Дмитрий Герасимов - Если небо молчит Страница 25

– Н… нет, не знаю. Когда же это случилось?

– Еще до обхода. – Маргарита покачала головой. – Если ты не в курсе, значит, давненько здесь ошиваешься.

– Давненько, – простодушно согласился тот. – Новопреставленный Михаил не хотел, чтобы я ушел, не дослушав его…

– Забавно… – Маргариту так увлек этот разговор с необычным и странным пациентом, что она не заметила даже, как отступила слабость, мучившая ее все утро. Голова прошла, исчезла противная сухость во рту, и лишь глаза все еще слегка слезились от усталости. Она забыла, что собиралась позавтракать и выпить кофе, она забыла даже, зачем пришла в палату интенсивной терапии.

– Я требую адвоката и представителя парламентского комитета по правам человека! – донеслось до нее из коридора.

– Ой! – Девушка испуганно закрыла ладонью рот. – Мне нужно срочно поставить больному капельницу и начинать процедуры! – Она бросилась к кровати, на которой еще вчера лежал, подключенный к аппарату искусственного дыхания, Михаил Струковский, и схватила металлическую стойку с пустой пластиковой бутылью в держателе. – Антиох! Здесь посторонним находиться не положено. Немедленно отправляйся в палату! И можешь уже переодеваться – твои документы на выписку готовы!

Они покинули ПИТ одновременно: высокий лохматый чудак и стройная, хорошенькая медсестра.

– Кстати, а что ты делал за ширмой? – на ходу спросила Маргарита.

– Мне просто хотелось постоять там, осмотреться, – не сбавляя шага, объяснил бородач и доверительно добавил: – Ведь за ширмой какое-то время прятался убийца…

Диалог с косматым Антиохом не шел у нее из головы весь день. Маргарита ставила уколы, делала клизмы, готовила полоскания и прогревания, возилась с ингаляторами и капельницами и неотступно думала о странностях этого разговора. Она никогда не умела логически мыслить, анализировать и просчитывать, но зато обладала другим талантом – способностью чувствовать, слышать и думать сердцем. Она верила в порыв, в озарение и считала главными своими подсказчиками душу и сердце.

И сейчас ее невидимые суфлеры твердили ей: Антиох не лжет, возможно, он в самом деле наделен сверхъестественным даром понимать запредельное, поэтому и выглядит в глазах людей чудаком. А значит, все – правда: и вырванный шнур, и прячущийся за ширмой убийца! Выходит, когда Маргарита меняла раствор в капельнице, он мог находиться там, в полутемной палате, прямо у нее за спиной! От таких мыслей просто мороз по коже подирает! Но вот загадка: каким образом неизвестный злодей проник в ПИТ, оставшись незамеченным? Любой, зашедший в отделение терапии через основной вход, непременно обнаружил бы себя. Уж мимо стола дежурной медсестры по гулкому пустынному коридору никак бы не проскочил! Значит, преступник воспользовался служебным лифтом. Его двери как раз в двух шагах от ПИТа. Или же… (нет, в такое просто невозможно поверить!)… убийца – кто-то из пациентов отделения!

Маргарите стало страшно. Как можно спокойно работать, если отныне, заходя в ту или другую палату, она невольно станет присматриваться к больным, подозревая каждого из них в жутком преступлении? Если вместо того, чтобы успокаивать себя, беря пациента за руку, чтобы ввести внутривенную инъекцию, она будет думать, не эти ли пальцы вырвали из сети провод питания в ПИТе?

В два часа в коридоре возникло заметное оживление. Двери служебного лифта распахнулись, и двое санитаров выкатили на каталке пациента, накрытого до подбородка белой простыней. Один из медбратьев держал над головой пластиковый мешочек, из которого по трубке, подсоединенной при помощи канюли к руке больного, бежал раствор. Высокий худощавый врач в голубом хирургическом костюме вышел из лифта и, опередив санитаров, поспешно распахнул перед ними дверь в палату интенсивной терапии:

– Сюда, сюда… Быстренько… – скомандовал он. – Подсоедините его к приборам и проверьте работу компьютера. – А потом уже громко и раздраженно крикнул в глубь коридора: – Где, черт подери, дежурная сестра? Почему, мать вашу, опять никого нет возле ПИТа?

Маргарита оставила больного с кружкой Эсмарха в процедурной и со всех ног бросилась на зов.

– Ты, что ль, опять? – Врач подозрительно оглядел ее с головы до ног. – Совсем худо в отделении с нормальным персоналом?

– Я распишусь в журнале, – она запыхалась то ли от бега, то ли от обиды, – и все проконтролирую, можете не волноваться.

– Волноваться? – насмешливо переспросил хирург. – Мне-то чего? Расписывайся на здоровье и хоть всех больных истреби поодиночке! Было наше – стало ваше. – С этими словами он сунул ей под нос журнал с раскрытой, но еще не заполненной страницей. Сверху, над пустыми колонками, значилось имя нового пациента палаты интенсивной терапии: «Битюцкий А.А., время поступления 14.06».

Маргарита ахнула.

Ее вчерашний спаситель теперь занял место «новопреставленного Михаила».

Прихватив журнал, она заглянула в палату. Проворные санитары возились со стариком, который, похоже, пребывал в коме или просто еще не отошел от наркоза. Сейчас, при свете двух мощных ламп, подчеркивающих бестелесный овал лица, алебастровую бледность худых плеч и впалой груди, уже облепленной электродами и прикрытой паутиной проводов, он опять напомнил Маргарите привидение. Пушистые, бесцветные волосы растрепаны, тонкие, прозрачные губы сжаты в едва различимую капиллярную линию, тонкий, точно хрустальный, нос заострен – бесплотный образ, временно задержавшаяся на подушке душа!

Девушка почувствовала знакомый горьковатый привкус во рту. Сейчас ей станет дурно от страха, отчаяния и усталости. Перед глазами уже поплыли зеленоватые круги с коричневыми ободками.

В ПИТе новый пациент! И все, словно сговорившись, беззастенчиво намекают ей, что она станет виновницей его гибели! Господи! Неужели этому беспомощному старику, великодушно пришедшему ей на помощь минувшим вечером, теперь уготовано повторить печальную судьбу Струковского?! Неужели он тоже умрет непонятной смертью, а в его бесцветных, потухших глазах застынет ужас и отчаяние брошенного в бездну человека?!

– Включи электрокардиограф и проверь монитор! – раздраженно бросил ей один из санитаров – упитанный, но бойкий коротышка в синих льняных штанах, выглядывающих из-под халата.

Маргарита кинулась выполнять.

Зеленый экран осциллографа заморгал и через мгновение выдал синусоиду, послушно скачущую под ударами сердца Битюцкого. Оно бьется! Сильно, ярко, отчетливо.

Почему-то эта кривящаяся линия на мониторе успокоила Маргариту. Она будто бы получила видимое, осязаемое подтверждение того, что жизни старика ничто не угрожает.