Черные сказки - Олег Игоревич Кожин Страница 21

Рита не разбиралась в жестовых языках, а потому не могла понять сказанного. Впрочем, вряд ли безголовый обращался к ней. Слишком уж точны были жесты, слишком выверена последовательность. Он проговаривал вызубренное наизусть. Он – и Рита осознала это, когда стало уже слишком поздно, – читал заклинание.

В завершение этой беззвучной тирады безголовый оглушительно хлопнул в ладоши – так, что даже в ярком дневном свете было видно, как посыпались с когтей искры. И тотчас все на столе пришло в движение, заерзало на своих местах, оторвалось от нагретых солнцем досок и потянулось вверх, к небу, не удерживаемое больше силой притяжения земли. Все, кроме Риты и того, что лежало в ее рюкзаке. Кувшины, ящики, тарелки и обглоданные кости, хрустальные бокалы, скрипки и звериные рога, резные светильники, молотки и связанные сложными узлами веревки – все проплывало мимо, поднимаясь выше и выше. Рита вскочила, но от неожиданности растерялась и на несколько мгновений даже забыла о грозящей опасности, наблюдая с открытым ртом, как улетают вещи, составлявшие ее укрытие.

Опомнилась она, когда до самого последнего из ящиков было уже не допрыгнуть. Великанский стол опустел, и Рита, стоящая в середине с рюкзаком в руках, осталась единственным угощением. Теперь-то глаза на груди безголового уж точно видели ее, и пасть на животе безголового скалилась в предвкушении ее боли.

Чудовище приближалось неторопливо, все в том же вертикальном положении, вытянув руки в стороны, словно стараясь не спугнуть жертву раньше времени. Кожа его в солнечном свете выглядела молочно-белой. Рита смотрела в наколотое на этой белизне уродливое лицо и, до крови закусив губу, собиралась с духом. Отец учил, что от медведя нельзя убегать. Побежишь – умрешь. Дашь понять, что с тобой шутки плохи, – есть шанс уцелеть. Ори, шуми, размахивай чем-нибудь. Но не стой просто так, Ритка, не стой столбом.

Она сунула руку в рюкзак и нащупала там самый увесистый из найденных предметов. Вытащила – это оказалась пивная кружка с крышкой, – завопила и с размаху ударила перед собой как палицей, метя точно между нарисованных глаз. Во время взмаха крышка откинулась, и из кружки широкой дугой хлынул поток белого песка. Стоило этой загадочной субстанции угодить на безголового, как тот отпрянул аж на добрую дюжину шагов и принялся извиваться в воздухе, словно гигантская раненая змея, стараясь стряхнуть с себя все до мельчайшей крупинки. Движения его выглядели еще более отвратительными оттого, что были совершенно беззвучны.

Рита в изумлении уставилась на кружку – та снова стала полна. Она принюхалась, макнула палец в белый порошок, попробовала на вкус. Соль. Самая обычная поваренная соль, только куда более мелкого помола, чем в магазинных пачках. Сразу вспомнилось, как отец иногда рассыпал такую вдоль порога и на подоконниках – давно, еще до смерти мамы. В последние годы он этого не делал. Выходит, все-таки знал о том, что обитает на горе?

Тем временем безголовый, отряхнувшись, начал огибать стол по широкой дуге, надеясь, видимо, напасть на Риту сзади. Девочка не собиралась позволить ему подобраться к себе. Опустившись на четвереньки, она принялась сыпать соль из кружки щедрой белой дорожкой по самому краю столешницы. Безголовый отшатнулся, помедлил немного, затем попытался зайти с другой стороны, но момент был уже упущен. Рита обвела столешницу по всему периметру широкой полосой соли и, замкнув ее, торжествующе грохнула по-прежнему полной кружкой по старым доскам, чудом их не проломив.

– А! Выкуси, чучело! – завопила она, грозя трясущимся кулаком. – Козел! Сраный! Залупа конская!

Нелепые эти слова заставили ее расхохотаться в голос, пронзительно, надрывно. Безголовый неподвижно висел в воздухе на порядочном расстоянии, слегка склонившись набок, отчего глаза на его груди смотрели пристальнее и хитрее, с издевательским прищуром. Рита выкрикнула еще несколько ругательств, слышанных когда-то от отца, но смех больше не шел. Ноги дрожали так, что стоять было невозможно.

Тогда она уселась посреди столешницы, уронила лицо в ладони и зарыдала.

* * *

К полудню жара стала невыносимой. Рита, давно понявшая, что загнала сама себя в ловушку, уже не имела сил ни бояться, ни отчаиваться, ни следить за безголовым, который невозмутимо кружил вокруг стола, никуда не спеша и не выказывая ни малейших признаков усталости. Ей хотелось только пить. Мысли тонули в раскаленном мареве, и она никак не могла вспомнить, взяла ли утром в дорогу бутылку с водой. Ведь должна была… Но отчего-то бутылка не находилась в рюкзаке. Три попытки – и ни одной успешной. Каждый раз там оказывалась только бутыль из темного стекла, на этикетке которой скалилась в язвительной ухмылке рыба с человеческим лицом. Извлечь пробку было нечем, да и Рита все равно пока не решилась бы оттуда пить. Проклятая рыбина наверняка состояла в сговоре с безголовым и насмехалась над ней, над несчастной тринадцатилетней девчонкой, обреченной на гибель на вершине горы.

– Не понимаю… – пробормотала Рита, шмыгая носом и в очередной раз обшаривая все карманы рюкзака. – Нет воды. А ведь должна быть… Эй, куда это ты?

Ей почудилось, что безголовый опасно приблизился к столу у нее за спиной. Он пролетел мимо, но, намереваясь припугнуть чудовище, Рита потянулась к пивной кружке, все это время стоявшей рядом, и вздрогнула от удивления. Кружка оказалась холодной. Ее глазированные бока покрылись влагой, по зловещему узору медленно скользила вниз прозрачная капля. Рита, не смея поверить своему счастью, подняла крышку. Кружка была полна воды.

Первый несмелый глоток развеял все сомнения. Ни малейшего привкуса соли. Чистая холодная вода прямиком из лесного родника.

– Так вот почему за вас столько платят! – сказала Рита странным вещам в рюкзаке и стала пить, запрокинув голову.

С каждым глотком силы возвращались к ней… С каждым глотком прозрачная, пьяная легкость наполняла тело и душу. Рита испугалась даже, что вот-вот взлетит, повиснет над столом. Воздушный шар в форме дочери лесничего. Уникальный сувенир на память об этом удивительном месте. Но для такого все-таки надо было окончательно лишиться головы.

Сознание ее стремительно полнилось новыми образами. Когда, напившись, Рита опустила кружку, они хлынули сплошным искрящимся потоком. Чужие мечты и воспоминания. Понимания и предположения. Безголовый больше не пугал ее. О да, он был опасен, смертельно опасен – неуловимо быстрый, ловкий, неутомимый, стальные когти острее любого ножа, – но по ту сторону соли, лишенный голоса и слуха, оставался крайне ограниченным в общении с вещами. Мог повелеть что-то простое, приказать и прикрикнуть хлопком ладоней, но на задушевные разговоры был, естественно, не способен.

– Сгинь, уродец! – весело сказала ему Рита, и вся поляна, задремавшая на жаре, встрепенулась от этих