Алекс Фрайт - Клинком и словом Страница 23

Высоко в прозрачном небе беспечно щебетала птаха. Солнечный свет заливал крохотную поляну, поросшую буйным разнотравьем, и вместе с ним вниз изливалась птичья трель, будто пляска отдаленных струй весеннего ручья. Сонная, умиротворенная тишина старого леса, казалось, была ее единственным слушателем. Да еще ветер, заблудившийся в верхушке одинокой высоченной ели среди осиновых стволов, осторожно теребил иголки на ее разлапистых ветвях, словно боясь спугнуть пернатого певца. И только россыпь камней, покрытых прядями старого мха, как редкими волосами, была безразлична и холодна к пению жаворонка. Так же бесконечно холоден к птичьим трелям был и старший анлорского дозора Тешин. Его внимательный взгляд скользнул по трухлявому пню, в котором шипела раздраженная чужим запахом змея, пробежал по скрытым в листве дуплам, зацепился за свежие следы подков на корнях вековечных деревьев и остановился на мокрых сапогах мертвеца. Он стиснул зубы. Предупреждали ведь, за стремя хватали, за поводья – не верил, отмахнулся небрежно. Вчера утром, уже далеко за межевым столбом Темеши встретили Петеру, немую дочку Голва. Каждого навья из Пограничья Тешин знал в лицо, помнил и эту грустную девчушку из Мереса. Удивился еще, что она за столько верст от дома делает в чужом лесу, но виду не подал. Вытянул из чересседельной торбы завернутый в чистую рубаху сахарный леденец, что неожиданно для самого себя несколько дней назад купил на пристани Крени у лоточника. Замер на миг: девчушка-то в девицу давно превратилась. Хоть и на мальца-подростка больше коротко остриженным волосом смахивает, но лицом вышла на загляденье, а красота тела и через мокрую рубаху просвечивает. Петера едва заметно приподняла брови от удивления, приняла подарок, но стремя не отпустила, вцепилась пальцами и смотрела так жалобно, что он не выдержал и рыкнул:

– Хоронишь кого?

Она как-то обреченно вздохнула, коснулась подбородка, засучила пальцами, словно нить на веретено мотала.

– Хорлай? – он напрягся.

Петера дернула уголком губ, испуганно замотала головой, трижды открыв и закрыв ладонь. Показала куда-то вдаль и махнула рукой. Далеко, мол, они. Затем опустила руку вниз, указывая пальцем себе за спину. Улыбка осветила ее лицо, когда она притронулась к вороту рубахи.

– Войдан? – тут уж Тешин помрачнел, заерзал в седле, когда Петера слегка притопнула ногой. – Здесь?

Она умоляюще прижала ладони к груди: назад надо, в Кирвен.

– Сама прячься, – он усмехнулся, наклонился, погладив ее светлую макушку, слегка потянул клинок из ножен, повернув ухо в сторону недалекой Чармы.

Поостеречься сказал, чтобы собственную тревогу скрыть. Девице-то, вон, совсем не боязно. Ей Войдан чуть ли не роднее, чем собственный отец. Ишь, улыбка до ушей рот растягивала, как имя услышала. Сама-то и произнести его никогда не сможет. Приносила сорока на хвосте слухи, что несколько лет назад загнал дозор из Плиссы немую девчонку в непролазную трясину, а потом… потом, грязную и перепуганную до смерти, за день домчал до Вилони, где Войдан купил для нее пару рубах, вышитых красным узором по рукавам, и целую корзину медовых сладостей у восточных гостей. Следующим утром Петеру, ошалевшую от счастья, нашел по звуку зовного рога сам Голва, а молодой старшина дальних дозоров Плиссы небрежно подбоченился, когда взбешенный отец полез на него с мечом, двинул папаше в ухо, бросив в грязь, и посоветовал больше дите не бросать. В следующий раз, сказал, к самой иларис Озаре на коленях приползешь просить, чтобы вернули, а ведь не отдаст никто.

