Татьяна Корсакова - Волчья кровь Страница 23

– Здравствуй, Ярослава, присаживайся, – благодетель указал ей на кресло. – Вижу, занятия с Амалией Федоровной пошли тебе на пользу. Со столовыми приборами ты уже разобралась?

Яся вспомнила череду разнокалиберных ложек и вилок, батарею бокалов, стаканов и рюмочек и поморщилась.

– Надо думать, разобралась, – благодетель удовлетворенно кивнул. – Ну, думаю, что со всем остальным проблем возникнуть не должно. Вот тут, – он погладил папку, – твоя легенда. Ты понимаешь, что такое легенда?

– Ага, это как у шпионов: Алекс – Юстасу…

– Примерно так, но изящнее. С этой минуты ты – Ярослава Ерошина, дочь некогда известной балерины и советского диссидента, эмигрировавшего во Францию в начале восьмидесятых.

– Диссидента?… – Ну, некогда известная балерина – это еще куда ни шло, но вот папочку могли бы подобрать и попредставительнее.

– Твой отец – отпрыск и единственный наследник старинного дворянского рода, во Франции у него свой бизнес, – благодетель понимающе усмехнулся.

– Виноградники, я так понимаю? – предположила Яся.

– Виноградники в том числе.

– А я, стало быть, теперь графиня Ерошина?

– Стало быть. Но советую родословной не кичиться, вести себя скромно.

Графиня Ярослава Ерошина – недурственно звучит!

– А почему скромно?

– Потому что росла ты здесь, в России, и о существовании папы-миллионера узнала лишь несколько лет назад, после кончины матушки. Кстати, именно по этой банальной причине по-французски ты не говоришь.

– А образование у меня какое, если не секрет?

– Филологическое: и девушке подходит, и звучит красиво, и не поймешь, что с этой красотой делать. Ты как, Ярослава, согласна стать филологом?

– Может, лучше артисткой? Как-то поромантичнее будет.

– Романтики в твоей биографии и так достаточно, – отмахнулся благодетель. – Из грязи в князи, чем не романтика?!

И столько неприкрытой брезгливости прозвучало в его голосе, что Яся вдруг совершенно ясно осознала: нет у них с Закревским никакого джентльменского соглашения и относится он к ней вот именно как к грязи, а задушевные беседы ведет лишь в силу необходимости. Надо запомнить на будущее.

– С романтикой понятно, а как поступим с папой-графом? – спросила Яся, пряча злость за нахальной улыбкой. – Папу ведь как-то нужно будет демонстрировать широкой общественности.

– Нет. К величайшему нашему сожалению, папа тяжело болен и не покидает пределы своего замка. – Благодетель придвинул к Ясе глянцевый журнал. – А вот твое родовое гнездо мы широкой общественности уже продемонстрировали. Полюбуйся.

Да, что и говорить, родовое гнездо у нее было весьма уютное. Аккуратный и в этой своей аккуратности больше похожий на игрушечный замок. Увитые плющом каменные стены. Сияющий «Порше» у гостеприимно распахнутых кованых ворот. Повезло, одним словом.

– Ну как? – Благодетель вопросительно приподнял бровь.

– Впечатляет! – Яся закрыла журнал. – Не возражаете, я его с собой заберу, так сказать, для детального ознакомления?

– Конечно.

– А если захотят проверить? Ну, про папу?

– Пусть проверяют. Замок куплен мною в прошлом году, через третье лицо, разумеется. Проживает в нем вполне респектабельный, но в силу своей болезни очень необщительный месье. Охрана надежная, так что твоего так называемого папу папарацци не достанут ни при каких обстоятельствах.

– Я вот спросить хотела: а не рановато прессу подключили?

– В самый раз. В ближайшую субботу у вас с моим внуком тренировочный выход в свет, а еще через неделю – свадьба.

– Через неделю? – В желудке неприятно заныло.

