Алексей Атеев - Загадка старого кладбища Страница 21

— Да видела уже, — равнодушно ответила женщина, — тупая какая-то… На кой черт она нам сдалась?

— Ну, ну, Глафира… — примирительно сказал старик.

Глафира пристально взглянула на Петухову.

— В ужа бы ее превратить или в крысу.

«Ой, ой, — похолодела Петухова, — такая превратит, в самое логово попала».

— Наша гостьюшка в недоумении, зачем мы ее позвали. А затем, ласточка ты наша, чтобы посвятить тебя.

Глафира фыркнула, но промолчала.

Асмодей глянул на нее исподлобья, глаза его превратились в огненные уголья.

— Ты, бабонька, — вкрадчиво сказал он, — много себе позволять стала.

Та съежилась и ласково, успокаивающе произнесла:

— Асмодеюшка, не сердись на глупую бабу, все от скудости ума…

— Ладно. — Старик обратился к Петуховой: — Мы многое о тебе знаем. И очень уж ты нам понравилась. Тем более что ты одного с нами корня.

— То есть? — не поняла Петухова.

— Ну как же, ласточка, родословной своей не знаешь? Дед-то твой, Петухов Григорий Семенович, ведь он из наших.

— Не может быть! — подалась вперед Валентина Сергеевна.

— Может, может, ты уж поверь старику. Конечно, он в городе служил, чиновником, это верно. Но с нами связь не терял, наезжал, бывало, сюда, в Лиходеевку. Я тогда помоложе был, но помню его хорошо. А уж прадеды, прапрадеды твои вообще отсюда родом. Между прочим, мы с тобой дальние родственники.

Старик замолчал, внимательно посмотрел на нее.

— Деяния твои весьма нам по нраву пришлись. Кровь-то, она себя дает знать.

— Вы на что намекаете? — спросила Петухова.

— Как на что? А с религией как ловко ты борешься? Не без твоего участия все городские церкви закрыли.

— Я не закрывала, власть закрывала!

— Правильно, власть, но с твоей, милая, помощью. Так что спасибо! Старик встал и поклонился ей. — Приходится, конечно, тебя поправлять, подталкивать на истинную дорожку. На кладбище ты видела, на что мы способны, да и потом, я думаю, убедилась. К архивной крысе этой Забалуеву — прибежала, а я тут как тут.

Валентина Сергеевна вдруг с ужасом заметила, как лицо старика начало меняться — словно по воде пошла мелкая рябь. Через несколько секунд перед ней сидел Забалуев.

— Ну как, похож? — спросил он.

Валентина Сергеевна готова была поклясться, что похож до мельчайшей черточки. Глаза вот только. Лицо старика снова стало прежним.

— Да, — продолжал он, — или Митя. Давно он у нас поперек дороги стоит. Первый раз не в свое дело залез, теперь снова под ногами путается. Ну ничего, думаю, больше не помешает.

А с малюткой ловко как получилось. — Старик хихикнул от удовольствия. Внезапно на его месте оказался знакомый Валентине Сергеевне ребенок.

— Мама, мама, — жалобно захныкал он, — как я долго тебя ждал…

Валентина Сергеевна схватилась за сердце.

— Хватит! — громко крикнула она. — Перестаньте меня мучить!

— Слабовата она, Асмодей, — сказала вдруг Глафира, — жалостлива больно.

— Замолчи! — прикрикнул на нее ребенок. Он не торопился принимать прежний облик. Сидел на стуле, болтал не достающими до пола ногами и хитро смотрел на Петухову.

— Да, мамочка, а хочешь, каждую ночь являться буду?

— Ну ладно, — К старику опять вернулся прежний вид. — Ты, ласточка, не обижайся, так для дела надо: помучить тебя малость. Что мне понравилось, так то, что с ученым познакомилась. Вошла к нему в доверие. Вот это полезно.

Петухова похолодела.

— Профессор Струмс нам мешает. Человек он непростой, тоже, можно сказать, из наших. Кое-что умеет, тут спору нет. Убрать его не уберешь — не та фигура, да и себе дороже будет, однако отвадить от наших мест надобно. Надеюсь, ты нам подмогнешь. Пора тебе вернуться к нам. Научим кое-чему, не пожалеешь. Все иметь будешь. А главное — власть. Что тебе люди! Букашки да таракашки… А мы… Вон Глафира хоть и дура, а кой-чего может, не только козой оборачиваться.

В этот момент в комнате появились два новых человека: довольно старая, безобразно толстая женщина и очень красивая молодица с румяным лицом, льняными волосами и голубыми глазами, будто сошедшая с лубочной картинки. Они с интересом посмотрели на Петухову.

— Вот она, голубушка наша. — Старик кивнул на Петухову. Женщины молча поклонились. — Сегодня будем ее посвящать. Натопите баньку, приготовьте все что нужно. А ты, ласточка, передохни покудова.

— В кого же вы меня посвящать будете? — Петухова непонимающе воззрилась на Асмодея.

— Аль не поняла? Ведьмой, милая, мы тебя сделаем.

— Какая из нее ведьма? — засомневалась Глафира. — Она только мухоморы собирать умеет.

— Мухоморы тоже пригодятся, — наставительно изрек старик. — А выпей-ка пока вот этого, — Он протянул Петуховой глиняную кружечку с каким-то напитком. — И иди отдыхай.

Валентина Сергеевна молча взяла кружку и отпила глоток. Это был настой каких-то трав, горький, но приятный. Она почувствовала, как по телу разливается горячая волна, голова слегка закружилась, но стало легко и весело.

— Отведи ее, Верка, — сказал старик. Молодица молча взяла Валентину Сергеевну за руку. Ее повели по каким-то коридорам, затем вывели на улицу к низенькому сараю.

«Баня», — поняла Петухова.

— Раздевайся, заходи в баню и жди, — сказала Верка и вышла.

Петухова медленно разделась.

Баня оказалась сильно натопленной. Воздух был сухой и раскаленный, и библиотекарша почувствовала, как капли пота заструились по лицу и телу. В нерешительности она присела на скамью и стала ждать.

Послышались чьи-то шаги, приглушенные голоса. Вошли трое. Глафира, толстая старуха и Верка. В руках у них горели свечи. Стало светлее. Свечи были толстые, из зеленого воска, наподобие тех, которые были у Струмса.

— В пионеры будем принимать! — хохотнула Глафира.

— Цыц! — зашипела толстуха. — Шуточки все шутишь.

— А что, нельзя?

Та ничего не ответила, подошла к Петуховой и неожиданно ласково попросила:

— Ложись, милая.

Она указала на широкую скамью, стоявшую посреди бани. Валентина Сергеевна беспрекословно подчинилась. Между тем баня наполнилась странными запахами; Петуховой почудился аромат полыни, корицы, сюда же примешивался слабый, но тошнотворный запах паленой кости или шерсти. Валентине Сергеевне показалось, что воздух внутри бани принял молочный цвет и вроде бы слегка засветился. Женщины молча сновали вокруг, что-то готовили. Она ждала, закрыв глаза.

К ней прикоснулись осторожные руки. Петухова открыла глаза и различила молодую Верку. Та стала натирать ее тело мазью. Делала все ловко и очень осторожно.