Алексей Атеев - Демоны ночи Страница 23

Они вошли в огромный полутемный холл, который освещался лишь пламенем горящего камина. Хозяйка щелкнула выключателем. Под потолком вспыхнули матовые плафоны. Павел окинул взглядом помещение. Напротив камина стоял низкий массивный столик на мощных ножках в виде львиных лап, перед ним два кожаных кресла. В двух углах холла горки с дорогой посудой и фарфоровыми безделушками. На стенах картины в массивных рамах и пара крупных, поблескивающих старой позолотой икон. Висело здесь и несколько вычурных сабель и мечей, декорированных под старину, но, судя по дешевому блеску эфесов, изготовленных совсем недавно. На паркетном полу лежало несколько небольших ковров. Слева от камина высились темные рыцарские латы. Справа – телевизор с громадным экраном. Словом, холл обставлен в традиционном «новорусском» стиле.

– Садитесь. – Хозяйка указала на кресла, а сама устроилась на низком пуфике. – Так вот и живем, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Скукота. Разве что в гости кто забредет, вот как вы.

Вошла приятная полноватая женщина, вопросительно посмотрела на хозяйку.

– Кофе нам организуй, Ксюша, – приказала Светлана Петровна. – Ну, и все остальное… А может быть, кто-то желает чай? – Она вопросительно посмотрела на Лильку и Павла.

– Нет, кофе, пожалуйста, – в один голос произнесла парочка.

В один миг на столике оказались три пузатых хрустальных бокала, бутылка армянского коньяка и бутылка красного французского вина, на этикетке которого красовалась готическая надпись «Chateau La Croix – Bourgogne», закуски в виде миндаля, арахиса и соленых фисташек, тарелочка с сыром и привезенные гостями эклеры. А также три чашки обжигающего ароматного кофе.

Хозяйка на этот раз не стала интересоваться вкусами гостей, она плеснула в два бокала коньяка, а себе налила вина доверху.

– Итак, за знакомство, – произнесла она, обращаясь только к Павлу, и разом проглотила половину содержимого своего бокала. Журналист даже поразился такой прыти. Выпили и остальные. Коньяк оказался весьма неплох. – Живем… – вновь неопределенно повторила Света. Допила свой бокал и бросила в рот горсть орехов.

«Возможно, она алкоголичка, – мелькнуло в голове у Павла. – Пить ей не с кем, вот она и заманивает к себе гостей».

– А муж ваш… – попытался он завести разговор.

– Муж?! Зачем он тебе?

– Так просто спросил…

– Он уехал… – невнятно произнесла Света. Потом спохватилась: – Ванечка, понимаешь ли, бизнесмен. На месте не сидит. Сегодня здесь, завтра там… Как матрос… – Она хохотнула. – Под лежачий камень, говорит… – Света сделала многозначительную паузу, – не нассышь! Поговорка у него такая. – Хозяйка громко и бесцеремонно захохотала. Лилька прыснула. Вежливо улыбнулся и Павел. Он уже понял – нравы тут действительно простые. Между тем Света вновь наполнила свой бокал, потом добавила коньяка гостям. – Между первой и второй – перерывчик небольшой, – многозначительно произнесла она и вновь отпила половину.

«Доза, что ли, у нее такая? – недоумевал журналист, сделав солидный глоток из своего бокала. – Так она сейчас нажрется, да и нас напоит. Но, безусловно, коньячок весьма…»

– Тебя как зовут? – спросила Света, обращаясь к Павлу. – Я чего-то не расслышала. Ах, Павлуша!.. Хорошее русское имя. Ты, значит, в газетке работаешь? Писака. Ну, не обижайся, я по-простому. Ничего, симпатичный. Лиля, он как, хорош? В постельке, понятно… Бойфренд твой?

– Нормальный, – бойко отозвалась Лилька. – На уровне.

