Стивен Кинг - Дьюма-Ки Страница 25

— Я в этом почти уверен.

— И больше здесь никто не живёт?

— Сейчас нет. Джек говорит, что некоторые дома арендуют в январе и феврале, но сейчас, полагаю, здесь только они и я. А остальная часть острова — сплошная ботаническая порнография. Озверевшие растения.

— Господи, а почему?

— Не имею ни малейшего понятия. Я собирался это выяснить — во всяком случае, собирался попытаться, — но пока всё ещё учусь твёрдо стоять на ногах. В прямом, а не в переносном смысле.

Мы уже возвращались к дому.

— Почти пустой остров под солнцем, — прервала паузу Илзе. — Что-то за этим кроется. Должно крыться, ты согласен?

— Да, — кивнул я. — Джек Кантори предлагал навести справки, но я попросил его не беспокоиться. Подумал, что и сам могу это сделать.

Я схватил костыль, вставил руку в две стальные скобы (приятно, знаете ли, после того, как какое-то время проведёшь на берегу без «канадки») и захромал по уходящей к двери дорожке.

Заметил, что иду один. Остановился, оглянулся. Илзе смотрела на юг, прикрывая рукой глаза.

— Идёшь, милая?

— Да. — На берегу снова что-то сверкнуло. Поднос для завтрака. Или кофейник. — Может, они знают, в чём дело? — Илзе догнала меня.

— Возможно.

Она указала на дорогу.

— А дорога? Куда она ведёт?

— Не знаю.

— Не хочешь проехать по ней после ленча и выяснить?

— Ты готова пилотировать «шеви-малибу» от «Херца»?

— Конечно! — Она упёрлась руками в узкие бёдра, притворно сплюнула и продолжила на южный манер, растягивая слова: — Я буду вести ма-ашину, пока-а не упрусь в конец дороги.

vii

Но мы и близко не подобрались к концу Дьюма-роуд. Во всяком случае, в тот день. Наш бросок на юг начался хорошо, но закончился хуже некуда.

Отъезжая, мы оба прекрасно себя чувствовали. Я полежал час, выпил послеполуденную таблетку оксиконтина. Дочь переоделась в шорты и топик, и долго смеялась, когда я настоял на том, чтобы намазать ей нос цинковыми белилами.

— Клоун Бобо, — заявила Илзе, глядя на себя в зеркало.

Она пребывала в превосходном настроении, я же после несчастного случая никогда ещё так не радовался жизни, поэтому произошедшее с нами в тот день стало полнейшей неожиданностью. Илзе во всём винила ленч, может, майонез в салате с тунцом, и я с ней не спорил, но не думаю, что причина крылась в испортившемся майонезе. Скорее, в дурном заклятии.

Дорога была узкой, в ухабах и выбоинах. И пока не нырнула в густые джунгли, занимавшие большую часть острова, её то и дело перегораживали дюны из песка цвета кости, который ветром нанесло с берега. Арендованный «шеви» играючи перепрыгивал через большинство из них, но когда дорога свернула чуть ближе к воде (перед самой гасиендой, которую Уайрман называл «Palacio de Asesinos»[38]), наносы стали выше и толще, так что колёса уже увязали в них, а не перепрыгивали. Но Илзе училась водить автомобиль в снежной стране, поэтому управлялась без жалоб и комментариев.

Дома между «Розовой громадой» и «Дворцом» построили в стиле, который я называл «Флоридский пастельно-отвратительный». Все окна были закрыты ставнями, большинство подъездных дорожек — перегорожено воротами. В одном доме ворота заменяли козлы для пилки дров, в количестве двух штук, с выцветшим предупреждением: «ЗЛЫЕ СОБАКИ ЗЛЫЕ СОБАКИ». За домом со злыми собаками начинался участок, на котором высилась гасиенда. Его огораживала десятифутовая оштукатуренная стена с оранжевой черепицей поверху. Куда больше такой же черепицы (крыша гасиенды) скосами и углами оранжевело на фоне бездонного синего неба.

— Кучеряво! — воскликнула Илзе (должно быть, позаимствовала у своего баптистского бойфренда). — Прямо-таки поместье в Беверли-Хиллз.

Стена тянулась вдоль дороги как минимум ярдов восемьдесят. Мы не увидели ни единого щита с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Размерами она однозначно выражала отношение владельца участка к коммивояжёрам и мормонским проповедникам. В середине стены находились железные ворота. Их половинки были приоткрыты, а между ними сидела…

— Это она, — пробормотал я. — Женщина с берега. Срань господня! Да это же Невеста крёстного отца.

— Папуля! — Илзе рассмеялась, шокированная моими словами.

В инвалидном кресле сидела глубокая старуха, лет восьмидесяти пяти, а то и старше. На хромированных подставках для ног стояли огромные голубые кеды «конверс». Хотя температура воздуха чуть недотягивала до двадцати пяти градусов, женщина была в спортивном костюме. В одной шишковатой руке дымилась сигарета. Соломенную шляпу я видел во время прогулок по берегу, но не представлял себе, какая она огромная — не шляпа, а потрёпанное сомбреро. И сходство с Марлоном Брандо в конце фильма «Крёстный отец» (когда он играл с внуком в саду) не вызывало ни малейших сомнений. Что-то лежало у неё на коленях… вроде бы не пистолет.

Илзе и я помахали ей рукой. Какие-то мгновения она сидела не шевелясь, потом подняла одну руку в индейском приветствии, и её рот растянулся в лучезарной и практически беззубой улыбке. Тысячи морщинок, избороздивших лицо, превратили старуху в добрую колдунью. Я даже мельком не взглянул на дом у неё за спиной. Мне хватило её неожиданного появления, модной синей обувки, множества морщинок и…

— Папуля, это был пистолет? — Илзе широко раскрытыми глазами смотрела в зеркало заднего вида. — У этой старухи на коленях лежал пистолет?

Автомобиль сносило с дороги, я понял, что велик шанс чиркнуть бортом по оштукатуренной стене, поэтому взялся за руль и чуть подкорректировал курс.

— Думаю, да. Или вроде того. Не отвлекайся, милая. Дорога-то не очень.

Теперь она вновь смотрела вперёд. Мы ехали, залитые ярким солнечным светом, который, правда, померк, едва мы миновали забор.

— Что значит вроде того?

— Эта штуковина выглядела… ну, не знаю, как пистолет-арбалет. Или что-то такое. Может, она отстреливает из него змей.

— Слава Богу, она улыбнулась, — добавила Илзе. — И улыбка у неё хорошая, правда?

Я кивнул.

— Это точно.

Гасиенда замыкала ряд домов, построенных на северной, очищенной от джунглей оконечности Дьюма-Ки. За гасиендой дорога отвернула от берега, и листва сомкнулась вокруг неё. Такую перемену я нашёл поначалу интересной, потом внушающей благоговейный страх, и, наконец, она вызвала у меня приступ клаустрофобии. Зелёные стены поднимались на высоту двенадцати футов, тёмно-красные потёки на круглых листьях выглядели как засохшая кровь.

— Что это за растение, папуля?