Фрэнсис Вилсон - Врата Страница 22

Несколько минут поплакав — лучше бы завопить во все горло, да в спальне в другом конце трейлера мама со своим новым бойфрендом Фредди, — Семели призадумалась, что делать. Можно сказаться больной, целый день отмывать волосы, только тогда придется остаться наедине с Фредди, который поглядывает на нее так, что по спине мурашки бегут. Она, конечно, не девственница, ничего подобного, вовсю занимается сексом, но Фредди... гнусный слизняк.

Поэтому она высушила ярко-рыжие волосы, натянула на голову кепку, отправилась в школу. День начался плохо, дальше дела пошли еще хуже. Она попалась на глаза Сьюзи Леффертс, у которой с начальной школы был зуб на Семели. Никогда не упуская возможности ее помучить, Сьюзи просто ради забавы сорвала с нее кепку, увидела волосы, подняла шум, созвала других девочек, приглашая взглянуть на новоявленную Красную Шапочку.

Под хохот и вопли Семели побежала по коридору, попав прямо в объятия Джесси Баклера.

Она была последней подружкой Джесси, точней сказать, он был ее последним дружком. Семели уже убедилась, что путь к сердцу парня лежит через ширинку. Пока ей не стукнуло пятнадцать, свидания у нее были редкими, как зубы у черепахи. Потом началась совсем другая история. Собственная репутация была ей хорошо известна — ну и что из того? Трахаться очень даже приятно, вдобавок лишь в такие моменты парень уделяет внимание исключительно ей.

Джесси втолкнул ее в туалет для мальчиков, и она на мгновение подумала, что они сейчас займутся сексом — клево трахаться в школе! Там оказались Джоуи Сантос и Ли Риверс в расстегнутых штанах, с палками на изготовку. Семели испугалась, попыталась удрать, Ли схватил ее, заявляя, что хочет проверить, действительно ли она во всей школе лучшая мастерица, как утверждает Джесси. Она отказалась, пригрозила пожаловаться, они посмеялись — кто поверит известной школьной шлюхе? Обозвали ее «старой бабкой», а Джесси признался, до чего противно возиться со старухой.

Семели поразилась. Считала себя славной девчонкой, пусть не сильно целомудренной, но все-таки не школьной шлюхой. В Джесси она не была влюблена и никогда не думала, будто он ее любит, но... он сейчас говорил о ней как о табачной жвачке, которой можно поделиться с друзьями.

Брыкаясь, кусаясь, удалось вырваться, убежать — не только из мальчишеской уборной, а вообще из школы. Нельзя пойти к директору — против нее, школьной шлюхи, выступят три свидетеля, футбольные звезды... Вдобавок ничего не случилось.

Поэтому она побежала домой. Где торчал сексуально озабоченный Фредди. Один. Пиво пил. Предложил ей глоток, начал лапать. Семели завизжала, принялась в него что-то кидать... Последнее, что запомнилось, — Фредди выскочил в дверь и направился к своей машине.

Наверно, настучал маме, потому что та через полчаса ворвалась, поколотила Семели, обругала хитрой маленькой шлюхой, соблазняющей Фредди. Только посмотрите, что она натворила! Фредди ушел, говорит, что не может жить вместе с дрянью, которая старается навлечь на него неприятности.

Мама слушать ее не хотела, Семели обиделась, что она приняла сторону Фредди, и тогда мама ее добила. Сказала, что лучше бы ей вообще не рождаться на свет, лучше бы умереть, как другим девочкам, в то же время родившимся возле лагуны; с тех пор Семели камнем висит у нее на шее и тянет ко дну, отпугивая седыми космами интересующихся мамой мужчин.

Это была последняя капля. Она бросилась к двери, побежала, не зная куда. Прибежала на берег, упала на песок. Мама, лучший друг, единственный настоящий друг, ненавидит ее и всегда ненавидела. Хочется умереть.

Пришла мысль утопиться, не было только сил прыгнуть в воду. Был отлив, и Семели решила лежать на песке, пока ее не накроет приливом, не унесет в море, и все кончится. Никаких драк, никаких прозвищ вроде «старой бабки», никаких разрывающих сердце обид, вообще ничего.

Она лежала на спине с закрытыми глазами. Яркое солнце жгло сквозь веки, солнечных очков с собой не было, только две раковины висели на шее. Как раз такого размера, чтобы прикрыть глаза, как в солярии.

Сев, чтобы развязать шнурок, Семели увидела паривших над головой чаек, подумала — хорошо бы иметь крылья, улететь прочь отсюда.

Снова откинулась на спину, пристроив на глазах раковины.

Что?

Сбросила их, рывком поднялась.

Что это было?

Закрыв глаза ракушками, она очутилась вовсе не во тьме, а вместо того как бы сверху увидела... белый песок и лежащую на песке девушку... с раковинами на глазах.

Вновь положила на веки ракушки, вновь внезапно увидела сверху фигуру с огненно-рыжими волосами.

Это я!

Снова скинула раковины, глянула вверх. Летавшая чайка смотрела на нее сверху вниз, должно быть гадая, нет ли у нее бутерброда, надеясь перехватить крошку-другую.

Принявшись экспериментировать, Семели обнаружила, что может смотреть глазами любой птицы на берегу, парить, лететь вверх и вниз, видеть рыб под водой, нырять за ними. Потом выяснилось, что можно смотреть глазами рыбы, плавать между скалами и кораллами, сколько хочешь находиться под водой, не выныривая подышать воздухом.

Это было чудесно. Весь остаток дня она испытывала свои силы. Наконец, после захода солнца, отправилась домой. Не хотелось возвращаться, не хотелось смотреть в глаза маме, да больше идти было некуда.

Когда она открыла дверь трейлера, мама в слезах просила прошения, уверяла, будто не хотела ее обидеть, просто вышла из себя, обезумела. Только Семели знала, что слышала правду. Мама высказала таившееся глубоко в душе, сказала то, что думала. Впрочем, теперь ее это не волновало. Она считала жизнь конченой, а сейчас поняла, что она лишь начинается. Пусть над ней потешаются, дразнят — больше ее никто не обидит.

Она особенная.

И вот одна раковина пропала. А с ней и особенность. Она вновь превратилась в ничто.

Семели в панике вцепилась в борта каноэ с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Люк, мне пришла в голову жуткая мысль. Вдруг я ее обронила в больничной палате?

6

Почти через час после отлучки Джек вернулся в отцовскую палату в дурном настроении. Можно было бы звякнуть в контору проката, попросить приехать и сменить покрышку, но он оказался от этой идеи, не имея понятия, где находится. Как им объяснить, куда ехать?

Поэтому сам поставил другую покрышку. Не великое дело. За свою жизнь менял кучу покрышек, правда на мощеной дороге. Тут же домкрат скользил на песке, испытывая его терпение. Потом разошлись тучи, начало жарить солнце. Дела были бы не так плохи, если б на коже не устроили пикник москиты. Никогда в жизни не видывал столько москитов. Руки сплошь в розовых волдырях, чешутся до сумасшествия.