Лорел Гамильтон - Обсидиановая бабочка Страница 23

Полисмен Нортон все еще стоял за мной, как толстая подружка невесты на свадьбе. Детектив Рамирес глянул на него, и улыбка стала чуть-чуть уже.

– Спасибо, сотрудник Нортон. Я теперь сам этим займусь.

Взгляд, которым ответил ему Нортон, трудно было назвать дружелюбным. Может быть, Нортону вообще никто не нравился. А может, он был белым, а Рамирес – нет. Он был стар, а Рамирес молод. Он так и закончит свою карьеру в полицейской форме, а Рамирес уже ходит в штатском. Предрассудки и зависть зачастую неразлучны. А может, просто у Нортона плохое настроение.

Как бы там ни было, а Нортон вышел, как ему было сказано, и закрыл за собой дверь. Накал улыбки Рамиреса подскочил еще на одно деление, когда он повернулся ко мне. До меня дошло, что он симпатичный в своем роде молодой парень и сам это знает. Не то чтобы он был самовлюбленный тип, но я – женщина, а он – симпатичный парень, и потому он надеялся, что я дам некоторую слабину. Нет, друг, ты ошибся дверью.

Я покачала головой, но улыбнулась в ответ.

– Что-нибудь не так? – спросил он. И даже его серьезная мина была мальчишеской и подкупающей. Нет, он наверняка перед зеркалом тренируется.

– Нет, детектив, все в порядке.

– Пожалуйста, называйте меня Эрнандо.

Я не могла не улыбнуться шире:

– А я Анита.

Широко и ярко вспыхнула улыбка.

– Анита – красивое имя.

– Вполне обычное, – сказала я, – а мы сейчас занимаемся расследованием преступления, а не знакомством на дискотеке. Так что можете чуть пригасить свое очарование, и вы мне все равно будете нравиться, детектив Рамирес. Я даже готова поделиться с вами тем, что найду. Честно.

– Эрнандо, – поправил он меня.

Я не могла не засмеяться.

– Ладно, Эрнандо. Но действительно не надо так стараться, чтобы меня покорить. Я не настолько хорошо вас знаю, чтобы невзлюбить.

Тут засмеялся он.

– Это так заметно?

– Вы отлично изображаете хорошего полисмена, и этот мальчишеский шарм просто прекрасен, но я уже сказала – в нем нет необходимости.

– О’кей, Анита. – Улыбка потускнела на пару ватт, но все равно он оставался открытым и каким-то приветливым. Меня это нервировало. – Вы уже весь дом осмотрели?

– Нет еще. Сотрудник Нортон слишком рьяно сопровождал меня, прямо наступал на пятки. Трудно было ходить.

Улыбка погасла, но глаза по-прежнему остались приветливыми.

– Цвет ваших черных волос чуть темнее, чем должен был быть при такой коже.

– Моя мать была мексиканка, но большинство людей этого не замечают.

– В нашем уголке страны смешение очень велико. – Он при этом не улыбался, был серьезен и выглядел не так уж молодо. – Те, кто хочет заметить, заметят.

– Я могла бы быть наполовину смуглой итальянкой.

На это он чуть улыбнулся:

– В Нью-Мексико смуглых итальянцев немного.

– Я здесь слишком недолго, чтобы что-нибудь заметить.

– Вы первый раз здесь?

Я кивнула.

– И как вам пока что?

– Я видела больницу и часть этого дома. Думаю, маловато будет, чтобы составить мнение.

– Если у меня выдастся свободная минутка, пока вы здесь, я был бы рад показать вам то, на что здесь у нас стоило бы посмотреть.

Я заморгала. Может, этот мальчишеский шарм и не был полицейской тактикой. Может, он – подумать только? – клинья подбивает?

Я не успела придумать ответ, как подошел Эдуард, сияя в лучших традициях старины Теда.

– Детектив Рамирес, рад снова вас видеть.

Они пожали друг другу руки, и Рамирес одарил Эдуарда улыбкой столь же искренней, как у самого Эдуарда. Поскольку я знала, что Эдуард притворяется, было неприятно смотреть, насколько похожи у них выражения лиц.

– И я рад вас видеть, Тед. – Он снова повернулся ко мне. – Пожалуйста, продолжайте осмотр. Тед мне много о вас рассказывал, и я надеюсь, ради нашей общей пользы, что он не преувеличил ваши таланты.

Я посмотрела на Эдуарда, он только улыбнулся мне. Я нахмурилась:

– Ладно, постараюсь никого не разочаровывать.

И я вернулась в гостиную, сопровождаемая детективом Рамиресом. Он дал мне больше места для маневра, чем Нортон, но следил за мной. Может, хотел назначить свидание, но смотрел он на меня не так. Он смотрел на меня, как коп, который хочет знать, что я делаю, как реагирую. Это повысило мое мнение о его профессионализме.

Эдуард сдвинул очки настолько, чтобы глянуть на меня, когда я проходила мимо. Он улыбался, почти скалился. Все было ясно по его лицу – он забавлялся попытками Рамиреса флиртовать. Я отмахнулась от него, прикрыв этот жест другой рукой, чтобы видел только Эдуард.

Он засмеялся, что прозвучало здесь уместно. Этот дом был построен, чтобы люди в нем смеялись. Когда смех умолк, наступила тишина, будто вода сомкнулась над брошенным камнем и звук растаял в глубоком молчании, которое стало еще тише.

Я стояла посреди светлой гостиной с таким ощущением, что нахожусь на распродаже и сейчас войдет агент по недвижимости, ведя экскурсию потенциальных покупателей. Вот так этот новый дом походил на только что развернутый подарок. Но было здесь такое, чего не допустил бы никакой агент по недвижимости. На кофейном столике светлого дерева лежала газета, сложенная вчетверо на бизнес-приложении. На приложении было написано «Нью-Йорк таймс», а на других листах – «Лос-Анджелес трибьюн». Наверное, бизнесмен, недавно приехавший из Лос-Анджелеса.

На углу кофейного столика стояла большая цветная фотография, изображавшая пожилую пару, лет за пятьдесят, и с ними мальчишку-подростка. Все они улыбались и обнимали друг друга, как обычно бывает на фотографиях. Вид у них был счастливый и безмятежный, хотя по фотографиям трудно судить. Камеру обмануть легко.

Я оглядела комнату и увидела фотографии поменьше на белых полках, занимавших почти всю стену. Они стояли между сувенирами, почти все – на индейскую тему. Но эти снимки поменьше были такими же безмятежными, с теми же улыбками. Счастливая и процветающая семья. Мальчик и мужчина, загорелые и веселые, на лодке, на фоне моря и с большой рыбой в руках. Женщина и три девочки пекут печенье, все в рождественских передниках. Не меньше трех фотографий взрослых пар с одним-двумя детьми. Девочки с той рождественской фотографии – внучки, наверное.

Я глядела на пару и высокого загорелого подростка и надеялась, что они мертвы, так как даже думать, что кто-то из них лежит в той больнице, было… не слишком уютно. Но к чему сомневаться – они действительно мертвы, и мысль эта утешала.

Я стала рассматривать индейские поделки, выстроившиеся на полках. Некоторые из них предназначались для туристов: копии разрисованных горшков, слишком новые, чтобы быть настоящими, самодельные куклы, вполне подходящие для детской, головы гремучих змей в бессильном броске, погибших еще до того, как их убийца открыл им пасти, чтобы придать страшный вид.