Александр Варго - Они не поверили Страница 20

— Там вода.

— Предлагаешь нырнуть вслед за ним? Увольте, мадам.

Некоторое время мы молча сидели, облокотившись друг на друга.

Глядя на чистое небо, я чувствовал, что настроение мое все больше омрачается, и я чувствовал, что это связано не только с тем, что мы заблудились.

С самого начала нашего перехода меня не покидало чувство беспокойства. Чувство было сродни тому, что ты вышел из дома и на полдороге задумался о том, выключил ли ты газ на кухне и закрыл ли дверь на ключ. Только сейчас, оглядевшись по сторонам, я понял. Странно, но где, как не на болоте, обитать комарам? Да, одного кровососа я прихлопнул, но он был еще на суше. Теперь же мы находились чуть ли не в самом центре этого царства трясины, и я не видел ни одного комара. Кваканья лягушек я тоже не слышал, умолкли птицы и цикады. Все вокруг было мертво.

Вдруг необъяснимый страх липким покрывалом накрыл меня, у меня возникло ощущение, что только что я раскопал сам себе могилу и жду захода солнца, чтобы в нее лечь.

Я поежился. Говорить Ольге о своих мыслях не хотелось, тем более отсутствие лягушек и комаров на болоте, вероятно, заботило в настоящий момент ее меньше всего. Она немного успокоилась, дыхание постепенно выравнивалось.

В этот самый момент, позабыв обо всех своих мыслях, что только что беспокойным роем носились у меня в голове, затаив дыхание, я почувствовал: мы не одни.

Рядом кто-то есть.

«Может, что-то?» — прошептал чей-то голос, сухой и безжалостный, как шорох паучьих лап.

Сработала некая сигнальная система, о существовании которой я никогда и не подозревал, которая не была востребована в мире цивилизации, которая включалась только в глухом темном лесу. Каждой клеткой своего тела я ощущал постороннее присутствие, и присутствие это было отнюдь не хорошим.

«Не будь идиотом, мы здесь совершенно одни», — стараясь казаться уверенным, сказал я себе.

Внезапно мысли о том, что за нами кто-то наблюдает (спрятавшись за полусгнившей корягой), исчезли, будто их сдуло порывом ветра, и им на смену пришли другие. Странные мысли… Связанные с девушкой, что находится рядом со мной.

Ольга.

Насчет того, чтобы с ней что-то сделать. Что-то такое, что очень хочется, но о чем никогда не расскажешь своим друзьям. Так, в порядке эксперимента.

Внезапно меня обдало неким призрачным ужасом. Чувство было томительным и в то же время отталкивающим. Все еще размышляя об этом, стараясь осознать, о каком эксперименте идет речь, я взглянул на Ольгу. Она смотрела на меня затуманенными глазами, затем облизнула язычком верхнюю губу.

Чья-то тень качалась надо мной, обволакивала. Странное ощущение все еще одолевало меня, будто в мозгу всплыл отголосок давно виденного и позабытого сна, когда немыслимо ни восстановить мелькнувший за гранью бодрствования образ, ни вполне избавиться от смутной тени, вторгшейся в разбуженное сознание. Постепенно чувство исчезало, и исчезновение это было неприятным — словно уползал крупный слизняк, оставляя за собой зловонный след.

— Можно я задам тебе вопрос? — вырвал меня из мира воспоминаний голос Ольги.

— Конечно. — Я посмотрел ей в глаза. Застилавшая ей глаза пелена исчезла, взгляд Ольги приобрел осмысленность. Странное чувство безвозвратно ушло, и сколько я ни пытался восстановить его в памяти, в голову лезла полнейшая чушь. Но что-то осталось… Что-то вроде легкой оседающей пыли от уехавшего автомобиля… Что-то дикое и прекрасное, страшное и… приятное…

— О чем ты сейчас думал?

— Сейчас?

— Да, сейчас. Ты что, глухой?

Я облизал пересохшие губы.

— О чем я еще сейчас могу думать? У нас одна проблема — как найти дорогу, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

— Нет, до этого. У тебя было такое лицо… Словно ты чего-то хотел. Очень хотел. — Ольга в упор смотрела на меня.

Легкий озноб пробежал по телу от ее пристального взгляда.

«Да, я хотел тебя, я хотел тебя трахнуть прямо в этом вонючем болоте, опрокинуть головой в грязную слякоть и насиловать, и чем извращенней будет секс, тем лучше! А потом достать нож…»

Воображение тут же нарисовало мне картину, как мы, грязные, потные, испачканные тиной и болотной жижей, безумно хохочущие, с вытаращенными глазами, совокупляемся в тошнотворной каше из склизких растений и тухлых жаб.

Эти мысли испугали меня. «Это совсем не то, о чем ты думал», — пытался я себя убедить, но попытки были слабые и неуверенные. Я осмотрел рану. Окровавленный платок на руке, пропитанный уже не только ее, но и моей кровью, порвался и испачкался. Я сорвал его с руки и швырнул в темную жижу. Ольга недоуменно глядела на меня, а я равнодушно смотрел, как он не торопясь скрывался в тине, напоминая миниатюрный кораблик, терпящий бедствие.

— Я тебе сто тысяч таких куплю, когда выберемся, — устало сказал я Ольге.

— Зря ты… У тебя все еще кровь течет, — вяло произнесла девушка.

— Поднимайся, нужно идти. Скоро начнет темнеть.

Она вздохнула, встала, критически оглядев себя:

— Ну и чушка!

— Ерунда, такой ты мне больше нравишься.

Ольга хихикнула.

Мы двинулись дальше. Черные умирающие деревья все больше напоминали молчаливых часовых, застывших навытяжку над темно-серой стоячей водой. До холма оставалось немного. Остаток пути мы прошли без приключений.

Выбравшись на сухое место, я принялся сливать из ботинок отвратительную массу. Ольга обессиленно опустилась на траву и некоторое время лежала без движений.

Над ухом раздалось привычное гудение, и я почти с благодарностью разрешил комару присесть себе на ухо. Присесть, но не более, и в следующую секунду я довольно больно хлопнул себя по уху, после чего взглянул на ладонь. Жужжание возобновилось, что означало, что я промахнулся, но у меня уже не было сил сердиться на этих летучих кровососов. Ольга начала приводить себя в порядок. Разглядывая местность, я обратил внимание на странный предмет, наполовину скрытый мутной желеобразной массой. Предмет был грязно-желтого цвета и имел необычно правильную геометрическую форму. Округлую. Не без труда поднявшись, я сделал два шага.

Подойдя почти вплотную к предмету, я со страхом понял, что это. Сквозь спутанную тину на меня, скалясь, черными дырами смотрел человеческий череп. Откуда он здесь взялся? И сколько пролежал, пять лет, пятьдесят? Руки сами сжались в кулаки, ногти впились в ладони.

«Что же ты так долго не приходил, малыш? Давно жду тебя, а лето выдалось таким долгим и жарким…» — смеялись его пустые глазницы.

— Дима!