Пол Хьюсон - Сувенир Страница 25

Шон регулярно справлялся у Фрэнка о делах Джерри. Однако в больницу они с Энджелой больше не ходили.

Первого сентября Энджела заметила, что у нее начала увеличиваться грудь. Кроме того, она обнаружила, что прибавила пару фунтов.

Доктор Спэрлинг, предпочитавший не рисковать, составил график контрольных визитов Энджелы к нему: раз в две недели. Со своего второго визита она вернулась с набором ярких разноцветных витаминов и минеральных пилюль, которые выстроила в ряд на кухонном подоконнике.

— Похоже, у кого-то серьезные намерения, — хохотнул Шон, увидев это.

Энджела показала ему список имен.

— Может быть, больше подойдет что-нибудь кельтское, вроде Маэве или Мирдина? — задумалась она. — Учитывая обстоятельства.

Шон хмыкнул.

— Никто не будет знать, как это пишется или произносится.

И они решили назвать ребенка Кристофером, если будет мальчик, и Люси, если родится девочка.

Вечером Энджела позвонила Иви, сообщить, что выбор сделан. Мать, в общем, одобрила имена («А нельзя ли куда-нибудь втиснуть Брэндон?»), а потом взялась забивать Энджеле голову детальным описанием зелено-белых обоев, которые клеила в комнате для гостей.

— Рисунок такой: папоротник и решеточка, — оживленно говорила она. — Великолепно подходит к белой плетеной мебели. Ты просто влюбишься. — И потом, после введения в тему: — Разве плохо было бы, если бы вы с Шоном опять смогли провести Рождество у меня, как в прошлом году?

Энджела считала, что вряд ли это возможно. Но ответила уклончиво, оставляя себе возможность выбора. В глубине души она считала, что к тому времени они с Шоном только обрадуются возможности передохнуть.

Они начали монтаж фильма.

Джек Вейнтрауб пытался убедить их пользоваться монтажной в Бостоне. Но они были к этому готовы. Шон настаивал на том, что им с Энджелой лучше работается дома. Подумаешь, шесть роликов шестнадцатимиллиметровой пленки. Вполне терпимо. Вдобавок, все оборудование было в наличии: «Мувиола», прозрачная лента для склейки хвостов, монтажный столик, коробки для хранения пленки. Дома Шон был на знакомой территории. Он напомнил Вейнтраубу, что все свои предыдущие фильмы они монтировали дома. В качестве последнего аргумента Вейнтрауб выдвинул предложение использовать новую монтажную машину. Шон, улыбаясь, отклонил его. Он был равнодушен к горизонталкам и держался своей старой, привычной «Мувиолы». Вейнтрауб отступился. Неохотно.

— Хитрый старый лис, — сказал Шон. Он знал подлинные причины, по которым Вейнтрауб хотел, чтобы монтаж делали в Бостоне. Там, несомненно, начались бы частые появления «мимоходом» с «полезными» предложениями. Вейнтрауб был третьим лишним. Домашний монтаж гарантировал минимальное вмешательство — по крайней мере, на начальных стадиях.

Итак, шесть недель они жили отшельниками в мелькании воспоминаний об Ирландии. Они причесали метраж и отобрали те куски, которые лучше всего передавали сюжетную линию. Их они связали воедино, перематывая и надписывая неиспользованные концы на случай, если те понадобятся позже. Они кроили, строгали и лепили фильм, придавая ему уравновешенность и пропорциональность, обрекая ленту быть совершенной до ничтожнейшей доли секунды. Они по очереди бегали в местную закусочную за гамбургерами, чисбургерами, жареной картошкой, сосисками, солодовым напитком или шоколадкой.

— Диету, — бормотал Шон, набив пиццей рот, — следует иногда приносить на алтарь искусства.

К тридцатому сентября у них был готов первый вариант. Энджела позвонила Маккею. Потом договорилась о встрече в проекционной, которой они уже пользовались раньше. Она находилась за Эдинбро-стрит, в Китайском квартале, и была темной, пропахшей кошками, с продавленными кожаными сиденьями и облезлыми крашеными стенами, зато дешевой.

Оба — и Шон, и Энджела — нервничали. В сущности, это был первый публичный просмотр их ленты.

Маккей опустился на скрипучее сиденье рядом с Энджелой и старательно взгромоздил на нос очки с толстыми стеклами в роговой оправе. Шон, сидевший в проекционной будке, выключил в зале свет, запустил фильм и проскользнул на сиденье позади них.

— Это только рабочая копия, — извинился он. — Звук еще рваный, да и уровни яркости не в порядке.

Энджела делала заметки в блокноте, а Маккей тем временем вскользь комментировал фильм. «Кажется, он наслаждается, — подумала она. — Добрый знак.» Время от времени профессор тихонько смеялся, что-то узнав, или тоскливо вздыхал. Каждое новое изображение он встречал цитатами и предложениями. Энджеле с трудом удавалось уследить за всем этим, поскольку ее внимание было поделено между тем, что говорил Маккей, и самим фильмом. Она обнаружила, что заново переживает поездку: в серых рассветных сумерках в Лиффи собираются докеры («Это было ранним утром!»); паром из Дан-Лэри; Театр Эбби, дом Йитса и Озерный остров Иннишфри («И вот я встану и пойду, пойду на Иннишфри», — тихо, нараспев произнес Маккей); закусочная, где устраивала приемы при дворе Святая Дева с Ложками — теперь ей предстояло стать известной под этим именем (при ее появлении и Энджела, и Шон рассмеялись); на спортплощадке играют школьники; башня Джеймса Джойса; Главный почтамт и памятник Кухулину; Пауэрскорт; улица О`Коннела; пивная с уютными деревянными зальчиками; таинственная, волшебная Книга из Келлса («Здесь, я думаю, нужна арфа», — Шон. «Творенье ангела, не человека», — Маккей, процитировавший кого-то из двенадцатого века); знакомые образы нескончаемым потоком плыли перед глазами, и вот они уже смотрели на темные вздыбленные стены Кашеля, из-за своих шпилей схожего с коренным зубом, на коньки крыш без самих крыш, на острый клык круглой башни, на узкие высокие окна, на высоко вознесенный крест.

Энджела услышала за спиной щелчок зажигалки Шона.

— Тут нам тоже требуется комментарий, — сказал он.

Маккей подвинулся на сиденье и вздохнул.

— Ах, Кашель, любовь моя. Сколько лет прошло! Все мы меняемся и уезжаем, но ничто не меняет твоих древних камней, верно? Даже Кромвель с его забияками.

— Господи, как бы я хотел, чтобы у нас было побольше времени, — подал голос Шон.

— Когда Патрик крестил здесь короля Энгуса, — задумчиво продолжал Маккей, — он воткнул свой подбитый железом посох в землю. Чтобы опираться на него во время долгой церемонии… или так он думал. Лишь потом Патрик обнаружил, что в действительности воткнул посох в ногу королю. «Почему же ты ничего не сказал?» — вскричал Патрик в ужасе. «Я думал, что это часть обряда», — сказал король.

Все рассмеялись. Энджела вспомнила суровые глаза статуи святого. «Как рассеивается дым, Ты рассей их», — пробормотала она.