Елена Логунова - Вкус заката Страница 22

В коридоре за дверью послышался шорох. Я отложила ноутбук в сторону и прислушалась. Маляры-штукатуры в соседнем «люксе» не шумели с того момента, как вынесли все мешки с мусором. Вероятно, на сегодня их рабочий день закончился. Так кто же это подозрительно шуршит под моей дверью?

– Надеюсь, это не очередное мемориальное возложение цветов! – пробормотала я, спуская ноги с кровати. – И не ритуальное воскурение свечей…

Я еще могла кое-как примириться с вялотекущим ремонтом за стеной, но, если сюда потянутся экскурсии по местам боевой сексуальной славы Аполлона и, царство ей небесное, Герофилы, я съеду из «Ла Фонтен» к чертовой бабушке! К Софье Палне, например. Славная старушка уже успела пригласить меня к себе в гости.

Однако за дверью никого не было. На полу, который горничная Мари успела чисто вымыть, белел прямоугольный конверт. На нем каллиграфическими буквами с идеально выверенным наклоном было выведено: «Дорогой мадам Аннетте».

Сначал я подняла брови и только потом конверт. «Дорогая мадам Аннетта» – это звучало весьма многообещающе!

У нас в России вежливым обращением к любой особе женского пола, которая вышла из детского возраста и еще не достигла пенсионного, по умолчанию принято слово «девушка». Если ассоциировать его с юностью и красотой, то это приятно. А если с женской невостребованностью? Тогда обидно. Как же так, дожила до средних лет – и все ничья, все еще девушка?!

Галантные французы никогда не поставят даму в столь неловкое положение. Если нет полной уверенности в том, что особа, к которой они обращаются, незамужняя мадемуазель, французы вежливо называют женщину «мадам», как бы признавая, что такая интересная и во всех отношениях приятная особа никак не могла избежать супружеских уз. Это французское «мадам» – слегка завуалированный комплимент. А вот уменьшительно-ласкательное «Аннетта» – уже фамильярность, которая как раз во французском духе.

Я вернулась в номер, снова забралась в кровать и прочитала адресованное дорогой мадам короткое сообщение. Его нацарапал – иное слово подобрать трудно – вовсе не тот, кто красиво подписал конверт. Почерк автора записки живо напоминал зубчатую линию энцефалограммы. Обращение «дорогая Анна» и подпись «Ваш Павел» я разобрала достаточно уверенно, но относительно основного текста у меня остались сомнения. Вроде Павел извинялся за то, что опоздал к назначенной встрече за завтраком, и приглашал меня на вечерний коктейль. Кажется, в девятнадцать часов. Кажется, в «Голубом марлине». Или в «Голубке Мерилин»?

– Ах нет, это «Голый Мерлин»! – поглядев на каракули Павла в мощную лупу, весело посмеялся над моими версиями мелкорослый портье, он же балбес, Симон. – «Голый Мерлин» – это очень модный бар на улице Россетти.

– Мерлин – это вроде уважаемый волшебник из старых английских сказок? – припомнила я. – Почему же он голый?

– Потому что владелец бара – убежденный нудист и летом его заведение перекочевывает на уединенный частный пляж! – Симон подмигнул мне и довольно противно хихикнул.

– То есть нижнее белье под платье можно не надевать?

Я тоже залихватски подмигнула и оставила раскрасневшегося балбеса с отвисшей челюстью и мечтательно прижмуренными глазами.

Вернувшись в номер, я развернула многократно сложенный буклет с картой Ниццы, расстелила получившуюся бумажную скатерть на кровати и за четверть часа нашла на ней бар с игривым названием.

И название, и краткая характеристика, которую дал ему портье, интриговали. Однако меня гораздо больше заинтересовало соседство заведения с городским кладбищем.

В один из прошлых своих набегов на Ниццу я совершенно случайно забрела в этот тихий город мертвых и нашла, что он очень похож на место беспокойного существования живых: там так же красиво и так же тесно.

В Ницце улицы узкие, а здания выстроены сплошными линиями, и ни один квадратный метр полезной площади не пустует зря: если на клочке земли нельзя построить домик или разбить садик, то можно поставить парковую фигурку или соорудить фонтанчик. Так и на кладбище Ниццы кресты, скульптуры, склепы и простые плиты образуют почти сплошную мраморную поверхность. Зелени там мало, в основном – низкорослые кустики и стройные кипарисы, так что под палящим летним солнцем по погосту особо не побродишь. А вот ранняя весна – самое подходящее время для душеспасительной прогулки.

Вообще-то всяческие приюты скорби плохо гармонируют с моей жизнерадостной натурой, но кладбище Ниццы, расположенное на северном склоне холма Шато, не зря упоминается в туристических брошюрах наряду с музеями и иными культурными достопримечательностями города. Во-первых, гиды утверждают, что это самое большое кладбище во Франции. Во-вторых, оно включает в себя некие автономные территории. Через дорогу от большого коммунального кладбища городского района Кокад расположены «Английское кладбище» и «Русское кладбище», имеющие свою отдельную администрацию и собственную территорию с четко очерченными границами.

Быть в Ницце и не посетить «Русское кладбище Кокад» – для культурного россиянина значит проявить неуважение к отечественной истории!

«Русское кладбище» расположено не столько на склоне Шато, сколько в самой горе. Ступень за ступенью, оно внедрялось в холм постепенно, с середины девятнадцатого века, и собрало вместе огромное количество Волконских, Трубецких, Демидовых, Елисеевых, Оболенских, Голицыных… У баронов Фальц-Фейнов, основавших заповедник Аскания-Нова, на «Русском кладбище» в Ницце целый фамильный склеп, построенный с запасом, в расчете на будущие поколения.

Простое перечисление имен на надгробиях внушает благоговение: здесь лежат герой Отечественной войны 1812 года генерал Раевский, адмирал Юденич, возлюбленная вторая супруга императора Александра Второго княгиня Юрьевская, поэт Адамович и литератор Герцен, на личном примере показавший российской интеллигенции, что Родину вполне можно и даже нужно любить издалека…

– Между нами говоря, порой я очень хорошо его понимаю, – признался мой внутренний голос.

Я посмотрела в окно – на выметенное ночным ветром лазурное небо над вымытыми вчерашним ливнем красными черепичными крышами. С дрожью вспомнила мятые снежные тучи и мутные оплывшие сосульки на выемках серого шифера – и не ощутила непреодолимого порыва поскорее вернуться на родину. Да, ностальгия – это не мой диагноз!

Я быстро переоделась и возникла перед балбесом на ресепшене в своем лучшем виде. Его обеспечило стильное сочетание простого черного платья с бледно-розовым шелковым платком, который при посещении погоста я собиралась временно превратить из шейного в головной. Заодно это скрыло бы крупные серьги с «лунным камнем», который имеет свойство притягивать к себе даже скудный свет и потому прекрасно смотрится в ночных клубах. Черный плащ я аккуратно сложила и перебросила через локоток: в Ницце становится прохладно и ветрено, едва садится солнце.