Кристофер Мур - Грязная работа Страница 24

Миссис Корьевой нравился сам их красный цвет. Она заточила вечный зуб на коммунистов за то, что кооптировали эту краску, иначе миссис Корьева была бы счастлива от нее безудержно. Хотя русская душа, сформированная тысячелетием тревоги и страха, не была экипирована для безудержного счастья, а потому, наверное, все к лучшему.

И миссис Лин в герани привлекал красный цвет: в ее космологии он представлял удачу, процветание и долгую жизнь. Сами врата храмов выкрашены были той же краской, поэтому красные цветы символизировали одну из многих троп к вечности ву, к просветлению; по сути, они и были вечностью в чашечке цветка.[30] Кроме того, миссис Лин предполагала, что они будут недурны в супе.

Софи же краски мира открыла для себя совсем недавно, и одних красных клякс на фоне серых досок вполне хватало, чтобы на ее крохотном личике сияла беззубая улыбка.

Итак, троица дружно радовалась красным цветам, когда в окно ударилась черная птица и стекло треснуло огромной паутиной. Но птица от такого удара не отвалилась — напротив, она как-то умудрилась просочиться во все до единой трещинки и расползтись черной тушью по стеклу, захватив даже стены.

И великие державы Азии бежали к лестнице.

Чарли растирал левое запястье, где руку пережало пластиковым пакетом.

— Так что, мама назвала вас в честь рекламы полоскания?

Мистер Свеж теперь отчего-то не казался непрошибаемым, как полагается человеку таких габаритов.

— Вообще-то зубной пасты, — ответил он.

— Серьезно?

— Ну.

— Простите, я не знал, — сказал Чарли.

— Но вы же могли его поменять, правильно?

— Мистер Ашер, против своей сути продержишься недолго. В конце концов просто смиряешься. Моя суть в том, что я черный, во мне семь футов росту — однако я не в НБА, — меня зовут Мятник Свеж и я забрит в Торговцы Смертью. — Он вздернул бровь, словно обвиняя Чарли.

— Я научился принимать такое и радоваться.

— Я думал, вы скажете, что голубой, — произнес Чарли.

— Что? Не обязательно быть голубым, чтобы одеваться в зеленое.

Чарли поразмыслил над мятно-зеленым костюмом мистера Свежа — из сирсакера и не по сезону легкий — и ощутил некое сродство душ со столь освежающе поименованным Торговцем Смертью. Сам того не ведая, Чарли распознавал признаки другого бета-самца.

(Разумеется, бета-геи существуют: бета-любовник высоко ценится в голубом сообществе, потому что его можно выучить одеваться, однако всегда остается относительная уверенность, что у него не разовьется собственное чувство стиля и он не станет роскошнее вас.)

Чарли сказал:

— Наверное, вы правы, мистер Свеж. Простите меня за такое допущение. Приношу извинения.

— Все в порядке, — ответил мистер Свеж.

— Но вам действительно пора.

— Нет, я все равно не понимаю, как мне определять, кому достанутся души. То есть, после того как это случилось, в лавке у меня оказались всевозможные сосуды, о которых я и понятия не имел. Как мне узнать, что я не продал человеку такое, что у него уже есть? А если у кого-то соберется комплект?

— Такого не может быть. По крайней мере, насколько мне известно. Слушайте, вы сами поймете. Поверьте мне на слово. Когда люди готовы получить душу, они ее получат. Вы когда-нибудь изучали восточные религии?

— Я живу в Китайском квартале, — ответил Чарли, и хотя в строгом смысле это было вроде как бы правдой, на мандаринском диалекте он умел говорить ровно три фразы:

«Добрый день», «Крахмала поменьше, пожалуйста» и «Я невежественный белый дьявол», — всему этому его научила миссис Лин.

Сам он полагал, что последняя фраза переводится как «И вам доброго утречка».

— Позвольте тогда сформулировать иначе, — сказал мистер Свеж.

— Вы когда-нибудь изучали восточные религии?

— А, восточные религии, — ответил Чарли, делая вид, что неверно понял предыдущий вопрос.

— Разве что по каналу «Дискавери» — ну, знаете, Будда, Шива, Гэндальф, главных ребят.

— Понятие кармы вам знакомо? Как несделанные уроки опять задают в другой жизни?

— Да, разумеется. Ха. — Чарли закатил глаза.

— Ну так считайте себя агентом по переназначению душ. Мы — агенты кармы.

— Тайные, — с тоской произнес Чарли.

— Ну это, я надеюсь, само собой, — сказал мистер Свеж.

— Нельзя никому сообщать, кто вы такой, поэтому да, пожалуй, мы и есть тайные агенты кармы. Душу мы держим, пока человек не становится готов ее принять.

Чарли потряс головой, словно в уши ему натекло воды.

— Значит, если кто-то зайдет ко мне в лавку и купит сосуд души, то прежде он жил без нее? Какой ужас.

— Неужели? — переспросил Мятник Свеж.

— А вы сами-то уверены, что она у вас есть?

— Конечно.

— Почему вы так думаете?

— Потому что я — это я. — Чарли потыкал себя в грудь.

— Вот он я.

— Это у вас просто личность, — сказал Мятник.

— Да и то едва. Вдруг вы окажетесь пустым сосудом, а разницы и не заметите? Быть может, вы еще не достигли того жизненного рубежа, когда готовы получить себе душу.

— Чего?

— Ваша душа прямо сейчас может быть развита гораздо больше вас. Если ребенок провалит экзамены в десятом классе, вы станете отправлять его обратно в детский сад?

— Да нет, наверное.

— Правильно, вы оставите его на второй год только в десятом классе. Так же и с душами. Они только восходят. Личность получает душу, когда готова перенести ее на следующий уровень, когда способна выучить следующий урок.

— Поэтому, если я продам кому-то какую-нибудь светящуюся штуку, это будет значить, что человек все эти годы ходил без души?

— Такова моя теория, — сказал Мятник Свеж.

— За много лет я всякого начитался по теме. Священные тексты всевозможных культур и религий, но вот это объясняет процесс лучше всего, что мне попадалось.

— Значит, в книге, которую вы мне отправили, этого нет?

— Книга — лишь практическая инструкция. Там нет объяснений. Простая, как дважды два. Там сказано, чтоб вы завели себе календарь и клали у кровати — так вам будут сообщаться имена. Там не говорится, как искать этих людей, каков предмет; — только то, что это надо найти. Купите ежедневник. Я вот пользуюсь.

— А число? Всякий раз, когда я находил имя на тумбочке, внизу обязательно было число.

Мистер Свеж кивнул и чуточку смущенно улыбнулся:

— Это сколько дней у вас есть на то, чтобы изъять сосуд.

— То есть сколько человек еще проживет? Я не хочу этого знать.

— Нет, это не когда человек умрет, а когда вам надо изъять сосуд — сколько дней осталось. Я долго к цифрам присматривался — никогда не бывает больше сорока девяти дней. Я решил, что тут кроется какой-то смысл, и стал искать это число в литературе про смерть и умирание. Оказалось, сорок девять — число дней «бардо»: в «Тибетской книге мертвых» это переход между жизнью и смертью. И мы, Торговцы Смертью, неким образом выступаем посредниками при перемещении этих душ, только нам нужно успеть за сорок девять дней… Во всяком случае, такая у меня теория. Поэтому не удивляйтесь, когда вдруг окажется, что имя вы получили, а человек уже пару недель как умер. У вас все равно будет сколько-то дней «бардо», чтобы изъять сосуд.