Он тогда резко дернул поводья, а она бежала рядом, пока не споткнулась о старую кротовину, поросшую высохшей травой и опутанную бесконечными темно-рыжими нитями муравьев. Теперь же Тешин, будто вновь почувствовал рядом со своим коленом тонкие пальцы немой, мгновенно взмок от холодного пота под доспехами. На точно таком же бугре взрытой земли лежала голова кирвенского мечника со стрелой под ухом. Третий уже, зло подумал он и невольно поежился. Вытер вспотевшие ладони о лошадиную шею, оглянулся, высматривая чужих, и крепко сжал надежную рукоять клинка. Двоих упаковали в ожидании погребального костра, накрепко притянули ремнями к лошадиным спинам, а он первого все никак из головы выбросить не мог. По сию пору стояла перед глазами тощая волчица, что принюхалась, лизнула тому застывшее лицо и завыла, задрав морду в темнеющее небо, так тоскливо, что он еще тогда понял – живыми их маленькому отряду и через заброшенные пустоши в окрестностях Ронары не вырваться. Вчера на закате ему донесли, что их след подхватили. Преследователи, пока невидимые, уже обогнули их по краю сартовых земель, выдавливали в пойму Горыни на открытое место, задышали в спину. Сам не стал подниматься на вершину ближайшего холма, чтобы убедиться – верил своим следопытам, как себе. И когда Баргун осторожно кашлянул у него за спиной, обернулся, скрыв безнадежность за напускным спокойствием, спросил через силу:

– Видел кого?

Тот покачал головой. Тешин спешился, подошел к мертвецу, присел рядом, мрачно вглядываясь в его остекленевшие глаза. Смахнул с застывшего лица насекомых, выпрямился и гневно бросил через плечо:

– Ты же с ним рядом был!

– Разошлись мы, – глухо ответил Баргун.

– Разошлись… – эхом пробормотал Тешин, обернулся и одним рывком выдернул Баргуна из седла, словно был тот мальчишкой, а не крупным мужчиной в доспехах. – Теперь, что делать станешь?

Воин молчал, опустив глаза, а он подумал, что, может быть, тело намеренно оставили здесь, затеяв сложную игру, правила которой известны только Хорлаю и Войдану? Долгое отсутствие преследователей убеждало все больше и больше, что появление чужого дозора и его очередное жестокое послание могло преследовать совершенно иную цель, чем предположили в Анлоре, отправляя ему вестника с наказом идти на земли иларис Озары. Но, вспоминая тот далекий вечер в Кирвене, когда приехал туда с Баргуном и отбирал в спутники лучших из мечников корта Шимы, он мог бы поклясться всеми костями болот Пограничья – никто не предполагал такого исхода, хотя сил и чародейства у Плиссы предостаточно.

Хрустнул невдалеке сучок под чьей-то ногой. Затем крикнула, зашелестела крыльями по кустам вспугнутая с гнезда птица. Тешин повернул голову к своему спутнику.

– Один?

– Не таится, – буркнул Баргун.

– Подстрели, – прошептал он, беззвучно взводя арбалет. – Только чтобы говорить еще мог.

– Прикончили бы из засады и все.

– Я тебе прикончу, – выдохнул сквозь зубы Тешин. – Живым нужен.

– В лесу это не так просто, – из-за деревьев прозвучал насмешливый молодой голос.

– От стрелы не убежать, Войдан, – откликнулся Тешин, понимая, что скрытность уже не имеет смысла.

– Не убежать, – согласился голос, – это если спиной повернуться. А так и мимо пропустить можно.

– Уверенности у тебя полно, – хмыкнул навья. – Поделишься?

Старшина дальнего дозора на миг показался перед ними, рассмеялся в полный голос и сказал, укрывшись за стволом:

– Я никогда не забываю, что я не только воин Плиссы, но и навья. Я бы услышал, если бы ты был опасен. Издалека еще. И как скрипит тетива взводимого арбалета, и как стучит твое сердце, когда палец ложится на спуск, и когда ты Баргуну говорить дозволяешь, то словно мне рассказываешь. Разве мне может что-то угрожать?

Конец ознакомительного фрагмента.