Андрей Кокоулин - В эфирной полумгле Страница 21

В кэбе Соверен проехал через центр города, через площадь Фаланг, мимо здания парламента, Королевских казарм и часовой башни, полюбовался шпилями Вестфальского собора и приказал остановить в районе Лонг-Энда.

Вся неприятность с Саймоном Кипсейком состояла в том, что обитал он в берлоге на Клаузен-стрит, под самым носом у Папаши Тика. При всем том, что средства позволяли старику переселиться в район поприятней. Возможно, он сидел у Папаши Тика на крючке. Или же действительно не любил ничего, кроме родных стен.

Лонг-Энд встретил Соверена заполненной по случаю солнечного дня набережной, криками чаек, прогулочными катерами, бороздящими близкую речную гладь. Дальше по берегу потянулись портовые склады и пирсы, но Соверен взял правее, окунаясь в липкую тьму припортовых улочек.

Здесь всюду пахло рыбой и дегтем, из кабаков доносился рев пропитых глоток, дети все как один бегали в полосатых рубашках. Гостиница «Парус и медуза», прилепившаяся к остаткам крепостной стены, ранее огораживающей порт, имела статус тихого и ничем не примечательного заведения. Немногим было известно, что в ней собирались контрабандисты, перевозящие запрещенные товары по всему Престмуту. Джин, бренди, ром, хлопок из северо-американских штатов, сахар и фрукты. В общем, все то, с чего, если ты богач, нужно отстегнуть Его Величеству грабительский процент.

А так-то мы всей душой. Правь, Британия!

Соверена здесь не знали, но ему был нужен лишь один человек, некогда пойманный и отпущенный им восвояси. Этот человек, прощаясь, сказал ему: «Если будет необходимость, найдете меня в „Парусе и медузе“, сэр».

Человека звали Алек Грондейл.

Года четыре назад он по божеским ценам поставлял выпивку половине кабаков Догсайд-филдс, не забывая и Неттмор. Соверен накрыл его с большим грузом в только что отстроенном канализационном канале, но, конечно, не во славу Короля, а в интересах Папаши Тика. Размах дела Папашу Тика слегка шокировал, и он испытал соблазн подмять контрабанду выпивки под себя, поэтому Алек Грондейл должен был тихо почить в том же канале с ножом в горле.

Но Соверен его отпустил. И Папаше Тику, уже после того, как ярость Папаши схлынула, обрисовал выгоду не иметь ссор с контрабандистами: и от облав прикроют, и достанут, что можно и что нельзя, и первой новостью поделятся.

«Ты слишком умный мальчик», — сказал тогда, скривившись, Папаша Тик.

В зале «Паруса и медузы» пологом висел табачный дым. Сквозь ругань и вопли слышался звон монет. Люди сидели за бочками у окон и в углах и за длинными столами в центре. Эфирные лампы зеленили пальцы и лица.

На стенах висела парусина. Стеклянный сосуд с настоящей медузой, распустившей в воде фиолетовые щупальца, стоял в нише у входа.

— Сэр, — позвал Соверена от стойки малый с простецким лицом и серьгой в ухе.

Соверен подошел.

— Вы не заблудились, сэр, нет?

— Нет. Мне нужен Алек Грондейл.

Физиономия парня на мгновение сделалась грустной.

— Он умер, сэр.

— У меня нет времени на шутки, — разозлился Соверен.

— Это не шутка, сэр. Алек Грондейл умер в тюрьме Хемптон месяц назад.

— Кто-нибудь… кто-нибудь ведет его дела сейчас?

Малый окинул Соверена внимательным взглядом.

— В вас есть что-то от «бобби».

Соверен хмыкнул.

— Я и есть бывший «бобби». Полпенса.

Малый уважительно присвистнул.

— Слышал. У вас, наверное, и «адамс» с собой?

Соверен стукнул полой сюртука о стойку. Парень оценил звук.

— За столиком у второго окна, сэр.

— Благодарю.

Соверен опустил на стойку шиллинг и прошел к бочке, за которой смотрел в окно, зажав в зубах трубку, пожилой уже, весь в шрамах моряк. Разносящая пиво пышная девчонка обмахнула его краем юбки.

— Я ищу того, кто сейчас занимается делами Алека Грондейла, — сказал Соверен.

Сидящий поднял на него пронзительно-голубые глаза.

— Назови себя сначала.

— Джеймс Соверен Стекпол.

Моряк кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Трубка пыхнула дымом.

— Есть такое имя. Алек тебе был обязан. У тебя дело?

Соверен сел.

— Мне нужно по-тихому попасть в Догсайд, на Клаузен-стрит. Знаете дом, где живет Кипсейк?

— Да, это возможно, — сказал, помолчав, моряк. — Ближе к полуночи…

— Мне нужно сейчас, — наклонился Соверен.

В голубых глазах собеседника мелькнуло удивление. Он почесал за ухом, затем выбил пепел из трубки о бочку и поднялся.

— Пошли.

Несколько раз они свернули, углубляясь в лепящиеся друг к другу халупы, сколоченные, по ощущениям Соверена, из плавника и клееного шпона.

— Сюда.

Матрос открыл дверь одной из таких халуп.

Несколько крыс тут же прыснули по углам и нырнули в щели дощатого настила. Внутри было сыро и пусто. Стол, несколько корявых стульев и высокие полки, заполненные тряпочным барахлом.

— Это я, — сказал матрос в пустоту, и из неприметной ниши выступил долговязый парень в свитере крупной вязки и широких рыбацких штанах.

— Кто это с вами, дядя? — спросил он, пряча за пояс револьвер.

Матрос посмотрел на Соверена, словно и сам только сейчас обнаружил, что за ним кто-то увязался.

— Псих, — сказал он. — Хочет днем попасть на Клаузен-стрит.

— Мне отвести его?

— А сможешь? — спросил матрос. — Это друг твоего отца.

— Тогда здравствуйте, сэр, я — Адам, — парень, улыбаясь, подал Соверену узкую ладонь. Соверен пожал. — Сейчас, конечно, не лучшее время. Там прилив…

У него были светлые брови и короткая, едва наросшая, тоже светлая бородка. От Алека Грондейла ему достались насмешливые, карие глаза и прямой, чуть загнутый книзу нос. С Паркером они, наверное, были бы ровесниками. Соверен вспомнил вдруг, что подручный Тибольта уже с час ждет его у «Фалькафа».

— Но мы пройдем? — спросил он.

— Да. Только вам надо бы переодеться.

— Зачем?

— Канализация, сэр.

— У меня ничего нет.

— У нас есть, — сказал моряк, открывая дверь в комнату с дощатым лежаком и свисающими с потолка на цепях кожаными тюками.

Одежду Соверена завернули в плотный лист вощеной бумаги, сбрызнули сверху туалетной водой с жасминовым запахом и перевязали бечевкой. Вместо нее Соверен надел слегка пованивающие штаны и куртку. На ноги натянул высокие рыбацкие сапоги.

Моряк посмотрел на него и прибавил к костюму завершающий штрих — шляпу с провисшими полями, почти полностью закрывающую лицо.

— Вы готовы, сэр? — спросил Адам, застегивая макинтош.

В руках у него была длинная палка с железным крюком.

— Да, — сказал Соверен, прижимая пакет с одеждой к груди.