Вячеслав Денисов - Остров. Забытые заживо Страница 20

Он схватился рукой за дерево. Одна из веток с шипением шевельнулась, и он отдернул руку. Питон тигровой окраски толщиной с руку уползал прочь.

Сделав еще несколько шагов, Макаров рухнул на колени. Он вдруг испугался, что никогда не увидит Питера. Это было последнее, что связывало его с жизнью, наверное, поэтому он и вспомнил сына. Сердце как-то неуверенно стукнуло и затихло. В уши ворвался шум прибоя. Открыв рот, Макаров стал хватать воздух, как собака, как отключенный от кислородной подушки больной.

Он упал лицом в траву и последнее, что запомнил в ушедшей от него жизни, было стремительное шевеленье лапками какого-то насекомого, пытающегося выбраться из-под его щеки…

Макаров вышел из дверей жизни и оказался в преддверии другого мира. В этом мире жили уродливые тва- Ри, совершенно голые, с деформированными признаками половой принадлежности, с желтыми глазами и осколками зубов во рту. Кто-то из тварей, капая слюной на его лицо, прижался пастью к его руке, но вдруг что- то случилось.

Твари – две или три их было, Макаров не мог считать, лежа на животе – вскочили на ноги и, сливаясь с листвой синюшными телами, беззвучно скрылись. Галлюцинации прекратились. Он был на пороге.

Макаров лежал и видел небо. Над ним проплывали облака, они были похожи на разбредшуюся по огромной голубой лужайке отару овец. Был бы он наполнен жизнью, он обязательно подумал бы о том, как это он видит небо, когда обращен к нему спиной.

А потом кошмар сменил тему. Боль пронзила правую руку Макарова.

И наступила тьма.

«Питер», – было последней его мыслью. * * *

Люди, с которыми последовал внутрь острова Питер, стояли напротив водопада и оглушенно молчали. Где-то по дороге вышло так, что все смешались. Первый класс… второй класс… Люди, следуя известным только им одним мотивам, разыскали друг друга в тропической глуши. Теперь у водопада, придавленные его великолепием, стояли шестнадцать или семнадцать человек. Поразивший их восторг был слишком велик для того, чтобы они говорили. Скала высотой с двенадцатиэтажный дом – блестящая от мороси скала, покрытая зеленой порослью, – по ней струился, разбиваясь о неровности и снова собираясь в единый поток, водопад. Он стремительно несся с высоты и с грохотом падал в подставленную чашу озера.

– Как хотите… – произнес Левша, скинул сумку, шорты и бросился в воду прямо в рубашке.

Его пример оказался заразительным. Еще трое или четверо из тех, кого не пугала холодная вода, скинули одежду и последовали за ним.

Вода была настолько прозрачна, что, опустив голову и открыв глаза, Левша увидел под собой косяки разномастных рыб. Они скользили под ним, сыто шевелили плавниками и, двигаясь по известному только им мар- шруту, подставляли под солнечный свет бока. И тогда из черно-серых они превращались в ослепительно серебристых.

Левша плыл и пил воду. И ему казалось, что никогда еще он не пробовал более вкусной воды.

Сорокаградусный ромовый хмель выходил из него толчками – он чувствовал это. С берега ему улыбалась Дженни, и он улыбался ей. Левша видел, как, посмотрев на спутников и что-то шепнув Берте, после чего та перехватила руку Питера, женщина спустилась к воде и выбралась из плена одежды. Левша взволнованно откинул волосы на затылок и, как только Дженни бросилась в воду, закрыл глаза и, смешно поджав губы, нырнул…

Он видел в этой воде так, как если бы был вне ее. Стройные ножки Дженни шевелились в нескольких метрах над ним. Сделав еще движенье, он вытянул руки и прикоснулся к ним. А потом неожиданно для себя привлек одну из ног к своему лицу и прижался к ней губами. Дженни отдалась его рукам без сомнения и каприза. Вынырнув, он наткнулся на ее еще горячие после солнца, взволнованные губы. На мгновение они сли- лись в поцелуе, но Дженни тут же отстранила его и, посмотрев долго, внимательно, поплыла к водопаду.

Рука Питера тоже была горячей. По ней струился пот, и он знал, что Берте неприятно держать его за руку. Сделав вид, что хочет умыться, он высвободил свою руку и спустился к воде.

– Папа, – шептали его губы.

Минуту назад он видел странную картину: отец лежит на спине, а над ним, глумливо щерясь, шевелятся какие-то странные животные. Питеру почему-то казалось, что они хотят сожрать отца.

Вечером отец ему сказал:

– Питер, мы немного устали. Правда? На меня необъяснимо накатывает тревога, поэтому и ты можешь видеть странные картинки. Оказавшись в другом полушарии, мы не успели поменять зависимость от прежнего. – Он усмехнулся и, подбивая подушку, добавил: – Ну и потом не стоит забывать, что мы в Бермудском треугольнике.

Сказав это, он вдруг вскочил с постели и бросился к двери. Питер вспомнил: отец ожидал прихода официанта с зеленым чаем, да, верно, совсем забыл об этом. И теперь, когда в коридоре брякнуло что-то о поднос, он вспомнил. Отец открыл дверь и заговорил с кем-то по-английски. Разговор был немного нервным, в коридоре открылась еще одна дверь. В беседу вмешался кто-то третий. В конце концов отец появился в каюте с блюдцем, на котором стояла чашка, и захлопнул дверь, когда ему что-то говорил тот, третий, не официант.

– Они забыли приготовить мне чай. Они вообще обо мне забыли. Но помнили об итальянце, заказавшем кофе. Пусть теперь подождет итальянец, – сказал отец, забыв о сне и поставив чашку на столик. – Я буду пить кофе.

Отец дома часто пил кофе на ночь. Мама говорила, что это дурная привычка, что пить кофе на ночь – вредно. Но отец ее не слушал. Он мог встать ночью и поесть борща, утром съесть огромную тарелку каши и выпить перед сном несколько чашек эспрессо (мама пила только этот кофе, другого не признавала). С уходом мамы отец вдруг изменился до неузнаваемости. Словно замаливая грехи собственного упрямства при ее жизни, он стал соблюдать принятые правила жизни: на ночь пил только зеленый чай, упорядочил просмотр телевизора, и только одна привычка на двоих осталась у них:еда по ночам.

Выпив кофе, отец выключил наконец свет и забрался под одеяло.

– Папа, ты скучаешь по маме?

Он ничего не ответил.

А под утро Питер слышал, как его отец, крепкий и сильный мужчина, тяжело дышал, накрывшись одеялом с головой.

Ночью Питеру привиделась собака. Он не стал говорить об этом отцу. Очень часто случалось так, что мальчик видел картины, поражавшие его своей фантастичностью. На него нападал водяной человек, придавливал всей своей влажной тяжестью, а наутро выяснялось, что к обеду ожидается проливной дождь.

И вот сейчас Питер стоял у воды, смотрел на свое отражение и думал, что могут означать твари над распростертым телом отца. Но куда бы он ни уводил свои неокрепшие мысли и как бы ни настраивал себя на взрослое толкование действительности, у него ничего не получалось. Лишь страшная, липкая тревога разливалась по его телу, уверяя в том, что тварей может и не быть, и отец, быть может, не лежит, а, наоборот, стоит. Но как бы ни поворачивал Питер свои рассуждения, все равно выходило, что отцу сейчас очень плохо.