Алексей Атеев - Псы Вавилона Страница 25

Вместо ответа Ваня бросился на пытливого милиционера, однако Хохлов был готов к нападению. Он отшвырнул фонарь и, схватив мальчика своими могучими руками, поднял перед собой. Мальчик яростно вырывался, и Хохлов поразился тому, насколько он силен. Стало ясно, что справиться с ним непросто. Тогда Хохлов собрался с силами и бросил мальчика в разверстую могилу. Раздался звук упавшего тела, но тотчас, словно подброшенный пружиной, мальчик вновь очутился на ее краю.

– Ах, гад! – закричал Хохлов. – Ну, держись! – Рядом с могилой валялся длинный железный штырь со звездой на конце, служивший памятником усопшему ребенку. Хохлов схватил железяку и, выставив ее перед собой словно алебарду, двинулся на Ваню. Несмотря на столь грозное оружие, тот пошел навстречу. Хохлов сделал выпад, и верхний луч звезды ударил Ваню в плечо. Мальчик вновь зашипел и подался назад.

– Ага! – яростно выкрикнул Хохлов. – Проняло тебя, падлу! То ли еще будет, упырь сраный!

Но Ваня либо вовсе не чувствовал боли, либо не обращал на нее внимания. Он вновь бросился на храброго милиционера. Теперь Хохлов понял, что противник значительно опаснее, чем он предполагал. Он отошел подальше от могилы и приготовился к обороне, выставив перед собой штырь со звездой. Валявшийся на земле фонарь причудливо освещал поле битвы. Все вокруг было залито красным светом. Он был столь ярок, что казалось, светил не один, а целая дюжина фонарей.

Ваня оказался рядом, и Хохлов по всем правилам штыкового боя сделал новый выпад и глубоко воткнул звезду прямо в грудь мальчика, а затем поднял тело над землей. Ваня затрепыхался, как наколотый на булавку жук.

– Не нравится, сука?! – заревел милиционер. Он рывком скинул тело в могилу. – Получи, урод! – Одновременно Хохлов отбросил железяку, вытащил «наган» и, как только голова Вани вновь показалась над краем могилы, выстрелил. Он прекрасно видел, как пуля вошла в лоб, оставив круглую дырочку, но эффекта выстрел не возымел. Хохлов выстрелил еще пару раз, но мальчик продолжал медленно, но неумолимо приближаться к нему.

И тут Хохлов дрогнул. Неожиданно в сердце старого вояки закрался страх. Ребенок, или кто он там, был неуязвим. Хохлов вновь поднял железный штырь и приготовился к обороне.

В это мгновение он неожиданно ощутил резкую боль в ноге.

«Собака», – пронеслось в голове, и он поспешно оглянулся. Но это была не собака. В правую икру впился зубами еще один мальчишка, в котором Хохлов мгновенно узнал брата Вани Пантюху.

– Вот вы как! – заорал милиционер. – Вот вы… – Ваня бросился вперед и, в свою очередь, вцепился Хохлову в горло. Милиционер попытался сопротивляться, но тело его неожиданно онемело. Последнее, что он услышал, были чавканье и чмоканье…

Наутро, как справедливо и предполагал Фужеров, доблестный милиционер Хохлов не явился к нему и не отчитался о своих ночных похождениях. Некоторое время Фужеров раздумывал, потом молча оделся, вышел из дома и направился прямиком в отделение милиции. Там он узнал: Хохлова сегодня никто не видел, и где он находится, неизвестно, что является довольно странным, поскольку милиционер Хохлов – человек пунктуальный и всегда заранее докладывает о предстоящих отлучках.

Выяснив то, что ему было нужно, Фужеров отправился на почту и дал телеграмму следующего содержания: «Кинешма. Мало-Пролетарская ул., д.4, Н.Н. Всесвятскому.

Срочно приезжай. Они здесь. Фужеров».

ГЛАВА 6

Начальник горотдела НКВД товарищ Шахов, как всегда в предобеденный час, находился на своем наблюдательном пункте, в башенке, и зорким оком оглядывал вверенную ему территорию Соцгорода. Как всегда, ничего особенного не происходило. Все тот же дым, все та же пыль, все те же лица…Тоска смертная. Как вырваться из этой глухомани?

