Лорел Гамильтон - Нарцисс в цепях Страница 21

Я поглядела на Ричарда, и он кивнул. Я вздохнула:

— Ты знаешь, обычно мы попадали в такие передряги из-за меня.

— Это еще не передряга, — успокоил меня Ричард. — Нарцисс играет на публику. Как ты думаешь, почему я не перекинулся?

Он уставился на коротышку. Нарцисс улыбнулся:

— А я-то думал, что ты — лишь мускулистая декорация за спиной Маркуса.

— Нарцисс, ты станешь драться, лишь если у тебя не останется иного выхода, так что хватит играть в игры.

В голосе Ричарда был холод, была твердость, против которой не попрешь и с которой не поспоришь. И снова это было похоже больше на меня, чем на него. Насколько круто пришлось ему и его волкам в эти полгода? Очень немногое может закалить тебя так быстро. Смерть тех, кто тебе близок; служба в полиции; или битва, когда вокруг тебя действительно умирают соратники или противники. В гражданской жизни Ричард — преподаватель естественных наук в старших классах, значит, дело не в полицейской работе. Если бы кто-то из близких умер, мне бы, наверное, сказали. Значит, остается битва. Сколько вызовов было ему брошено? Скольких он убил? Кому пришлось умереть?

Я тряхнула головой, отгоняя эти мысли. С этим разберемся потом.

— Ты не получишь никого из нас. Нарцисс, и никого из наших. Войны из-за отказа ты не начнешь, так что нам остается?

— Я заберу своих людей из комнаты, где твои коты, Анита. Я это сделаю. — Он стоял передо мной, прислонившись спиной к стойке кровати, играя привешенной к ней цепью, и металл позвякивал. — Те... люди, которые их захватили, не очень изобретательны, но у них есть природный талант мучителей.

Он снова смотрел на меня человеческими глазами.

— Чего ты хочешь, Нарцисс? — спросил Ричард.

— Чего-нибудь стоящего, Ричард. Кого-нибудьстоящего.

Заговорил Ашер:

— Ты хочешь только кого-то, над кем можно господствовать, или тебе годится, чтобы господствовали над тобой?

— А что? — оглянулся Нарцисс.

— Ответь ему правдиво, Нарцисс, — посоветовал Жан-Клод. — Может оказаться, что ты не прогадал.

Нарцисс перевел взгляд с одного вампира на другого, потом опять на первого, на Ашера, стоящего в своем коричневом кожаном наряде.

— Предпочитаю доминировать сам, но если попадется нужный партнер, готов дать ему доминировать надо мной.

Ашер подошел к нам, покачивая худощавым, изящным корпусом.

— Я берусь тебя придавить.

— Ты не обязан, — поспешно сказал Жан-Клод.

— Ашер, не надо, — поддержала я.

— Найдем другой способ, — добавил Ричард.

Светлые-светлые, светло-голубые глаза Ашера обратились к нам.

— Я думал, ты обрадуешься, Жан-Клод. Наконец-то я согласился завести себе любовного партнера. Разве не этого ты хотел?

Голос его был ровен, но слышалась в нем острая насмешка с оттенком горечи.

— Я тебе предлагал почти всю свою силу, и ты отказался от всего. Почему он и почему сейчас?

Жан-Клод поднялся на колени, и я протянула ему руку, не совсем уверенная, что поступаю правильно.

Он поглядел неуверенно.

— Если только ты думаешь, что это не опасно, — сказала я.

Он взялся за мою руку, и сила хлынула горячим потоком по моей руке, по его, к плечу, и заполнила его сердце как взрыв. Он закрыл глаза, качнулся на секунду, потом посмотрел на меня.

— В первый раз это было неожиданно.

Он начал вставать, и Ричард подошел к нему с другой стороны, так что мы оба держали его под руки.

— Не знаю, хорошо ли это для тебя, — сказала я.

— Ты меня наполняешь жизнью, ma petite.Ты и Ричард. Как это может быть плохо?

Я не сказала очевидного, но подумала весьма отчетливо. Если можешь наполнить жизнью ходячего мертвеца, надо ли это делать? И если наполнишь, что с этим мертвецом случится? Столько магии, сколько мы творили сейчас, никогда раньше между нас не бывало — или было один раз. К сожалению, нам пришлось убить другой триумвират, состоявший из вампира, вервольфа и некроманта. Они пытались убить нас, но все-таки, быть может, они могли бы ответить на вопросы, на которые никто другой ответа не знает. Вот мы и машем кулаками в темноте, надеясь только не покалечить друг друга.

— Посмотри, Жан-Клод, ты между ними как свеча с двумя фитилями. Ты сожжешь себя, — сказал ему Ашер.

— Это моя забота.

— Верно, а что делаю я — моя забота. Ты спрашиваешь: «Почему он? Почему сейчас?» Во-первых, я тебе нужен. Кто из вас троих захочет это делать? — Ашер миновал Нарцисса, будто его тут и не было, глядя на Жан-Клода, на нас. — Да, я знаю, что ты тоже мог бы его подавить. Ты можешь это сделать, когда захочешь, и превратить необходимость в удовольствие, но он имел тебя под собой, и ничто меньшее его теперь не удовлетворит.

Он стоял настолько близко, что энергия переливалась через него, как прибой горячего океана. Дыхание его превратилось в прерывистый вздох.

— Mon Dieu! —Он отступил от нас, наткнулся на кровать и сел на черное покрывало. Коричневая кожа его одежды не так хорошо сливалась с фоном, как наша. — Столько силы, Жан-Клод, и все равно никто из вас не хочет заплатить за вспышку Ричарда. Эту цену заплачу я.

— Ты знаешь мое правило, Ашер, — сказала я. — Я никогда не попрошу других о том, чего не стану делать сама.

Он посмотрел на меня с любопытством, но лицо его было как непроницаемая маска.

— Ты вызываешься добровольцем?

— Нет. Но и ты не обязан этого делать. Мы найдем другой способ.

— А что если мне хочется? — спросил он.

Я поглядела, на него долгим взглядом и пожала плечами:

— На это я не знаю, что сказать.

— Тебе неловко, что мне может хотеться такое? — Он пристально в меня всматривался.

— Да.

Пристальный взгляд обратился на Жан-Клода.

— И ему тоже неловко. Он думает, что я разрушен и осталось во мне одно только страдание.

— Ты мне когда-то говорил, что все действует. Что ты весь в шрамах, но... дееспособен.

Он моргнул, глядя на меня:

— Говорил? Ну, мужчины не любят признаваться в таких вещах хорошенькой женщине. Или красивому мужчине. — Он глядел на нас, но на самом деле — на одного Жан-Клода. — Я заплачу штраф за вспышку нашего красавца мсье Зеемана, за его демонстрацию силы. Но мальчиком для битья я не буду. И в этот раз — тоже.

«И никогда больше», — повисла в воздухе непроизнесенная фраза. Ашер двести лет был предоставлен милости тех, кто оставил у Жан-Клода воспоминания, мелькнувшие сегодня передо мной и Ричардом. Еще два столетия такой заботы и пытки. Когда Ашер попал к нам, он иногда бывал жесток. Я думала, что мы его от этого вылечили, но теперь, глядя на его лицо, знала, что нет.

— А знаешь, что в этом лучше всего? — спросил Ашер.