Петр Катериничев - Корсар. Наваждение Страница 24

– Может, ты и фамилию знаешь?

– А как же! Леша Нельбаум! Он у меня «чисто по секрету» очень тобою интересовался…

– Нельбаум? Который стихи пишет? Да ему до мачо как обезьяне до Китая ра…

– Не говори. Это тебя не красит. Ничего, потягается на тренажерах, сходит к массажисту… А стихи для него – так, забава. А вот торговля продуктами питания и сеть магазинов «Сельмаг» по всей России – чистый бизнес.

– Что, правда?

– Истинная!

– И он мною интересовался?

– Причем комплексовал, как школьник! Да будет тебе известно, к своим сорока трем он так и не был никогда женат.

– Может, он еще и девственник?

– Марина, это жизнь, а не литература…

– То-то и оно…

– Но жениться – уже хочет. И даже – мама его хочет.

– Короче: я ему подхожу, как положительная образованная девица из интеллигентной еврейской семьи.

– Марина, не ершись. Это все – подходит его маме. А он – без ума от твоих ног, бедер… ну и… других частей тела.

– Спасибо, что не сказал «души». Где это он все рассмотрел?

– А абонемент в зал и бассейн помнишь?

– Ну. Я туда и сходила-то пару раз…

– Чего так?

– Надеть было нечего.

– Забавно…

– Но не смешно! Корсар, видеть вокруг девиц восемнадцати лет в купальниках по штуке баксов…

– Да ладно тебе… У них – работа такая. А купальники – отхватили где-то на распродажах за четыреста…

– Это я на распродаже – за двести. Но не могу же я ходить постоянно в одном купальнике?

– Нельбауму – одного хватило. А твои глаза? А волосы? А… очарование?

– Ладно, убедил. Что же он не подошел знакомиться, раз был так очарован?

– Комплексы. Животик, лысинка…

– Ему проще купить шиксу за двести баксов…

– Правильно мыслишь. Но теперь он настроен серьезно. Ему – о потомстве думать надо.

– А мне – о чем?

– Об Алексее Нельбауме.

– Балабол ты, Корсар! Но… на душе легче. Хоть он никогда и не объявится.

– Позвонит. Как только смелости наберется.

– Тогда – жди еще сорок лет и три года.

– Мара, я его потороплю, как только…

– …выдастся свободная минутка. Корсар, она у тебя никогда не выдастся, если ты будешь так много болтать.

– Я – много болтаю?

– Еще бы. А вон та девушка в черном и у черного мотоцикла уже третью сигарету курит. А то и четвертую.

– Завтра не обещаю, но как только размотаюсь с делами… лично привезу!

– Опять?

– Да не ставил я тебя «в очередь» с ними, просто…

В глазах Корсара вдруг померкло разом… и когда он пришел себя, то ничего не помнил… Он лежал на полу в коридоре, а Марина сидела рядом и водила перед носом ваткой с нашатырем.

– Что… со мной… было?

– Ничего страшного. – Марина прятала глаза.

– Марина, мне нужны подробности…

Девушка вздохнула:

– Изволь. Сначала ты ударил в стенку ванной кулаком, – видишь вмятину? Потом вдруг закрыл лицо руками, упал, свернулся калачиком, словно ребенок в утробе матери… У тебя все лицо было мокрое от пота и слез… Но… Это не эпилепсия. Дима, можешь думать себе что угодно, но тебе нужно показаться доктору. Ты ведешь слишком активный образ жизни. И отдыхом считаешь сильнейшее умственное напряжение, когда ты пытаешься решить все загадки…

– Немудрено и сбрендить?

– Бессонница, головная боль, снотворные, коньяк… Так?

– Наверное, ты права…

– У меня есть очень хороший знакомый доктор. Психотерапевт, но он и просто терапевт и диагност прекрасный… Если хочешь…

– Марина, потом. Я пришел за рукописью.

– Последней книги?

– Крайней…

– Ну, крайней… если тебе так легче.

– Она – у тебя?

– Конечно. Один экземпляр я отослала в редакцию, второй, ты знаешь, всегда ксерю и держу у себя – на случай.

– Там – всё?

– Абсолютно. А – что случилось?

– Потом. Покажи, пожалуйста.

Левина принесла гранки, упакованные в аккуратную советскую еще папку – с тесемками. На папке так же аккуратно была наклеена бумажка: «Д. Корсар. «Грибница».

Дмитрий нетерпеливо открыл, бегло просмотрел, выдохнул:

– Действительно, тут – всё.

– У меня – всегда и во всем идеальный порядок, ты же знаешь. Но… на тебе лица нет. Что все-таки случилось?

– Не знаю, Марина, но что-то происходит вокруг книги, что-то очень нехорошее. – Он запнулся – пересказывать ей свою стычку с «людьми в черном»? Ведь не в кино же живем, в самом деле! Сейчас, к вечеру, это казалось и ему самому таким давним и дальним, словно было в другой, иной жизни или вовсе – пригрезилось наяву… Но оставлять девушку в неведении – совсем нечестно. – Марина, за крайние три дня умерло двое причастных к изданию книги. Сам я – тоже чудом избежал гибели. Сегодня.

– Тебя кто-то преследовал?

– Да. Люди в черном.

Эта фраза вылетела сама собою. И Корсар сразу пожалел, что произнес ее, увидев, как встревоженно взметнулись брови Марины. И в лице девушки промелькнула некая тень, и Корсару стало ясно: она боится не «людей в черном», а тревожится за его психическое здоровье, но остановиться уже не мог:

– Мне кажется, и ты – в опасности.

– Ты… уверен?

– Марина… Тебе есть к кому пойти?

– В смысле?

– В смысле – родственников: переждать, отсидеться…

– Ты же знаешь, я – единственный ребенок. Мама с папой – в Израиле.

– Дальние родственники, друзья, подруги…

– Дима, так не делается. Свалюсь к кому-то среди ночи и – что я скажу? Что моему автору привиделись люди в черном? И мне – нужно «отсидеться»?

– Марина… – начал Корсар, и снова неведомая волна накрыла его, как накрывает неопытного пловца во время свежего прибоя… Стало темно, по рукам прошли судороги до кончиков пальцев, а все тело, казалось, тащило по скользкой гальке, и он хотел вдохнуть и – не мог…

…И снова – пришел в себя, сидя на полу, прислонившись спиной к стене.

– Дима, так дальше продолжаться не может! – В глазах Марины стояли слезы. – Ты – болен, ты серьезно болен, я звоню Ефиму Леонидовичу, он прекрасный доктор… И не дергайся, его визит и помощь будут совершенно приватными, никто ничего не узнает…

– Марина, я…

– Дима, ты видел свои глаза? Если бы я тебя не знала, то решила бы, что ты пил три недели подряд! Но… ты ведешь себя так, словно наглотался каких-то таблеток…

– Марина, ты же знаешь, я никогда ничего наркотического не принимал и не принимаю…

– Тем более! Сейчас приедет Ефим, и все выяснится. – Она уже набирала номер, но Корсар вырвал у нее трубку, с силой швырнул в стену так, что она развалилась на части, взял в ладони ее лицо, приблизил к своему:

– Марина, послушай меня внимательно! Очень внимательно! Меня действительно пытались отравить или уже отравили, но организм справляется! – Говорить ей, что ему дали время «помучиться» и время это истекает, как песок сквозь пальцы, он не стал: примет за очередной виток параноидальных галлюцинаций. – Я уже принял лекарство. Это – так, остаточные явления. Но ты – в опасности!