Альфред Хейдок - Радуга чудес Страница 22

… В мгновение ока Аурелиано Второй сделался владельцем пастбищ и стад и едва успевал расширять конюшни и битком набитые свинарники. Все это было походке на сон и смешило Аурелиано Второго; ему ничего не оставалось, как выкидывать разные коленца, чтобы дать выход своему веселью: «Плодитесь, коровы, — жизнь коротка!» — орал он».

Нечисть лесная и степная

Признавать или не признавать явление, если оно не укладывается в общепринятые схемы мышления?

— Не признавать! — решает житейский практический представитель так называемого класса интеллигенции. — Такое признание опасно и может повредить карьере.

— Но факты? Но защита истины?

— Э-э, что защита истины? Один умный человек сказал: «Никогда не надевай лучшие штаны, когда идешь защищать правое дело». А разве не правда? Ведь всыплют… Не признавать! Так спокойнее.

Рассказы всех народов о феях, русалках, эльфах и тому подобных существах встречают именно такое отношение — явления отрицаются, потому что для них не хватает места в узком мышлении и мировоззрении людей, назвавших себя образованными.

Еще хуже поступила с этими существами христианская церковь — она огульно их всех зачислила в черти, функция чертей в природе (если таковые существуют, что весьма сомнительно), вообще, неясна, но все же как будто сводится к сеянию семян зла и к творению всякой пакости. Но духи природы, к которым я причисляю существ, называемых феями и русалками, судя по народным сказаниям, как раз этим не занимаются; они иногда даже помогают человеку, а то просто шутят с ним, озоруют… Так что зачисление их в черти и несправедливо, и нелогично. А что касается фактической стороны дела, то приведу несколько рассказов очевидцев.

1

Нигде не встретишь такой лирики русских полей, как на Валдайской возвышенности. Там тихо плещется Селигер, и тут же, неподалеку, рождается красавица Волга. В дни моей юности холмы и леса обрамляли не слишком великие, но красивые, как серебристые зеркала, озера Вселуцкое и Пено. В первое Волга впадала ручьем, а из второго уже вытекала рекой, по которой сплавляли лес и баржи. И звенели песни по берегам, и колосились нивы по холмам, и белые церковки купали золотые свои маковки-луковки в небесной голубизне, где лебедями плыли белые облачка, а тень от них бежала внизу по цветастым лугам… Златоволосые сильные девушки вместе с отцами и братьями гнали плоты по водной глади, а по праздникам соловьиными голосами пели в церковных хорах. И откуда бы ни подул ветерок, он приносил запахи трав или смолистой хвои, — даже земля там сладко пахла весной…

Может быть, не так уж все было хорошо; может быть, это только моя юность влюбленными глазами смотрела на небо, на землю, на людей и везде видела одно прекрасное…

На этой пахнущей древностью и древними поверьями земле — на пологом берегу озера Палово, в деревне того же названия мать знакомого мне веселого балагура и страстного охотника Никифора рассказала бесхитростно и просто, как встретилась она в лесу с лешим.

— Летом это было. Вот пригнал пастух наше деревенское стадо домой, а моих двух овечек нету.

— Как же ты, — говорю ему, — не доглядел?

— А что же, — говорит, — стадо-то большое, а я один. Как углядишь? Не углядишь…

— А где пас-то?

— В лесу, — говорит, — где малые лужки.

То место я хорошо знала: лес, а в нем поляны — лужками прозвали. Ну и пошла искать. Когда стадо пригнали, солнышко почти уже закатилось. Пока до лесу добралась — смеркаться стало. Прошла первый лужок — нету моих овечек; на второй вышла — идет мне навстречу человек — вроде старик. Росту в нем сажени полторы, и весь во мхе. У него на голове шляпа, а на плече вырванную с корнями засохшую елочку несет…

Я так и обмерла… А он все идет и идет… Когда уже осталось до него шага три, я низко поклонилась ему и сказала: «Здравствуй, дедушка!»

Он мне так ничего и не ответил — будто меня там и нет, и прошел дальше в лес. Тут уж я, напугавшись, скорее пустилась домой. А насчет овечек я тут ходила к одной бабе: она в воду смотреть умела — в воде видела… И сказала та женщина: «Вижу твоих овечек на дне речки пропали твои овечки…»

2

В кузницу моего отца (в Латвии) отовсюду стекались новости и слухи: она стояла всего в полсотне шагов от проезжей дороги, по которой постоянно тянулись подводы, иногда проносились, звеня бубенчиками, почтовые тройки, изредка кареты помещиков, шли пешеходы. То одному, то другому проезжему требовалось подковать лошадь, и он сворачивал с дороги прямо во двор кузницы. Там каждого из них встречали пытливые глазенки босоногого мальчишки с измазанным кузнечной копотью лицом; он носил домотканые из грубого холста штаны, обычно закатанные до колен. Иногда мальчишка, не дожидаясь вопроса, сам сообщал проезжему, пока тот привязывал коня к изгрызенной лошадиными зубами коновязи, что придется подождать: подмастерье вчера был пьян и сейчас отлучился в соседнюю корчму опохмелиться — скоро вернется. А папы дома нет — поехал молотилку чинить. Мальчишка прислушивался ко всем разговорам, какие велись в кузнице между подмастерьем или отцом с окрестными крестьянами и проезжим людом, и даже сам участвовал в этих разговорах наравне со взрослыми. Этим мальчишкой был я.

Интересная то была жизнь: целыми днями я толкался в кузнице, что-то мастерил себе и приобретал ценные сведения: сколько приданого дадут за той или другой девушкой хутора; как узнать при покупке убойность охотничьего ружья; скоро ли будет война; как сделать так, чтобы понравившаяся тебе девушка не отказала; каким образом местный крестьянин, которого в Риге какой-то жулик пытался обмануть, сам того жулика надул…

А однажды между посетителями кузницы возник жаркий спор, есть черт или нет.

Большинство склонялось к тому, что никакого черта нет — все это попы выдумали. Тогда почтенный хозяин соседнего хутора, старый уже человек, в пылу спора сказал:

— Вы все доказываете, все доказываете, что черта нет. Но что вы мне можете доказать, если я его видел вот этими же глазами, которыми теперь смотрю на вас? Кому я должен верить — вам или своим глазам?

Тут все примолкли; аргумент потряс — не каждый день встретишь человека, который видел черта!

Потом посыпались вопросы:

— Где? Как? Когда?..

Почтенный хуторянин на секунду замялся: — Мм… — а потом сразу сказал:

— Был я с топором в таком месте, где мне не следовало быть, и поэтому побаивался (тут мы все сразу догадались, что был он в помещичьем лесу, где ему на какую-то поделку деревцо приглянулось). Стою за деревом и прислушиваюсь — вроде кто-то идет.