Алексей Атеев - Карты Люцифера Страница 23

Он нашел автовокзал, унылое здание с плоской крышей, похожее на перевернутый спичечный коробок, и поинтересовался у первого попавшегося водителя автобуса, как добраться до Плутаева. Выяснилось, что до искомого города километров сто двадцать. Дорога всякая: есть асфальт, есть и насыпной тракт, а то и просто проселок. Попадаются очень плохие участки.

– У тебя какая машина, земляк? – поинтересовался шофер. Произносил он: «кока машина».

– «Волга», – сообщил Артем, невольно улыбнувшись характерному выговору.

– Чего скалишься? – насторожился шофер.

– Окаешь ты… Для меня непривычно.

– А сам откудова?

– Из Москвы.

– О! – почтительно произнес шофер. – Дак угробишь «волжанку». Ты лучше на пароход садись. Машину оставь у кого-нибудь во дворе, и на пароход… И не бойся, у нас туто тихо. Отдашь рублевку за стоянку, а то и даром пустят. Вот. Пароход туда раз в день ходит. Как раз в одиннадцать и отвалит. Времени у тебя – навалом. Да вот хоть к моей тетке зайди. Скажи, что от Виктора. Можно, мол, машина пару деньков постоит? Тетка тут недалече проживает. Рядом, считай. Улица Красина, 13. Домишко сразу узнаешь. Весь в резьбе: и наличники, и ставни, и конек, и ворота… А потом сразу дуй на пристань. Купишь билет, и через пару часов ты в Плутаеве. И чего ты в ем забыл? Дыра, прости господи, еще та!

«А ведь он дело говорит, – подумал Артем. – Чего зря машину калечить». И он отправился на поиски дома, украшенного резьбой. Найти его оказалось несложно. Хижина даже издали напоминала теремок. Словоохотливая старушка с личиком, похожим на печеное яблоко, узнав, что его прислал племянник, кинулась отворять ворота. От трешки она категорически отказалась, долго всплескивала ручками и в конце концов в смущении убежала в дом. Однако Артем, несколько удивленный патриархальностью нравов, положил деньги на крыльцо и прижал их камнем. Когда он уходил, старушка выглянула из окошка и уже в спину пожелала доброй дороги и заверила, что автомобиль будет в целости и сохранности.

На пристани, куда он, поминутно спрашивая дорогу, добрался через полчаса, уже шла посадка на судно, следующее до Плутаева. Артем купил у стоявшего перед сходнями матроса билет и взошел на корабль, называвшийся «Степан Разин». В общей каюте с деревянными скамейками было душно и пахло кислыми овчинами. К тому же народ все прибывал. Поэтому Артем решил начать путешествие на палубе. Он сел на скамейку, поставил рядом суму и стал наблюдать за происходящим.

«Степан Разин», несмотря на громкое название, был никаким не пароходом, а просто пассажирским катером, и люди, поднимавшиеся по сходням, вовсе не походили на праздных туристов. Это были корявые, кряжистые мужики в кирзовых сапогах, брезентовых пыльниках или телогрейках, старушки с корзинами и бидонами, похоже, возвращающиеся с рынка, молодайки с сумками и авоськами. Одна дородная гражданка везла решетчатый ящик с молодыми петушками. Артем равнодушно взирал на посадочную суету. Созерцание весело переговаривающихся граждан, видимо, давно и хорошо знакомых друг с другом, рождало ощущение отчужденности.

Наконец взревел дизель, вода за кормой забурлила, «Степан Разин» стал медленно выгребать на открытую воду, и вот уже он, покачиваясь на мелкой волне, двинулся по великой реке.

Было прохладно, но пока что по-летнему. Серые, подсвеченные изнутри небеса нависали над водами и, отражаясь в них, создавали ощущение призрачного сияния, поднимающегося из глубин. Оно густело и превращалось в невесомую дымку, окутывающую высокий, поросший лесом правый берег, вдоль которого плыл катер. На другой стороне реки, среди тех же лесов, изредка виднелись желтые поля, деревеньки, сторожки бакенщиков. Монотонный гул двигателя скоро превратился в звуковой фон, сродни вою ветра, на который Артем перестал обращать внимание. Ему казалось, что судно скользит по водам в абсолютной тишине. Великий покой, ощущение которого порождается видом бесконечных просторов, опустился на его душу. За кормой время от времени появлялись чайки, возле берега носились в воздухе стрижи и ласточки, а один раз, совсем невысоко, пролетел, тяжело махая седыми крылами, громадный лунь.

Созерцание живописных окрестностей навевало дремоту. Артем придвинулся к самому борту, поставил между ним и собой суму, запахнул кожаную куртку и, привалившись к спинке сиденья, задремал.

Разбудил его чей-то надсадный кашель. Артем отверз очи.

Поодаль сидел бородатый мужик в телогрейке и тянул самокрутку. Время от времени он начинал сипеть, словно задыхался, перхать и сплевывать в воду.

– Мучительно жить на свете, – сообщил мужик, увидев, что Артем смотрит на него. – Столько хворей под конец напало. А ране, поверишь ли, даже простуда не брала. На фронте – мы в Карелии стояли, где болота, – в окопе по колено воды да сверху льет, все носами хлюпают, а мне хоть бы х… Приму наркомовскую сотку, и как соленый огурец.

– Да вы бы курить бросили, – порекомендовал просвещенный Артем.

– Какой х…, бросишь! Без махры и вовсе загнешься. А ты не смолишь?

Артем отрицательно мотнул головой.

– Ну и правильно! Сам-то откуда?

– Из Москвы.

– Ого! И кто по чину?

– В газете работаю. – Артем решил не морочить людям головы реставрационной мастерской, а называться корреспондентом, тем более что у него имелось удостоверение внештатного сотрудника «Вечерней Москвы».

– Великая птица, а не гусь, – захохотал мужик. – То-то я смотрю, физия твоя незнакома. Тут на катере одни плутаевские, почитай, все друг другу – родня. Значит, корреспондент? А я-то, простодыра, все х…ми тебя обкладываю. Пропишешь, что плутаевские робяты охальники и сквернословы. Все, боле ни-ни! Так… э-э… вы в Плутаев следуете? – В голосе мужика слышалась не то почтительность, не то насмешка. – И с каким же, позвольте узнать, намерением?

«Спросить или не спросить про Соболева? – соображал Артем. – Этот бородач наверняка знает, имеется ли такой житель в Плутаеве. Нет, пожалуй, не нужно. Сейчас же станет известно всему городу».

– Пишу, знаете ли, о древних русских городах, – нашелся Артем. – По заданию редакции… Ведь ваш Плутаев – старинный город?

– Еще какой! Рухлядь на рухляди сидит и рухлядью погоняет. Ни одного нового дома при советской власти не построили, окромя райсовета. Каким был Плутаев при царе Александре Освободителе, таким и ныне остался. В первозданном облике, как говорится. И сколько вам, извините за дерзость, за вашу писанину плотять?

– Двести рублей.

– Ничего! – уважительно промолвил бородач. – Неплохо! И прогонные дають, командировочные то есть?