Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса Страница 23

– Да разве я, действительно, похожа на царевну Нуиту? Как это странно! – краснея, в смущении, заметила Валерия. – Во всяком случае, я охотно разрешаю тебе лепить мой бюст.

С этого же дня, с согласия Галла, нередко в присутствии его и Эриксо, Рамери принялся за бюст Валерии. Но часто молодые люди оставались почти одни, так как старая служанка не шла в счет. Часы эти были самые приятные для них; они говорили о прошлом, и рассказы скульптора возбуждали в его собеседнице все больший и больший интерес к Нуите и Аменхотепу. Все сильней росло в ней желание убедиться, действительно ли она похожа на египетскую царевну, а судьба мага внушала ей жалость и участие.

– Знаешь ли, Рамери? По моему мнению, долг предписывает тебе искать и найти склеп, где заживо погребен твой несчастный друг. Ради тебя ведь составил он чудесное зелье, из-за тебя же стал он и жертвой этой сумасшедшей Эриксо: ослепленная страстью к тебе, она не рассчитала последствий своего поступка.

– Ну, великая любовь ее ко мне что-то быстро улеглась, – насмешливо заметил Рамери. – Она до такой степени занята ухаживаниями легата Туллия, богатого Телемака и других, так поглощена празднествами и нарядами, что больше и не думает об этих глупостях.

– Ты этому не доверяй! Я подметила взгляды, которые, напротив, убеждают меня, что она остается неизменно верна тебе, – с улыбкой ответила Валерия.

– Чему она по-прежнему верна, так это своей злобе к Аменхотепу. Мысль освободить его не покидает меня ни днем, ни ночью, но для этого мне необходима помощь Эриксо; а всякий раз, как я намекаю ей на это, она или уклоняется от ответа или в глазах ее вспыхивает такая ненависть, что я не решаюсь настаивать. Впрочем, при случае, я употреблю все мое влияние и добьюсь, чтобы она ехала со мной в Мемфис, помочь мне в моих поисках.

Несколько дней спустя разговор снова зашел о Нуите и о тайне, окружавшей ее смерть. Рамери предполагал, что горе, причиненное его исчезновением, подточило здоровье царевны, но каким образом молния могла убить ее у самой гробницы Осириса – это оставалось необъясненным. Тут Валерия заметила, что на теле царевны должны были сохраниться следы этого таинственного происшествия, стоит лишь развернуть мумию.

Тайное желание убедиться в сходстве своем с покойной Нуитой руководило этим советом; она давно бы и осмотрела мумию, если бы не боязнь огорчить скульптора, оскорбив его религиозные верования.

В первую минуту Рамери испугался даже мысли коснуться тела, приготовленного уже для вечности религиозными церемониями. Как истинный египтянин, он боялся, кроме того, повредить ка (астральное тело) Нуиты, сняв повязки и предоставив тело разложению.

Но в глубине души он и сам страстно жаждал снова увидеть черты дорогого для него лица и разгадать причину таинственной смерти Нуиты, а потому дал легко убедить себя; тем более, что Валерия указала ему на имеющихся в Александрии бальзамировщиков, которые снова приведут в порядок повязки, а Пентаур или какой-нибудь другой жрец не откажутся, конечно, повторить погребальные церемонии. К тому же, по мнению Валерии, телу подобает быть погребенным на городском кладбище, а не валяться, как ненужная вещь.

Побежденный этими доводами, отвечавшими и его затаенному желанию, Рамери, наконец, согласился и было решено на следующее же утро приступить к вскрытию саркофага мумии.

День выпал удачный. Галл отозван был на пир проконсула. Эриксо, в сопровождении одной дамы, с которой подружилась, должна была отправиться на праздник в цирк, а Валерия, не любившая гладиаторских боев, решила остаться дома. Таким образом, они могли быть уверены, что никто им мешать не будет.

Итак, когда Галл и Эриксо уехали, Валерия и скульптор отправились в отдаленное помещение, куда легат изгнал мумию из открытой залы, после того, как узнал, какие отношения существовали между покойной и скульптором. Что же касается обоих сфинксов, они торжественно были водворены на свое прежнее место.

Не без суеверного страха взял Рамери инструменты и приступил к вскрытию ящика. Инкрустированная крышка без труда подалась и открыла тело, завернутое в повязки и издававшее сильный смолистый запах. Потрясенный, Рамери беспомощно прислонился к стене и закрыл глаза рукой; в это мгновение протекшие века снова исчезли и вся горечь утраты горячо любимой женщины с новой силой охватила его.

Быстро подавив свою слабость, он выпрямился и лихорадочно-нетерпеливой рукой стал развертывать повязки, в чем ему помогала и Валерия. Она тоже страшно была взволнована; дрожь пробегала по телу, а сердце тоскливо сжималось.

Скоро бюст был освобожден и показалась красивая голова женщины, обрамленная длинными прядями черных волос. Весь труп прекрасно сохранился. Только кожа чуть-чуть почернела от времени. Благодаря искусству бальзамировщиков, умевших сохранить трупу выражение последних минут, на лице Нуиты застыло выражение невыразимых страданий и ужаса. Полуоткрытые губы ее открывали крепко сжатые зубы; на щеке, плече и руке виднелись странные длинные и глубокие ожоги; а когда Рамери освободил правую руку трупа, то оказалось, что ладонь и пальцы были даже обуглены.

Горестный крик вырвался из груди его. Возможно ли чтобы молния так страшно обезобразила Нуиту? Не пала ли она жертвой какого-нибудь неслыханного преступления?

Заливаясь слезами, он прижал к губам эту маленькую ручку, горячее и любящее пожатие которой он казалось, еще чувствовал. В эту минуту он забыл и Валерию, и свою новую жизнь – одно лишь прошлое стояло перед ним, как живое.

Валерия тихо вышла, оставив его одного.

– Счастливая Нуита! Как тебя любят! – прошептала она и чувство ревности и грусти сжало ей сердце.

Наплакавшись, Рамери сел около мумии и, не спуская глаз с обожаемого лица, весь ушел в горькие думы.

Он решил остаться до зари при трупе, а потом, утром, пойти в храм Исиды за бальзамировщиками. Но открытие странных ожогов дало новый оборот его мыслям и пробудило в нем к Эриксо чувство, близкое к ненависти.

Она одна была причиной таинственной смерти Нуиты и его личного несчастья! Если бы даже план Аменхотепа и не осуществился почему-либо, то все-таки проснулись бы он и царевна; будь они вместе, какое им дело до протекших веков? Можно наслаждаться жизнью и быть счастливыми так же хорошо под скипетром Гапиена и Валериана, как и Яхмоса II. И вдруг эта чужеземка, которую он никогда и не видел прежде, осмелилась вмешаться в его судьбу и дать ей другое направление! Неблагодарная раба, сковавшая гиганта, его покровителя!

Сквозь этот гнев и злобу настойчиво пробивалось, однако, желание проникнуть в тайну смерти Нуиты.

Вдруг у него блеснула счастливая мысль. Разве нет человека, для которого ни прошлое, ни будущее не имеет тайн? Разве предсказание судеб Египта не исполнилось в точности? Если, по несчастной случайности, Аменхотеп не погиб, то он продолжает спать в своем подземелье. Надо лишь найти его и разбудить, а он уж скажет, что произошло у гробницы Осириса. Он отправится в Мемфис, как только похоронит Нуиту, или даже раньше, чтобы маг мог видеть ее тело. Это Рамери решил бесповоротно; в своем нетерпении он решил даже ехать завтра.