Марк Фрост - Шесть мессий Страница 20

— Время приближается. Тебе предстоит многое сделать.

— Я хочу помочь вам.

— Те люди, снаружи, они относились к тебе плохо.

Слезы струились из его глаз.

— Да.

— Они совсем не понимают тебя. Не то что мы.

— Нет.

Огромность ангела заполнила все поле его зрения, его голос отдавался эхом, воспринимаясь всем телом.

— Ты хочешь остаться здесь, с нами, Корнелиус?

— Я хочу, да. Я очень этого хочу.

Ангел улыбнулся. Ветер со звуком, похожим на бои тысячи приглушенных барабанов, прошелестел, приглаживая волосы Корнелиуса. С руками, сложенными в беззвучной молитве, ангел снова взмахнул крылами и воспарил с помоста к небосводу. Все глаза обратились к небу, созерцая его уход. Музыка усилилась до величественного крещендо, заглушая блаженное бормотание толпы.

Корнелиус улыбнулся, деля теперь с собратьями их тайное знание. Он был дома.

ГЛАВА 4

Черная маслянистая вода, штиль — ложное затишье, определенно предвещающее бурю. Колеблющаяся поверхность, из-под которой проступают неопределенные, зловещие очертания, тревожимая пока еще дальним шквалистым ветром темная завеса облаков над северным горизонтом. Тускло-коричневый свет с запада, желтые, жирные отблески на пенистом море. Полная луна, быстро взошедшая позади них, как точный противовес заходящему солнцу.

Стоя у поручня правого борта недалеко от кормы, Дойл пытался примерно просчитать их положение в море: около тридцатой параллели, пятьдесят градусов северной широты. Ближайшая суша — это Азорские острова, в тысяче миль к югу. Снизу доносился шум: двигатели трудились вовсю. Иннес может подойти в любой момент, и в этом дальнем уголке судна их никто не подслушает.

Дойл всматривался в набросок, который сделал, скопировав царапины на стене у Зейлига, мучительно пытаясь понять их смысл. Он работал над этой проблемой весь день, и разгадка казалась дразняще близкой, но последний элемент головоломки упорно не желал вставать на место. Кроме того, ему так и не удалось найти священника — тот пропал бесследно. Тревожить своими, пока еще не оформившимися, опасениями капитана Хоффнера Дойлу не хотелось, но опасность была несомненной. Если не принять меры, Лайонел Штерн может и не пережить эту ночь.

А вот и Иннес.

— Помимо того, что находилось у них в каюте, Руперт Зейлиг и Штерн прибыли на борт с четырьмя местами багажа, — доложил Иннес, достав перечень. — Дорожный кофр, два чемодана, одна деревянная коробка. Я сам видел их вещи, они находятся в трюме, нетронутые.

Дойл поднял бровь.

— Сунул пятерку одному малому из машинного отделения.

— Хорошая работа.

— Коробка запечатана лентой таможни, лента не повреждена. Размером она примерно с большую шляпную. Наверное, для той книги.

Дойл промолчал.

— Где сейчас Штерн? — спросил Иннес.

— В каюте капитана, сейчас он находится под присмотром. Смерть пассажира в море — событие хлопотное, требует оформления кучи бумаг.

— Надо же, никогда над этим не задумывался… А что они собираются сделать с телом?

— Поместили в холодильник под замок.

Морг с холодильником — необходимый элемент любого круизного лайнера. Среди пассажиров таких рейсов полно ожиревших, склеротичных, склонных к апоплексии стариков. Иннес невольно поежился.

— Не слишком близко от кухни, надеюсь.

— В отдельном отсеке. Ближе к трюму, где они держат те гробы, которые, как мы видели, загрузили в порту.

— Корабельный врач настаивает на том, чтобы приписать смерть Зейлига естественным причинам, — проворчал Дойл.

— Не может быть…

— Все внешние признаки указывают на то, что Зейлиг умер от острой сердечной недостаточности. У меня не хватает данных, чтобы это оспорить, хотя я не сомневаюсь: убийцы стремятся к тому, чтобы была принята именно эта версия. На корабле нет условий для проведения надлежащего вскрытия, да и будь они, не уверен, что результат вскрытия вступил бы в противоречие с навязываемой версией. Не говоря уж о том, что капитану вовсе не нужны ходящие на борту толки о насильственной смерти одного из пассажиров.

— Но ведь это именно то, что мы думаем.

— Напугать человека до смерти? Сделать так, чтобы избыточный выброс адреналина буквально разорвал сердце?

— Да, я бы назвал это убийством.

— Но как непосредственно могло оно осуществиться?

Дойл покачал головой.

— Может быть, он заметил корабельное привидение, призрак, бродивший по нижним палубам, — предположил Иннес.

— Боже правый!

Дойл уставился на него с широко открытыми глазами, словно его треснули деревянной колотушкой.

— Ты в порядке, Артур?

— Конечно, так оно и есть. Молодец, Иннес!

— А что я сделал?

— Ты разгадал головоломку, старина, — ответил Дойл, быстро увлекая его к ближайшему люку.

— Правда?

Позови снова того механика. Пусть захватит пожарный топор, молоток и лом. Пора поговорить со Штерном и капитаном Хоффнером.

Механик посветил лучом фонаря в темное нутро багажного трюма, выхватив из нагромождения багажа запечатанную деревянную коробку.

— Это ваша, мистер Штерн? — уточнил Дойл.

— Да.

— Конечно, мистер Конан Дойл, это весьма интересно, — с плохо скрываемым раздражением пробормотал капитан Хоффнер, — но я не вижу смысла в данном опыте…

Дойл занес топор и одним коротким ударом раздробил крышку коробки. Штерн ахнул. Дойл наклонился, просунул руку сквозь щепки и извлек содержимое — большую квадратную пачку чистой белой бумаги.

— По весу примерно равно вашей книге, — сказал Дойл Штерну, взвешивая пачку в руке.

— Я не знал, клянусь, — запротестовал Штерн. — Я хочу сказать, я видел ее, я был в Лондоне, когда книгу упаковывали в ящик…

— По-видимому, у вашего покойного партнера, мистера Зейлига, имелись отличные от ваших планы, что, возможно, и объясняет его нежелание покидать вашу каюту.

— Можете вы объяснить, что все это значит? — требовательно спросил капитан Хоффнер.

— Прошу вас немножко потерпеть, капитан. Я скоро все объясню, — сказал Дойл, положив бумагу и подняв топор на плечо. — А сейчас не соблаговолите ли сопровождать нас еще в одно место? Иннес?

Иннес кивнул, и маленький механик — внутренне довольный зрелищем того, что его капитан, суровый приверженец дисциплины, идет на поводу у полоумного англичанина, — направился по лабиринту коридоров и люков к соседнему трюму, холодному и неприветливому сводчатому помещению. В воздухе висел запах разложения, благодаря ему бледный свет свисавших рядами с потолка тусклых лампочек казался призрачным и зловещим.