Уильям Ходжсон - Карнакки - охотник за привидениями Страница 21

Тассок отпер дверь, а потом, толкнув ее ногой, отскочил назад и выхватил свой револьвер. Едва дверь распахнулась, звук обрушился на нас с силой, которую невозможно объяснить тому, кто не слышал его — с жуткой определенностью, словно бы окутанная мраком комната раскачивалась и корчилась перед нами в злой и безумной насмешке под собственные взвизги, всхлипы и стоны. Просто стоять и прислушиваться к ним — значило наполняться ошеломляющим откровением. Это было так, словно кто-то вдруг поставил тебя перед разверзшейся бездной и сказал:

— Вот он — ад.

И ты понимаешь, что слова эти полны правды. Понимаете ли вы меня хоть вот на столько?

Сделав шаг в комнату, я приподнял свечу над головой и торопливо огляделся. Тассок вместе с братом присоединился ко мне и встал за спиной; все мы подняли свечи повыше. Пронзительный, с визгливыми нотками свист оглушил меня; и тут я услышал, как нечто говорит мне прямо на ухо четко и ясно: «Убирайтесь отсюда, и поживее! Ну же! Быстро!».

Как вам, друзья, прекрасно известно, я никогда не пренебрегаю предупреждениями подобного рода. Конечно, подчас они могут оказаться всего лишь голосом расшалившихся нервов; но, как вы помните, именно такое предупреждение спасло меня в деле Серого Пса и в экспериментах с Желтым Пальцем… ну и в других случаях. Словом, я повернулся на месте к своим спутникам и выдохнул:

— Выходим! Ради бога, скорее.

Буквально через мгновение мы оказались в коридоре.

Тут к неистовому этому свисту и вою примешался зловещий стон, а потом ударом грома поразила нас полная тишина. Я захлопнул дверь и запер ее, а потом, не выпуская из рук ключа, посмотрел на своих спутников. Они были бледны как снег, и я подумал, что и сам, наверное, ничем не отличаюсь от них. Мы постояли на месте, охваченные недолгим молчанием.

— Пойдемте отсюда и выпьем немного виски, — проговорил наконец Тассок, постаравшийся придать своему голосу по возможности нормальное звучание, и первым направился вниз.

Я шел последним и потому знаю, что все, не только я сам, то и дело оглядывались назад. Когда мы спустились вниз, Тассок пустил бутылку по кругу. Налив себе, он брякнул бокалом об стол и рухнул в кресло.

— Очаровательный сосед по дому, не правда ли! — проговорил он и почти без паузы добавил: — Но чего ради, Карнакки, вы с такой решительностью выставили нас из комнаты?

— Нечто словно бы приказало мне немедленно убираться, — ответил я. Звучит, конечно, глуповато и суеверно; но когда тебе приходится иметь дело с подобного рода вещами, приходится обращать внимание и на самые странные из фантазий, пусть над тобой и насмеются.

Потом я рассказал ему о деле Серого Пса, и он то и дело с пониманием кивал.

— Конечно же, — продолжил я, — все это может оказаться не чем иным, как остроумным фокусом ваших соперников; но лично я, хотя и намереваюсь подходить к делу без предвзятости, все-таки считаю, что во всей этой истории есть нечто зловещее и опасное.

Мы еще немного поговорили, а потом Тассок предложил партию в бильярд, которую мы и сыграли в половину внимания, все время поглядывая в сторону двери и прислушиваясь к звукам; впрочем, таковых не было, и потом, после кофе, он предложил пораньше отправиться в кровать и тщательно осмотреть комнату после наступления утра.

Моя спальня располагалась в более новой части замка, и дверь ее выходила в картинную галерею. Из восточной оконечности галереи можно было пройти в коридор восточного крыла; его отделяли от галереи две старинные и тяжелые дубовые двери, казавшиеся достаточно странными при взгляде на более современные двери отдельных комнат.

Добравшись до своей комнаты, я не стал ложиться в постель, но принялся распаковывать запиравшийся на ключ чемодан с аппаратурой. Я намеревался немедленно произвести один два предварительных шага в своем исследовании этого необычайного свиста.

Наконец, когда весь замок погрузился в тишину, я выскользнул из своей комнаты и направился к выходу в большой коридор. Открыв одну из невысоких, приземистых дверей, я провел лучом моего карманного фонарика по коридору. В нем было пусто, и я вошел в дверь, затворил за собой дубовые створки, а потом пошел по коридору, посвечивая то вперед, то назад и держа наготове свой револьвер.

Я повесил на шею для защиты гирлянду из чеснока, и наполнивший коридор запах придавал мне уверенности; поскольку, как вам известно, овощ этот является удивительно надежной защитой против некоторых более обыкновенных форм половинной материализации Аэйрьяи, с помощью которых, по моему мнению, производился этот свист; хотя в тот период расследования я был вполне готов обнаружить естественную причину его; поскольку, как это ни удивительно, в огромном большинстве случаев, с которыми приходится иметь дело, не обнаруживается ничего сверхъестественного.

Помимо гирлянды, я вставил в уши по дольке чеснока: я не собирался проводить в комнате более нескольких минут, однако надеялся остаться в безопасности.

Дойдя до двери и опустив в карман руку за ключом, я вдруг ощутил тошнотворную вонь. Однако я не собирался возвращаться, если это зависело только от меня самого. Отперев дверь, я повернул ручку, а потом резко толкнул дверь ногой, как это сделал Тассок, и извлек револьвер, хотя и не рассчитывал, по правде говоря, воспользоваться им.

Я обвел лучом фонарика комнату и шагнул внутрь, ощущая при этом отвратительное и жуткое чувство, возникающее у человека, идущего навстречу притаившейся опасности. Я постоял несколько секунд, выжидая, однако ничего не случилось, и в комнате было пусто — от угла до угла. А потом, понимаете ли, я вдруг осознал, что комната просто наполнена самым отвратительным безмолвием… понимаете? Причем безмолвием целенаправленным, тошнотворным, как любой из грязных звуков, которые позволено производить тварям. Помните, что я рассказывал вам о деле Безмолвного сада? Ну, так вот, эта комната бала наполнена такой же зловещей тишиной — жестоким спокойствием чудовища, которое разглядывает тебя, оставаясь при этом незамеченным, и полагает, что ты попался. Ну, я сразу понял это и сорвал крышку с фонаря, чтобы осветить всю комнату.

Тут я взялся за дело, стараясь действовать с быстротой молнии, но внимательно оглядываясь по сторонам. Я запечатал оба окна крест-накрест человеческими волосами и прикрепил их к рамам. Тем временем в атмосферу помещения медленно вползала странная, едва заметная напряженность, и атмосфера в комнате сделалась более густой. Я уже понимал, что здесь нечего делать без полной защиты, поскольку можно было не сомневаться в том, что передо мной не просто проявление Аэйрьяи, а одна из самых худших форм — Сайитья, уже знакомая вам по делу Ворчащего Человека.