– Повезло, – завистливо произнесла хозяйка, – а вот мой… – Она сморщилась. – Конечно, нужно выбирать что-то одно: либо деньги, либо… – Она произнесла непечатное слово. – Я выбрала первое. Потому как были бы деньги, а… найдется. – Она вновь захохотала. – Мой Ванечка к этому относится с пониманием. По первости, правда, орал. Убить грозился. Но ничего, привык.

«Если она наберется, разговора не получится, – кумекал Павел. – Может, пора?» И толкнул Лильку ногой. Та вопросительно посмотрела на него, не понимая причины пинка.

– Вы чего перемигиваетесь? – поинтересовалась хозяйка. – Еще выпить желаете? Так пейте! Я пока воздержусь.

Она закинула ногу за ногу. Полы халата разошлись, и Павлу показалось: на хозяйке не надето нижнее белье. «Однако! – подумал он. – Уж не sex ли party изначально подразумевалась? Ну и Лилька, зараза! Скорее всего она тут уже бывала. Возможно, даже не раз. Ну да ладно. Нужно самому начать разговор».

– Мне Лиля рассказывала…

– Ах, да… – спохватилась Лилька. – Вы, Светлана Петровна, как-то раз, в магазине, помнится, делились…

– Сроду ни с кем не делилась, – оборвала ее хозяйка.

– Упоминали то есть…

– Про то, что любого человека можно… э-э… извести… – вновь вступил в разговор Павел.

– Извести? Что значит извести? Может, известить? О чем, позвольте, известить?

– Не известить, а именно извести. То есть устранить физически…

– …С помощью черной магии, – подсказала Лилька.

– А, закопать… – Светлана Петровна вдруг, как показалось Павлу, мгновенно подобралась. – А тебе зачем? На кого зуб имеешь?

– Это не я, а вон он. – Лилька ткнула пальцем в Павла. – На работе у него проблемы.

– Душат?

– Вроде того, – со всей возможной в этот момент грустью произнес Павел.

– И кто же?

– Коллега. Дорогу заслонил.

– Ага-ага. – Светлана Петровна взяла со стола бутылку и встряхнула ее. Убедившись, что емкость пуста, она крикнула: – Ксюша! – и когда приятная женщина явилась на зов, приказала: – Неси еще одну! Ну что тебе на это сказать, Павлуша, – после длительной паузы произнесла Светлана Петровна. – Можно, дорогой, попробовать. Только… – Она опять замолчала. В этот момент явилась Ксюша с новой бутылкой бургундского и принялась ее откупоривать. Разговор опять прервался, поскольку все внимательно следили за манипуляциями служанки. Потом Светлана Петровна вновь наполнила свой бокал, сделала пару глотков, отставила бокал в сторону. – Только я бы не советовала, – наконец закончила она свою мысль.

– Почему?

