Многозначительно подмигнув мне, он подъехал к Вертлявому и одним ударом раскроил ему череп. Я закричал, но крик звучал только где-то внутри меня, в мозгу. Между тем Седой неторопливо подкатил к Миксеру, и того постигла та же участь. После этого сумасшедший склонился надо мной. Рваные вонючие бинты болтались прямо над глазами.

– Тебя предупреждали, а ты не понял, – ухмыльнулся он.

Я подскочил на нарах, с усилием протирая глаза. Конечно, ни Седого, ни коляски в камере не было, и два зэка, которые пару часов назад чуть не убили меня, мирно похрапывали на своих местах. Но я готов был поклясться, что остался запах. Точнее, смрад. Смрад гниющей плоти.

Я снова лег и беззвучно заплакал.

Последующие сны сменяли друг друга, как картинки в калейдоскопе. Они были яркие и цветные, но ни одного из них я запомнить не мог. Периодически я с трудом разлеплял веки и тогда видел над собой грязный потолок.

Свет зарешеченной люминесцентной лампы бесцеремонно бил в глаза, заставляя невольно зажмуриться. Хоровод каких-то вытянутых лиц с отвратительными ухмылками кружился передо мной. Слюнявые красные губы лезли с поцелуями, я кричал, мотал головой, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Прикушенный пересохший шершавый язык не умещался во рту, и сама Смерть, бледная и неумолимая, схватив меня за волосы, тащила с неимеверной быстротой через свое призрачное царство. Я чувствовал, что за мою душу бьются незримые силы, и вот уже королева эльфов везет меня на золотой повозке к самому центру Земли. Там находится ее алмазный дворец. На ложе из мягчайшего гагачьего пуха мы занимаемся с ней любовью, и я испытываю неземное наслаждение. Потом фея превращается в огромное насекомое, всаживает в меня жало, и жизнь покидает мое измученное тело, подарив мне напоследок сладостную истому.

Каждый раз я попадал то в ад, то в рай, но грязный потолок возвращал меня всегда обратно на землю. В один прекрасный момент я никуда не полетел, почувствовал дикую усталость и понял, что нахожусь в каком-то учреждении с решетками на окнах. Давило ощущение беды и неясности. Открылась дверь, и вошла женщина в зеленом халате. Она закатила тележку с разными кастрюльками и выгрузила мне на тумбочку щи, гороховую кашу с котлеткой, несколько кусочков хлеба и компот. Я почувствовал сильный голод, с жадностью все съел и даже вытер корочкой хлеба тарелки.