Александр Рогинский - Замкнутый круг Страница 21

Тот, второй композитор, из прошлого гораздо талантливей, а Илья как бы у него в учениках, катает, как мы в свое время в школе на экзаменах.

— Так он сам музыку не пишет?

— Он пишет, но вдвоем.

И как же лечил Виктор Илью?

— Гипнозом. Он вел его по пустыне, как Моисей евреев, и заставлял Илью слушать, как поют пески и просил Илью спеть мотив их песни. И Илья пел. Очень красивые восточные мелодии, хотя никогда на Востоке мы не были.

Кошерин доел шницель, выпил вкусную воду. Поблагодарил за компанию Измайлова — старшего.

— Я вам обязательно позвоню. Вы меня очень заинтересовали.

Кошерин шел по улицам города и думал над тем, что Измайлов — старший не просто так появился на его горизонте. Причем не постеснялся сам подойти и сразу выяснить отношения. По глазам видел Кошерин, что он что — то знает о Викторе, его местопребывании. Но все время делал удивленное лицо, когда Кошерин задавал прямой вопрос.

Надо быстрее дочитать рукопись. Она все прояснит. Есть прямая связь между тем, о чем там пишется и тем, что происходит в действительности.

Ведь как только Кошерин начал читать сочиненное Виктором, стали появляться, а точнее, проявляться разные личности. Вот как этот Измайлов, к примеру.

Загадочной выглядит Роза, да и сам Кошерин, что тут говорить, изменился. И минуты не проходит, чтобы он не думал о сложившейся ситуации. Никогда в жизни столько внимания своему сыну он не уделял.

Он им вообще не интересовался. Возможно, в том и есть сермяжная правда, что Виктор таким образом вернул его к себе, заставил заниматься своей личностью.

Зачем это ему, мало что ли дел в своей психиатричке? Вон сколько прелюбопытных личностей вокруг. Тут тебе и вундеркинд — композитор, и депутат — спортсмен.

— Стоп, Дима, — сказал себе Кошерин. — С вундеркиндом мы уже познакомились, точнее, пока с его родителем. Не познакомиться ли теперь и с депутатом?

Кошерин посмотрел на часы. Есть еще время заглянуть в приемную Верховной Рады, где он сможет получить все данные на Петра Олейникова.

В приемной долгое время не хотели давать никаких данных и отгоняли Кошерина, как назойливую муху, пока он тут же в приемной не позвонил по мобилке в справочную и не узнал служебный телефон Олейникова.

Кошерин помахал бумажкой в воздухе, мол, обойдемся и без вас «засекреченных идиотов» и ушел, громко хлопнув дверью.

Он сразу же позвонил Олейникову. Тот оказался на месте, но долго не мог понять, чего от него хочет Кошерин. А когда понял (не зря его Виктор тянул на буксире, и таких берут в депутаты!), тут же пригласил к себе в приемную.

Не прошло и получаса, как Кошерин сидел в небольшом кабинете Олейникова и ждал, когда он переговорит по телефону.

Поначалу Кошерин с удовольствием слушал разговор депутата, речь шла о покупке машин, а потом стало скучно. Простой вопрос превратился в такую бессмысленную болтовню, что Кошерин почувствовал удушье и ему захотелось на улицу.

Какого черта он здесь делает перед этим розовощеким блондином, у которого полторы извилины в голове? Ясно выразить мысль свою не умеет. Такого специалиста к себе Кошерин на пушечный выстрел не подпустил бы. А здесь в высоком кабинете, значит, ему можно сидеть и вершить государственные дела! Вот только государственные ли?

Кошерин снова включил внимание, разговор все еще крутился вокруг машин, которые собирался покупать Олейников в количестве 150 штук. Понятно, что дорогостоящий товар приобретался не для прогулок при луне, а с явным желанием нажиться.

Когда Кошерин снова подключился к разговору, речь шла о том, как транспортировать груз из порта.

Так и хотел стукнуть кулаком по столу Кошерин. Возьми, дурак, несколько спецвагонов и вези «ланосы» хоть на край света.

Но Петр Олейников никак не мог догадаться, что можно таким способом доставить машины к месту назначения. Ему все время хотелось найти 150 водителей, заплатить им за поездку и чтобы своим ходом, ведь это автомобиль, твердил кому — то в телефон депутат, пусть сами и добираются.

Ему казалось это вершиной логики. Действительно, ведь не комбайн какой им переправить нужно, а автомобиль, назначение которого как раз ездить по дорогам.

Кошерин так завелся, что ему хотелось крикнуть: болван ты этакий, возьми ручку и прикинь, сколько ты заплатишь 150 водителям, истратишь бензина, да к тому же рискуешь по дороге попасть в аварию, что повлечет за собой еще немаленькие расходы.

Проще загнать этот автопарк на платформы и таким образом сбросить ответственность на перевозчика. К тому же и намного дешевле обойдется.

А главное, как нудно и долго говорит этот Олейников.

Кошерин пошевелился на стуле, Олейников уловил его белесыми детски — наивными глазами и рукой сделал несколько махательных движений, сидите, мол.

Наконец разговор закончился, и Кошерин все — таки не выдержал, рассказал, что надо делать.

Олейников смотрел на него улыбчиво — выжидательно и понятно было, что он не одобряет решения Кошерина. И еще весь вид его говорил, что некрасиво подслушивать чужие разговоры.

— Я и не собирался подслушивать ваши тайны, — сказал громко Кошерин. — Вы меня пригласили в кабинет, вот я и сидел и ждал своей очереди. Больше ничего, все что вы говорили, я не слышал, у меня своих дел хватает.

Этим заявлением, невольно вырвавшемся, Кошерин заставил Олейникова задвигаться интенсивно за столом. Олейников взял ручку и постучал ею по столу, затем опустил голову и стал что — то искать в ящике.

Только тут Кошерин понял, что своим заявлением «ваши тайны» он как бы вводил разговор депутата по телефону в разряд криминальных договоренностей.

Иными словами Олейников, сидя в депутатском кресле, занимался посторонними незаконными делами.

Кошерин хотел как — то дать понять, что не это он имел в виду. Но понял, что сейчас залезет в еще большую халепу. Депутат Петр Олейников и так уже не знал, куда деть свое красное лицо.

— Я к вам пришел по делу, — сказал Кошерин. — Оно касается моего сына Виктора Дмитриевича Кошерина, известного вам психиатра.

Красное лицо перестало двигаться, пузырчатые голубые глаза Олейникова застыли и выражали глупое беспокойство.

— Как вы сказали?

Кошерин повторил сказанное.

Некоторое время Олейников переваривал услышанное.

— Да, я знаком с вашим сыном, — наконец выдавил из себя депутат. — И что из этого следует?

— Я хотел бы спросить, когда вы его видели последний раз, дело в том, что Виктор Дмитриевич пропал?

— Как пропал? — обрадовано вскричал Олейников, словно этим легким вопросом Кошерин извинял его. — Я у него недавно был на сеансе.