Галина Гончарова - Кольцо безумия Страница 25

И этот церковный мерзсссавец наложил на меня еще и сссвои зсссаклинания.

Я был сссчассстлив, когда его убили. Я почувссствовал его сссмерть. Но это не помогло мне. Я по-прежнему зсссаточен в камне. И путы мои почти не оссслабли.

Чтобы разсссорвать их, требуетссся жертва.

Сссильная жертва.

Но пока я жду осссвободителя.

В этот разссс я не сссовершу глупых ошибок.

Глава 3

Как начинаются стройки.

1-е сентября

Ночь я не спала. Проще было подождать до утра, а не засыпать на пару часов - и вскакивать с криком от очередного кошмара. Или - старого и уже приевшегося. Неважно. Важно то, что Мечислав отпустил меня только в четыре утра. А в семь уже пора было готовиться. Душ, завтрак, туалет… в смысле - что одеть в институт. А что тут оденешь? Мы не в школе. Поэтому - джинсы и майка. Сверху - джинсовая ветровка. На ноги - туфли. В сумку - тетрадь. Проверить ручки - хоть одна-то должна писать? И запихнуть необходимый минимум. То есть - пару бутеров. По расписанию у меня сегодня три пары. Проголодаюсь. Рядом с институтом нет ни одной приличной забегаловки. А покупать пирожки с лотков - самоубийство. Сильно подозреваю, что жарят их там на машинном масле. Я уж молчу про начинку. Кто его знает, лаяла она вчера, мяукала - или ходила с удостоверением инспектора облСЭС* и задавала слишком много вопросов? А уж обедать в столовой института?!

* Областная Санитарно-эпидемическая служба, прим. авт.

Боги, спасите меня раньше. Или убейте, что ли! Все быстрее будет.

Институтская столовая - это жуть. Ассортимент там - те же пирожки, что и у лоточниц, пара сортов пирожных, ну и стандартный 'набор юного химика'. Чипсы, семечки, соленные орешки, растворимые лапша и картошка. Почему химика? А, все равно там одни реактивы. Вы же не считаете, что туда что-то натуральное кладут? Разве что сою. Из напитков - газировка. Хорошо хоть в вестибюле кофейную машину установили. А то раньше в столовке и кофе пить было противно. Всюду перешли на пластиковые стаканы. Но мы же не такие? Поэтому пьем из стеклянных. А микроб - все равно существо нежное и от грязи помирает.

Одним словом - обедать в нашей столовке нельзя. А кушать захочется. А еще ведь ехать на это открытие… Мать его! Ну, вот и первое сентября, как оно есть!

Первое сентября. Прекрасный день. Что он из себя представляет?

У школьников - торжество маразма. Сначала линейка, на которой директор, опасно раскачиваясь на трещащей трибуне, талдычит про величие образования. Вы в это время стоите и мечтаете, чтобы он или рухнул - или на него сверху что-нибудь упало. Хотя бы птица нагадила. Для оживления остановки. Потом все зависит от его морального садизма. У нормальных директоров этот день ограничивается выдачей расписания и строгим наказом 'не опаздывайте завтра'. У особых сволочей - еще от трех до восьми уроков, чтобы скучно не было.

Но это - у школьников.

У студентов немного по-другому. Прилетаешь, смотришь в последний момент вывешенное деканатом расписание - и идешь учиться. Что я и сделала.

Влетела в кабинет за десять минут до начала первой пары - и плюхнулась за парту рядом с подружкой. Сейчас у нас генетика.

- привет, - шепнула Инка.

С Инкой мы подруги с момента поступления. И надо сказать, что это… своеобразная дружба. Мне легко дается учеба. Инка же еле тащится в хвосте. Не из-за лени. Просто кому-то учиться легче, а кому-то сложнее. Инке наука не дается, но грызет она ее с таким остервенением, что рука преподавателя сама собой выводит 'хор' в зачетке. Мне же учеба дается легко. Поэтому Инка использует меня на контрольных и курсовых, а я ее - когда пропускаю лекции, и их потом надо у кого-нибудь списать.

Пока я болела, Инке пришлось тяжело. Да, к третьему курсу все уже разбиваются на пары, тройки и пятерки, все компании уже сыграны и постороннему практически невозможно найти себе место.

Но потом я вышла из больницы, начала серьезно наверстывать пропущенное - и подруга вздохнула с облегчением. Есть на кого свалить свободное творчество.

В свободное время мы общаемся очень редко. Особенно летом, когда Инка уматывает на весь сезон к тетке в Крым. Хотя сейчас это сложнее. Мы ж теперь ридна Украйна и поганые кацапы! Блин, ну это ж надо было так поюродствовать! Эх, взять бы всех наших политиков, связать в один большой узел с олигархами, залить свинцом и притопить в глубоком месте. Лучше - у берегов Англии, чтобы там рыба дохла, а не у нас. Самим - объединиться. В смысле - Россия, Украина, Беларусия. А что - Бог любит троицу! Вернем великую державу. Америкосов хватит кондратий, англичане так охренеют, что как бы с островка в воду не попадали, а китайцы трижды подумают, прежде чем к нам лезть. А в качестве президента, генсека или даже царя - пригласить Лукашенко. Если его наши СМИ ругают без перерыва на сон и еду, значит, человек порядочный. И ворует только с прибыли, а не постоянно, как наши власти.

- привет, - отозвалась я. - Кто у нас преподом на генетике?

- Ливневский.

Из моей груди вырвался стон ужаса.

Ливневский был многогранным человеком, но все грани его характера можно было описать одним словом: Сволочь. Сдать ему зачет было, как влезть на Памир… отличники - и те сдавали раза с пятнадцатого. Экзамен ходили пересдавать года по два. В деканате уже привыкли. И даже не ругались. На нас. Ливневский обожал говорить о себе: 'Я - единственный по-настоящему неподкупный преподаватель в этом продажном институте!'. Как это нравилось преподавателям? Да никак! Шипели гадюками. Но и выгнать эту заразу не моги. И даже повлиять на него. Ливневский был женат на родной сестре зам. директора нашего университета. Надо сказать - это была на редкость гармоничная пара. Она - маленькая, кривоногая как такса, с фигуркой совдеповской тумбочки (2,0х2,0 при росте 1,5 м) и лицом, похожим на непропеченный блин. Прическа - бешеный перманент бледно-пергидрольно-желтого цвета. Одежда - чехлы для танка.

Он - чуть не в полтора раза ее выше. Седые волосы стоят дыбом, прикрывая плешь на макушке. Фигура напоминает богомола, а движения - марионетку на ниточке в руках плохого кукольника. Такие же дерганные и суматошные. На лице особо выделяется нос. Как своего рода аналог Кавказа. Так и тянет вспомнить: 'Кавказ надо мною… один… в вышине…'.

И словно этого мало - в результате неудачной операции на глазу (левом) товарищ начал смотреть в разные стороны. А по-простому - окосел. На лекциях он обычно появлялся в лабораторном халате, который стирался раз в год и под большое настроение. А потому был мят, вонюч и покрыт неизвестного происхождения пятнами. То ли от лаборатории, то ли от бутербродов. И халат - и сам Ливневский.