Елена Логунова - Вкус заката Страница 24

– Кажется, в Геную. Надеюсь, он действительно там… Вы ничего не слышите? – Мсье Эжен закончил рассказ и скосил глаза, изображая напряженое внимание.

Вероятно, в паузе мне должен был почудиться приглушенный земляной толщей виртуозный скрипичный запил, но я услышала совсем другой звук: приближающийся топот и нарастающее лопотание на незнакомом языке.

Через несколько секунд к бывшей могиле Паганини вывернула группа азиатских туристов. Первый из них не отрывал взгляд от буклета с планом кладбища, второй и третий висели у него на плечах, также глядя в карту и оживленно комментируя увиденное, а остальные возбужденно подпрыгивали позади.

– Паганини? Паганини? – переводя взгляд с карты на надгробие, а с него на нас с мсье Эженом, затарахтел авангард.

Смотритель ответил согласным кивком и приосанился, явно готовясь повторить свой увлекательный рассказ, но оказалось, что у азиатских туристов есть свой собственный гид – крошечная беловолосая старушка в брючном костюме фасона «дедушка Мао». Она торжественно возложила на могильный мрамор пышный букет и завела былинный сказ на китайском, а невостребованный смотритель-экскурсовод мсье Эжен насупился и снова впрягся в тачку.

Я догнала его уже на центральной аллее. Засмотрелась на китайских фанатов Паганини и забыла, что хотела расспросить мсье Эжена о другой могиле!

– Вам рассказать про утренние похороны? – Общительный кладбищенский смотритель снова воодушевился. – О, это тоже очень, очень интересная история! Право, странно, что на погребении вовсе не было представителей прессы…

– К несчастью, я немного опоздала! – притворно посетовала я и для убедительности показала собеседнику свое удостоверение российского писательского союза.

Это его очень вдохновило. Мсье Эжен выпустил ручки тачки, взял меня за руку и со словами: «Сейчас, сейчас, я вам покажу!» – целеустремленно повлек сложным зигзагом через старое кладбище на его окраину. При этом мы скакали по уступам погоста, устроенного террасой, как два горных козлика.

По дороге я услышала еще один пересказ истории об Аполлоне и Герофиле – в версии восторженного мсье Эжена это была полумистическая трагедия непреодолимой страсти.

– Я думаю, бедная женщина ничего не могла с собой поделать! Неистовое желание подхватило ее, как вихрь, и испепелило, как молния! – вещал мсье Эжен, как тот же вихрь, увлекая за собой меня.

– Очень поэтично! – сквозь зубы похвалила я, на бегу споткнувшись о свежеокрашенную оградку и с трудом подавив порыв непоэтично выругаться.

Медленно сохнущая вонючая краска, которую у нас в России называют «серебрянка», оставила след на моих лаковых туфлях. Я стерла его носовым платочком буквально на бегу.

Мы с мсье Эженом пересекли погост с неприличной скоростью и затормозили у свежей могилы.

На земляном холмике не имелось никаких опознавательных знаков, только лежали два букета. Один был составлен из невзрачных полевых цветов и больше походил на тощенький веник, зато другой был так хорош, что сам Паганини мог позвидовать! С десяток крупных белых роз на длинных стеблях, бутоны еще не вполне развернулись.

– О-о-о? – При виде роскошного розового букета мсье Эжен приятно удивился. – Утром тут этого не было!

– А что было?

– Вам рассказать или лучше показать?

Мсье смотритель взглянул на меня с хитрецой, и я мгновенно догадалась:

– У вас был фотоаппарат и вы сделали снимки?

– Я подумал, что журналисты, опоздавшие на похороны, могут заинтересоваться фотографиями, – признался хитрец.

Тогда я прямо спросила:

– Сколько?

– Вам только посмотреть или опубликовать?

– Для начала только посмотреть, а там подумаем, – уклончиво ответила я.

Отправляясь на кладбище, я не планировала делать покупки, потому не располагала большим запасом наличных.

Смотреть и думать пошли в контору смотрителя. Это оказался аккуратный маленький домик, оснащенный как офис средней руки. Администрация обеспечила мсье Эжена телефоном и компьютером, подключенным к сети Интернет, а также принтером и даже сканером. К сожалению, фотоаппаратура была личной собственностью мсье Эжена и к поколению цифровой техники не принадлежала: «мыльница» оказалась допотопной, пленочной.

– Но я сразу же послал мальчика в фотоателье, и мне уже напечатали фотографии! – похвастался мсье Эжен. – Пожалуйста, посмотрите. Если пожалаете, я продам вам снимки. Или даже негативы, хотя это будет дороже.

Он вручил мне небольшую пачку глянцевых фотографий.

Уже по тому снимку, который оказался сверху, я уверенно оценила утренние похороны как нищенские, а авторскую манеру самодеятельного фотографа как бездарную. Мсье Эжен явно не имел никакого представления о законах композиции, да и возможности своей техники сильно переоценивал, снимая то против света, то на предельном приближении. Линия горизонта на снимках была завалена, фокус плавал, а кое-где в объектив, образовав на снимке темное пятно, заехал палец горе-фотографа. Большая часть фотографий мсье Эжена заслуживала незамедлительного, без всяких почестей, захоронения в ближайшей мусорной корзинке.

Но один снимок задержал мое внимание надолго.

Я выросла в курортном местечке у теплого моря, где редко случались холода, поэтому в детстве лютых морозов не знала и однажды в студеную зимнюю пору очень больно за это свое незнание поплатилась, лизнув обледеневшую железную штангу детских качелей. Она была такая красивая, слоисто-прозрачная, хрустально-переливчатая, заманчивая, как леденец!

К чему я это вспоминила? К тому, что к одной из любительских фотографий мсье Эжена мой взгляд даже не прилип, а примерз, как теплый влажный язык к обледеневшим качелям. Я буквально не могла оторваться от снимка, пока его автор не потянул картинку из моих окаменевших пальцев со словами:

– Чтобы оставить эту карточку себе, вам придется заплатить мне десять евро. Оригинальные сувениры нынче дороги!

Очнувшись, я молча открыла сумочку, отыскала в кошельке требуемую купюру, обменяла ее у предприимчивого смотрителя-фотографа на «оригинальный сувенир» и пошла, совсем как те китайские туристы, перебирать ногами по кладбищенским дорожкам, не отрывая глаз от картинки в руках. Чуть не сверзилась с очередного уступа на более низкий ряд могил!

На фотографии, которая стоила мне десять евро, было крупным планом запечатлено лицо покойницы – очень старой женщины с мятыми «в сеточку» щеками, набрякшими веками, морщинистым лбом и густыми белыми бровями, четко прорисованными подобием математического символа «квадратный корень».

С замкового холма я с комфортом спустилась на лифте и прошла, удаляясь от моря, пару кварталов по бульвару Кур Салейя.