– А вот послушай. Была у меня подруга одна… Валька. Такая шебутная девка, бойкая, значит, не в пример мне. Мы в свое время вместе с ней в Москву из Плутаева подались. Родились мы, знаешь ли, на Волге. Городишко маленький, Плутаев-то. Парней приличных нет, работы приличной нет, дыра, словом… А мы с Валькой учились в одной школе. Там, в Плутаеве, школ-то всего две. Одна – новая, вторая еще при царе построена. Вот мы – в которой при царе. Я училась плохо, а Валька хорошо. Но мы дружили, потому как были самые красивые девки в школе. Обычно такие друг друга терпеть не могут, а мы – прямо не разлей вода. Ну вот, школу кончили. Куда дальше? В Кострому, в Ярославль?.. Поедем в столицу, говорит Валька, в театральный институт поступать, авось не пропадем. Ну и рванули. Конечно, ни в какой театральный мы не попали, но столичной жизни маленько вкусили. Какой уж тут Плутаев, где по улицам козы бродят. Дальше устроились на работу… Куда, и говорить не хочется. Живем в общаге, можете себе представить! Это мы-то, на парном молочке взрощенные! От «оканья» старательно избавляемся, не оставив мечту стать артистками. Конечно, ребята знакомые появились. Валька, недолго думая, выскакивает замуж за одного парнишку из богатеньких. Такого, знаете, как сейчас говорят, «ботаника». В очочках круглых, только школу кончил, в институте Губкина на нефтяника учится. Валька красивая девка была. Как говорится, кровь с молоком. Круглолицая, сероглазая, румянец во всю щеку, вот он и втюрился. Коса, между прочим, у нее сохранилась. Ну прямо Наталья Андрейченко в фильме «Сибириада». А у Вальки, нужно заметить, в Плутаеве парнишка имелся. Не то чтобы ухажер, но воздыхатель. Она девка была норовистая и себя высоко ставила, а этот паренек – так, ничего особенного. Валька, может, раз всего с ним-то и прошлась. И ничегошеньки меж ними не было. Короче, этого пацаненка вскорости после нашего отъезда в армию забрали, а через год Валька вышла замуж за своего очкарика. Ничего она этому плутаевскому пареньку не обещала, тем более ждать, а он ей все письма жалостливые писал, в большинстве в стихах. Теперь Валька живет в хорошей московской квартире, муж, даром что «ботаник», на руках носит, а свекор и свекровь, что немаловажно, в ней души не чают, поскольку у снохи уже живот растет. Пылинки, можно сказать, сдувают. Все замечательно! И тут объявляется этот, плутаевский… Нашел ее в Москве, можете себе представить. И сразу с претензиями. А Валька его, конечно же, обрезала: «Я тебе ничего не обещала, а то, что пару писем в армию написала, то по доброте, хотела, чтобы ты служил спокойно». В общем, увещевать пыталась. Но тот ни в какую. Моя – и все! Нужно сказать, Валька замуж девушкой вышла, так что у мужа никаких претензий. А солдатик этот приспособился в парадном околачиваться. Что ни день, у окна стоит, Вальку поджидает. Другой бы, скажем, мой Ванечка, этого плутаевского с лестницы спустил, а «ботаник» не так воспитан, да и интеллигент. Валька вначале и так и так с воздыхателем объясниться пыталась. И увещевала, и стыдила, и угрожала. А тот: «Разводись и за меня выходи». Упрямый парнишка. Ситуация, конечно, складывается двусмысленная. Валька, бедолага, не знает, как ее разрулить. Из этой квартиры съехать – так он и в другую припрется. И вот она вдруг вспомнила рассказ своей бабки о подобной истории, случившейся в ихнем же семействе в незапамятные времена. Видать, по наследству передалось. Тогда помогла старушка – ворожея. Отвадила парня, как его и не было. Так сказать, «отсушила». И Валька решила съездить на родину, в Плутаев, поискать ворожею, которые, как она знала, в Плутаеве водились. Взяла своего нефтяника, дело было летом, и вперед. Прибыла домой, бабушка ее еще жива. Рассказывает про свою беду. Та говорит: «Помогу, сведу к Лешачихе». Колдовку так звали. Та охотно взялась за дело, чего-то там пошептала, пошептала… И, понимаешь, нашептала! Валька с нефтяником живет у своих родителей, и вдруг Плутаев облетает страшная новость. Парнишка этот, который Вальку безумно любил, того… Поезд его раздавил! После армии он устроился на железную дорогу, на станцию Москва-Сортировочная. Не то стрелочником, не то составителем… И вот – трагедия. Вальку нашу так холодом и обдало – не она ли причина его смерти? А о том, что она ходила к ворожее, никто, кроме ее бабки родной, не знал. Парня этого в Плутаев хоронить привезли. Народу собралось – тьма! Валька идти не хотела, но что-то словно толкало: сходи да сходи! И она пошла. Никто на нее не обратил внимания, потому что про их отношения мало кто и знал. Смотрит: лежит паренек, который ее без памяти любил, в гробу как живой. Наклонилась к нему, вроде попрощаться, и вдруг слышит: «Я теперь всегда с тобой буду». Обмерла наша Валька, стоит белым-бела, только губы трясутся. Как в обморок не грохнулась…