– А чего тянуть? Девушка ты, как я посмотрю, сообразительная и способная. Педагоги тебя хвалят. Так что давай, Ярослава, вживайся в образ французской принцессы…

Коньяк закончился еще час назад, и прикупленная по случаю душевных страданий пачка сигарет была полностью уничтожена, а на сердце не полегчало. Да и разве это возможно после такого разговора?

Лика отказалась войти в его сложное положение, молча выслушала известие о предстоящей свадьбе и тут же собрала свои немногочисленные вещи. Даже истерик устраивать не стала, даже не заплакала. Лучше бы разрыдалась, расколотила посуду, сломала что-нибудь, обозвала его негодяем и сволочью. Он бы знал тогда, как поступить: он бы ее утешил и, скорее всего, уговорил бы смириться, перетерпеть дедову блажь. Кто сказал, что женатый мужик не может иметь связь на стороне? Да в его положении сам бог велел! Согласись Лика с его доводами, ровным счетом ничего бы не изменилось. Но она не согласилась. Потому что гордая. Потому что девушка его мечты не имеет права устраивать глупых истерик. Девушка его мечты должна вести себя достойно и не терять лица…

Лика ушла, оставив после себя горький, как разлука, запах духов и папку с нотами. Вадим вцепился в эту папку, как утопающий в спасательный круг. Может, Лика нарочно ее не взяла, чтобы не сжигать мосты, чтобы был повод увидеться. Теперь папка с нотами лежала в центре журнального столика, превратившегося в алтарь загубленной Вадимовой любви. И, наверное, соседство пустой бутылки из-под виски и полной окурков пепельницы ее коробило и оскорбляло. Она же из мира прекрасного, с ней, как и с ее хозяйкой, никогда так раньше не поступали.

Дед позвонил ближе к ночи и, не здороваясь, заявил:

– Завтра в девять вечера ты продемонстрируешь свою будущую супругу журналистам. Вадим, ты представляешь, какая на тебе лежит ответственность?

На нем ответственность?! Да, еще какая! Ему придется демонстрировать журналюгам не женщину, а ехидну, выползшую с помойки. А если вдруг эта ехидна откроет пасть…

– Ярослава полностью готова и проинструктирована, – не дожидаясь возражений, заверил дед. – К тому же с вами будет Вениамин, для подстраховки.

Еще и Вениамин! Да, веселая получится вечеринка.

– Заедешь за Ярославой в половине восьмого. И не опаздывай.

– Ага, только по пути заскочу в зоомагазин. – Вадим перевернул бутылку вверх донышком, проследил траекторию одинокой капли коньяка, вздохнул: – Прикуплю строгий ошейник и намордник для невесты.

Дед юмора не оценил и разразился возмущенной тирадой, слушать которую у Вадима не было ни сил, ни желания. Он отложил орущую трубку, с нежностью погладил папку с нотами.

– …И чтобы никаких эксцессов! – заявила трубка.

– Никаких, – пообещал он. Как же тяжело давать несбыточные обещания! Можно подумать, выход в свет в обществе бомжихи может обойтись без эксцессов…

К дому деда Вадим приехал ровно в означенное время. Был он элегантен, как английский лорд, трезв, как только что зашившийся алкоголик, и зол как черт. Дед, Вениамин и ехидна уже ждали его в гостиной. Кстати, ехидну он признал не сразу. Похоже, стилисты научились творить чудеса, если сумели превратить косматую, блохастую уродину ну если не в шикарную, то вполне симпатичную девицу. Да, честно сказать, и не запоминал он ее тогда особо, одного взгляда хватило, чтобы оценить непрезентабельный экстерьер нареченной. А сейчас, поди ж ты, стоит перед ним этакая гламурная красотка: глазки подведены, губки бантиком, волосенки уложены, коготки наманикюрены, платьишко шелковое по последней французской моде, шпильки высоченные. Вот стоит она на этих высоченных шпильках, покачивается, но не падает. А взгляд такой… насмешливый, точно это он с помойки, а не она. Ехидна, одно слово.