Лис Арден - Мастер теней Страница 21

— Скажи еще, что он всех ваших девиц перепортил… — проворчал под нос сир де Нантуйе и взмахом руки отослал трактирщика прочь.

— Плохи наши дела, сударь мой Меспен… А бетизаковы так пожалуй и похуже. Что ж, попробуем навестить его в тюрьме, может, образумим…

Тюремщик, к которому обратились посланники герцога Беррийского, был очень смущен тем, что ему приходится отказывать таким важным господам.

— Тысячу извинений, монсеньоры… Я — а также эти четыре пристава, присланные сюда самим королем, да ниспошлет ему небо всяческих благ, — получили строжайшее указание никого не пропускать к заключенному, а тем паче никому не позволять говорить с ним… за выполнение же сего приказа отвечаем мы головой. Не станете же вы, монсеньоры, подстрекать нас нарушить приказ самого короля!

В полном молчании, стараясь не глядеть друг на друг, посланники вернулись на свой постоялый двор, заплатили по счету, оседлали лошадей и поспешили покинуть славный город Безье, словно он был зачумлен или на него снова надвигалась армия епископа Арнальда Амальрика.

… Глаза Бетизака уже привыкли к темноте, и он уже различал очертания своего узилища, охапку полусгнившей соломы на полу, темные извивы цепей. Голод и холод, получив от него свою долю страданий, оставили его в покое; Бетизак впадал в какое-то полусонное оцепенение, из которого его вывел знакомый голос.

— Привет тебе, Пейре… Я понимаю, что звучит это не совсем достойно, но… ты не передумал? Понимаю, что из-за этих небольших неудобств ты вряд ли решишься поступить ко мне на службу, и все-таки — мне не хотелось бы тебя терять. Я не стану больше повторять своего предложения, скажу только одно: ты можешь обратиться ко мне в любой, хоть самый распоследний момент. Пока ты жив — я жду тебя. Не падай духом… держись, Пейре.

И снова наступила тишина. Бетизак пошевелился; малейшее его движение вызывало ржавое звякание цепей и отдавалось болью в онемевшем теле. Неожиданно слух его уловил звуки шагов за стеной, тяжелая дверь заскрипела, в камеру метнулся рыжий свет факела, заставивший Бетизака зажмуриться. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой своего давнего знакомого, мэтра Роже Грезийона, в сопровождении двух стражников. С усилием Бетизак разлепил спекшиеся губы и проговорил:

— Приветствую вас, мэтр Грезийон… Что привело вас в мою скромную обитель? Неужели вы принесли мне вашего доброго вина и толику домашней снеди?

— Все шутите, Бетизак… Знаете, меня все время удивляло это ваше свойство — сочетание эдакого холодного достоинства и умения пошутить. Впрочем, не буду тратить ваше столь драгоценное время. Увы, я снова принес вам дурные новости. Плохи ваши дела, Бетизак, ох, как плохи.

— Спасибо на добром слове…

— Не перебивайте… А ведь я предупреждал вас еще тогда, при первой нашей встрече: не суйтесь в мои дела, сколь бы занятными они вам не показались. Ну какое лично вам было дело до сохранности королевской казны, а? Согласитесь — ровным счетом никакого. Так нет, засуетились зачем-то, бросились правду искать… сколько мне из-за вас беспокойства принять пришлось — и не передать. Неужели вы думали, что я все это прощу и забуду? Так что в следующий раз, коли судьбе будет угодно снова свести нас на узкой дорожке, поторопитесь убраться куда подальше… ради собственного же блага. А вообще-то вы оказались весьма любопытным противником, позабавили меня; и насчет еретика вы это удачно придумали — переправят вас в Авиньон, и дело с концом. Глядишь, и при папском дворе приживетесь, святые отцы тоже любят денежку копить

Бетизак молча рассматривал говорившего, словно видел его в первый раз: плоское лицо со скошенным подбородком и острым носом, выпяченная нижняя губа, глаза голодного хорька… и ему пришло в голову, что сейчас, при свете чадящего факела, этот человек куда больше похож на дьявола, чем тот, что приходил к нему накануне. Он слушал эту презрительную нотацию и чувствовал, как в душе его разверзается та бездна и поднимается та волна, каковые не остановит ничто в мироздании.

С самого детства Пейре Бетизака учили быть добрым христианином и неукоснительно выполнять свой долг; он же, будучи от природы честным и даже несколько педантичным, чересчур добросовестно затвердил эти уроки… За годы службы ему приходилось видеть всякое: и открытое, наглое воровство, и искусные тайные махинации; он видел, как прежде честные люди теряли разум при виде денег и пускались во все тяжкие, лишь бы урвать и себе немалую толику… Его неоднократно пытались подкупить, переманить, соблазнить… А он оставался тем, кем был изначально — верным, достойным слугой, блюдущим интересы и честь своего господина. Когда случай столкнул его с Роже Грезийоном, ему показалось, что он увидел свое отражение в кривом зеркале — перед ним стояла его абсолютная противоположность — лукавый, лживый, вороватый слуга, откровенно презирающий своего хозяина… Возможно, именно поэтому Бетизак и ополчился на советника-казнокрада: он чувствовал в нем родственную душу, только вывернутую наизнанку, омерзительную в своей извращенности — и необратимо близкую. Каждый раз, сталкиваясь с Грезийоном, Бетизак вспоминал слова одного из проповедников, клеймившего телесные радости. Тело человеческое отвратительно, говорил он, будь то тело прокаженного или прекрасной девицы. Вспомните, что содержится в ваших ноздрях и кишках, представьте себе эту слизь, нечистоты, их вонь… Человек суть кожаный мешок, наполненный гнусным пометом. И Грезийон представлялся Бетизаку им самим, вывернутым всей мерзостью наружу…

И вот теперь он, Пейре Бетизак, сидит на гнилой, осклизлой соломе, закованный в цепи, как будто он душегуб или чернокнижник, а этот архиподлец читает ему наставления. Насмехается. Поучает. Бетизак был сильным человеком, он многое мог вынести. Но только не торжество мерзости.

— Достаточно, Грезийон, меня сейчас стошнит. Оставьте меня… как вы тогда выразились?. гнить в моей добродетели и ступайте домой, к молодой жене…

Последние слова были явно лишними, в них прозвучало слишком много горечи, и Грезийон не мог этого не заметить.

— А, все еще не забыли? Угораздило же вас влюбиться в наследницу земель, входивших в мои планы! Уверяю вас, сама девица меня совершенно не интересовала и мне не доставило ни малейшего удовольствия раздвигать ее холодные трясущиеся коленки, равно как и слушать ее стоны и всхлипывания. Мне нужны наследники; хотя, боюсь, больше троих она не осилит — здоровьем слабовата…

Даже каменные стены тюрьмы, слышавшие немало занятных вещей, не выдержали и плюнули. Железными скобами, удерживавшими цепи. Бетизак молча кинулся на королевского советника. Он успел только сбить его с ног и изо всех сил пнуть в то место, кое отвечало за появление наследников; стражники оттащили его и избили — не смертельно, но весьма основательно. Лежа на ледяном полу, отхаркиваясь собственной кровью Бетизак услышал скрип двери, ощутил последний удар тупым концом копья под ребра и потерял сознание.