Он отложил в сторону бинокль, сел за столик и задумался.

А стоит ли суетиться? Возможно, следует вести себя осторожней. Так сказать, не высовываться. Его предшественник кончил неважно: понижен в звании и отправлен оперуполномоченным в систему исправительных заведений на край света, в Абакан. Почему – история темная. Были, говорят, какие-то «контры» с секретарем горкома Логидзе. Теперь Логидзе нет в живых, но в судьбе предшественника вряд ли что изменится. Так и будет трубить в каком-нибудь лагере в Сибири. Хотя, собственно, какая разница: Соцгород, Абакан…Черные дыры! Вот Москва, Ленинград…

Особенно Ленинград – Питер! Как-никак родина. Он там родился, вырос…

Шахов вспомнил, как в феврале прошлого, тридцать четвертого года его вызвал начальник ленинградского НКВД Медведь.

– Поедешь в Соцгород, – сообщил он без предисловий. – Команда из Москвы. Место горячее, работы – невпроворот. Оказываем тебе доверие… Публика там разномастная. Секретарем горкома Авессалом Логидзе, бывший оппозиционер, но теперь как будто исправился. Отправляйся, разберешься на месте. А для солидности, – Медведь усмехнулся, – навесим тебе вторую шпалу[11].

Лишняя шпала, конечно, хорошо, но уезжать из Питера очень не хотелось. Он долго думал, в чем причина столь стремительной переброски на Восток. И продвижение ли это по службе? Или, напротив, опала? Казалось бы, повышение в звании… О какой опале может идти речь? Но Шахов помнил за собой грешок. Когда секретарем Ленинградской партийной организации был Зиновьев, Шахов совсем недолго, всего пару месяцев, состоял в его охране. С Григорием Евсеевичем он почти не общался. На его сухое «здравствуйте» брал под козырек, вот и все контакты. Но у начальства свои понятия. Сейчас-то, конечно, Шахов рад, что вовремя удалось смыться из Питера. Где теперь Медведь? Сидит. По слухам, перетрясли и пересажали весь контингент Большого дома на Литейном. Не уберегли Сергея Мироновича – вот и расплачивайтесь! Хотя Шахов так и не понял, кто же на самом деле этот Николаев – убийца Кирова? В газетах написано: троцкист-зиновьевец. Возможно, но как он смог свободно пройти в Смольный, да еще с оружием? До Шахова дошел слушок: Николаев приревновал свою жену – официантку, работавшую в Смольном, к Кирову. За тем действительно водился такой грешок – был весьма неравнодушен к женскому полу. Шахову даже казалось, что он встречал жену Николаева в Смольном. Хорошенькая блондинка, не то латышка, не то эстонка. Но при чем тут контрреволюция? Или просто решили воспользоваться поводом, чтобы расправиться с остатками оппозиции? Скорее всего так оно и есть.

Когда он приехал сюда, то сразу понял: будет непросто. Секретарь горкома Логидзе, фигура весьма известная, находился здесь в почетной ссылке. Еще бы, виднейший работник Коминтерна, идейный лидер оппозиции… К тому же постоянно конфликтовал с начальником строительства Абрамовым. А тот, в отличие от Логидзе, – член ЦК. Однако смерть Кирова все расставила по своим местам. Секретарь обкома Брындин вызвал к себе Логидзе, говорят, кричал на него, обвинял в двурушничестве, попытках развалить Коминтерн. Возвращаясь из областного центра в Соцгород, дорогой тот выстрелил себе в грудь. Прямо в машине. Но и застрелиться не сумел толком. Пуля прошла рядом с сердцем. И тут закрутилось! Шахов, признаться, пару дней ходил сам не свой. Казалось, все вот-вот рухнет. Из Москвы звонили, считай, каждый час. Дело держал под контролем Сам. К несчастью… или к счастью, Логидзе не выкарабкался. Умер на операционном столе во время наркоза. Был слишком тучен, сердце работало с перегрузом… Такого и без пули мог в одночасье хватить удар. И хватил бы скорее всего, не сведи он сам счеты с жизнью.