Роберт Говард - Собрание сочинений. Том 2. Голуби преисподней Страница 20

8. Погасшая головня

Земли вокруг Тарантии избежали такого страшного опустошения, как восточные провинции. Правда, и здесь хватало свидетельств страшного нашествия: поваленные заборы, опустошенные поля, ограбленные амбары, но все же сталь и огонь не погуляли здесь в полную силу.

И еще одну печальную примету увидел Конан — пепел и черные камни на том месте, где недавно возвышалась усадьба одного из самых верных его сподвижников.

Король не решился открыто подъехать к расположенной в двух милях усадьбе Галанна. В темноте он проехал через рощу к домику сторожа. Соскочив с седла и привязав коня, он направился к толстой сводчатой двери, собираясь послать за Галанном слугу. Нарваться на целый отряд он не боялся, но ведь стоять постоем захватчики могли где угодно, в том числе и на подворье Галанна. Но подойдя ближе, он увидел, что двери хижины открываются, и оттуда выходит плотно сбитая фигура в шелковых чулках и богато расшитом кафтане, и бросился по дорожке вперед:

— Сервий!

Хозяин усадьбы с возгласом недоумения обернулся и стал отступать назад при виде рослой, закованной в панцирь фигуры, выросшей перед ним во мраке, взявшись при этом за висящий на поясе охотничий нож.

— Кто ты? — спросил он. — Чего тебе… О, Митра!

Он глубоко вздохнул, и румяное его лицо побледнело.

— Изыди! — крикнул он. — Зачем ты вернулся пугать меня из серых краев смерти? Пока ты жил, я был верным твоим вассалом.

— Чего ожидаю от тебя и сейчас, — ответил Конан. — Перестань трястись, человече: я из крови и плоти.

Покрытый потом Сервий приблизился и заглянул в лицо гиганту в доспехах. Убедившись, что это правда, он опустился на одно колено и снял шляпу с пером.

— Ваше величество, это чудо, превосходящее всякую веру! Не сегодня и не вчера отзвонили по тебе колокола цитадели. Сказали, что ты погиб у Валькии во время страшного обвала.

— В моих доспехах был другой, — пояснил Конан. — Но поболтаем потом. Если на твоем столе есть, скажем, окорок…

— Прости, господин! — воскликнул Сервий, вскочив с земли. — Доспехи твои покрыты дорожной пылью, а я томлю тебя без отдыха и угощенья! О, Митра! Теперь-то я вижу, что ты жив и здоров, но, клянусь, когда я увидел тебя в темноте, кровь заледенела в моих жилах. Не очень-то приятно встретить в темноте человека, в смерти которого ты доподлинно уверен.

— Прикажи слугам заняться моим конем, что привязан за тем дубом, — сказал Конан, и Сервий кивнул и повел его по дорожке. Суеверный страх его прошел, но все равно он казался взволнованным.

— Пошлю кого-нибудь из дворни, — сказал он. — Сторож сидит в своей хижине… Но в нынешнее время опасно доверять даже слугам. Лучше будет, если о твоем появлении буду знать только я.

Они подошли к особняку. Сервий, в поведении которого было что-то паническое, через боковую дверь провел Конана через узкий, слабо освещенный коридор в просторную комнату, потолок которой был обшит дубовыми балками, а стены искусно инкрустированы деревом. В большом камине пылали поленья, огромный паштет дымился в керамической тарелке на широком столе красного дерева. Сервий задвинул массивный засов и погасил свечи в серебряном канделябре, и единственным освещением комнаты осталось пламя в камине.

— Прошу прощения, ваше величество, — сказал он, — времена нынче опасные: повсюду полно шпионов. Будет лучше, если никто не узнает тебя, заглянув в окно. Паштет этот прямо из печи — я как раз собирался поужинать, дав наставления сторожу. Если изволишь…

— Света вполне достаточно, — буркнул Конан, уселся без всяких церемоний и достал кинжал.

Ел он жадно, запивая каждый кусок большими глотками вина. Он, казалось, забыл о всякой опасности, зато хозяин на своем сиденье беспокойно вертелся, нервно перебирая пальцами звенья висящей на груди массивной золотой цепи. Он постоянно присматривался к окну и прислушивался к двери, ожидая какого-нибудь подвоха.

Покончив с ужином, Конан встал и пересел на табурет возле камина.

— Я не буду долго подвергать тебя опасности своим присутствием, — сказал он вдруг. — Утро застанет меня далеко от твоего поместья.

— Мой король… — Сервий оскорбленно воздел руки, но Конан отмахнулся от его протестов.

— Верность твоя и мужество мне известны. Упрекнуть тебя не в чем. Но если Валерий занял престол, ты сильно рискуешь, давая мне приют…

— Я недостаточно силен, чтобы вступить в открытый бой, — признался Сервий. — У меня всего пятьдесят бойцов — против него это горстка пыли. Ты же видел развалины усадьбы Эмилия Скавона?

Конан кивнул, закрыл лицо руками.

— Он был, как ты знаешь, самым могущественным вельможей провинции. Платить дань Валерию он отказался. Немедийцы сожгли его в собственном доме. То, что тарантийцы сдались без боя, лишило нас всех сил к обороне. Мы покорились, и Валерий сохранил нам жизнь, хотя наложенная им дань многих пустит по миру. А что мы могли сделать? Ты считался погибшим, много баронов убито, многие в плену. Армия разбита и рассеяна. Наследника престола нет. И нет никого, кто встал бы во главе народа.

— А граф Троцеро из Пойнтайнии? — сурово спросил Конан.

Сервий беспомощно развел руками:

— Действительно, его наместник Просперо вышел в поле с небольшой армией. Отступая перед Альмариком, он уговаривал народ встать под свои знамена. Но, поскольку ты считался погибшим, народ начал припоминать давние раздоры и счеты, припомнили, как Троцеро со своими воинами когда-то так же вторгся в наши провинции, как теперь Амальрик, — огнем и мечом. Бароны видели в Троцеро соперника. Какие-то люди — быть может, шпионы Валерия — шептали, что граф собирается возложить корону на себя. Вспыхнула давняя вражда между кланами. Если бы среди нас был человек королевской крови, мы бы короновали его и пошли с ним на немедийцев. Но его не было.

Бароны, которые сохраняли тебе верность, никогда не согласились бы выбрать предводителя из своей среды — каждый считал себя не хуже соседа. Когда связка порвана, хворост рассыпается. Если бы у тебя был сын, бароны сражались бы до сих пор. Не нашлось одного-единственного звена, чтобы соединить их силы.

Купцы и мещане, убоявшись анархии и возвращения феодальных времен, когда каждый барон писал свой закон, кричали, что лучше Валерий, нежели совсем без короля, он, по крайней мере, из древней династии. И не нашлось человека, способного выйти против него, когда он под развевающимся знаменем Немедии подъехал во главе своих солдат и ударил копьем в ворота Тарантии.

Да, люди сами открыли ему ворота и пали перед ним в пыль. От помощи пойнтайнцев они отказались и кричали, что Валерий лучше, чем Троцеро, что бароны тоже пойдут за Валерием, что, покорившись ему, удастся избежать гражданской войны и ярости немедийцев. Просперо пошел на юг с десятью тысячами своих людей, и через несколько часов в город вошли немедийцы. Они его не преследовали — остались на коронацию Валерия.