Ричард Кнаак - Король серых Страница 25

Джеремии потребовалось некоторое время, чтобы постичь смысл сказанного Аросом, но даже после того, как он перевел слова последнего на более простой язык, ему было трудно в них поверить.

— Вы хотите сказать, что все вы являетесь продуктом воображения людей, когда-либо живших и живущих сейчас?

— Дай человеку сигару, — мрачно произнес сидевший за столиком обезьяноподобный тип.

— Можно сказать, мы столь же реальны, сколь ваши сны.

Вокруг с монотонной настойчивостью продолжали вращаться в танце тени, не замедляя и не убыстряя шаг, они снова и снова механически повторяли каждое па. Давно звучала другая музыка, однако танцующим, судя по всему, не было до этого никакого дела, пары сливались и делились, но ни одна тень не удостаивала своего партнера взглядом. Тодтманн кожей чуял, как отчаянно им хочется радоваться. И точно так же чуял, что это у них не выходит.

Несмотря на успокаивающее присутствие рядом Каллистры, Тодтманн чувствовал, что нервы его на пределе. Может быть, неплохо было бы снова потерять сознание. Наиболее жуткие представители народа Агвиланы постепенно исчезали, но само помещение клуба и его парадоксальные хозяева вызывали нервное напряжение и довольно заметный страх. Да и как ему было не бояться? Реальные ли субстанции или плод его фантазии — вопрос, в котором у Джеремии не было полной ясности, — Серые будили в нем давние детские страхи.

Но странное дело: наряду со страхом он испытывал к этим существам нечто вроде жалости. Тени, которые встречались на его пути раньше, тоже были довольно жалкими, но теперь, наблюдая за этой тоскливой пародией карнавала, Джеремия задавался одним и тем же вопросом, зачем влачить такое безрадостное существование?

— Мы только это и делаем — существуем, Джеремия Тодтманн, — проронил Арос, окидывая взглядом свой народ. — В незапамятные времена вызванные к жизни общими мечтами и верованиями вам подобных. Человеческий мозг куда сильнее, чем кажется многим. Ваши мысли, ваши восприятия формируют мир. Действуя в не осознаваемом согласии, ваши мысли вкупе с естественными силами природы создавали нас. Мы существуем с тех пор, как человек впервые начал осознавать себя. Менялись лишь формы и образ мыслей, но суть наша оставалась прежней.

Джеремия посмотрел по сторонам, и взгляд его упал на бармена с волчьим лицом.

— А как же он? Или, скажем, вы? Вы оба кажетесь вполне… вполне…

— Настоящими — это слово, которое вы ищете. — Арос Агвилана выбросил сигарету. — Когда-то мы с Вульфгангом удостоились чести быть отмеченными королями. Это придает нам силы и — в определенной степени — личностность, и чем дольше мы заключены в эту оболочку идентичности, тем дольше мы можем сохранять ее. Мой бедный друг, который сидит за столом, никогда не получал больше случайного внимания короля. Томас О’Райан признал его, даровал ему немного материальной сущности, но в целом для блаженной памяти Фомы Крестителя[4] он всегда оставался кем-то вроде домашней кошки. — В последних словах можно было уловить оттенок горечи.

Джеремия мельком посмотрел в сторону несчастных танцоров и подумал о том, как похожа его жизнь на их бесплодное прозябание.

— Кажется, ты уже упоминал имя этого О’Райана.

— Томас О’Райан! — воскликнул Арос, и Джеремия даже подпрыгнул от неожиданности. От этого крика замерли завсегдатаи «Бесплодной земли», и Арос Агвилана обратился к ним. — Томас О’Райан! Ешь, пей и веселись, потому что завтра начнешь все сначала! Таким был добрый Томас! Он был нашим другом, не так ли?

Музыка возобновилась. Серые стали возвращаться к своему притворному веселью.

— Сами видите, какое наследство он нам оставил, — фыркнул Арос. — В его глазах мы были феями, эльфами — малым народом. Именно Томас нашел для нас этот клуб. «Бесплодная земля» назвал он его, потому что любил поэзию разных веков и считал, что эта поэма подходит нам как нельзя лучше.

Поглощенный беседой с Аросом, Джеремия Тодтманн тем не менее время от времени невольно отвлекался и озирался вокруг. В какой-то момент ему показалось, что краем глаза он увидел очень знакомую фигуру. Продолжая слушать, что говорил ему Арос, он скосил глаза туда, куда направилась эта фигура в белом облачении. Там, конечно, никого не было видно — это вообще было свойственно Серым, как уже стало понятно, — но Джеремия был почти уверен, что только что увидел мелькнувшую фигуру… Элвиса?

«Мы ваши мысли, ваши мечты, ваши кошмары, вызванные к жизни. Мы ваши причуды и тайные фантазии…»

Такие слова изрек его зловещий хозяин, но только теперь до Джеремии начал доходить их тайный смысл.

«Сколько же здесь еще есть видений Элвиса? Или Лохнесского чудовища? Или… НЛО?»

И все они — Серые?

— Так значит, О’Райан был королем?

— Всего, что у тебя перед глазами, властитель Томас был, он правил нами.

После этого рифмованного ответа Арос вздрогнул. Он грозно посмотрел на Каллистру, словно ожидая, что она засмеется, но она отвела взгляд.

Джеремия предпочел не заметить рифмы.

— И что же с ним случилось? — спросил он.

— Почил, как и все короли. Мы не можем даровать бессмертия, Джеремия Тодтманн. Мы можем лишь отсрочить дату кончины.

Кое-кто из Серых больше не мог скрывать интереса к своему новому монарху. Танцующие приближались к трону. Несколько теней продефилировали у самого подножия возвышения. Некоторые из наиболее похожих на людей стали всматриваться в него со своих кресел. Одна женщина, удивительно похожая на Мэрилин Монро, даже подмигнула ему. Джеремия ощутил, как Каллистра рядом с ним пошевелилась. Женщина быстро отвела взгляд.

— Фаворитка господина Томаса, — равнодушно заметил Арос, давая понять, что особа эта малоинтересная и не заслуживающая внимания. — В душе он был хороший человек, но во многом слишком легкомысленный. В конце концов он оставил единственное ценное наследство. Вас.

— Но почему я?

— Истинная сила — в глазах смотрящего, — подала голос Каллистра, опережая Ароса. Видно, ей наскучило быть безучастным слушателем. — Томас сказал: «Арос! Вот человек, который нужен вам!»

Угрюмый манекен какое-то время молчал, затем согласно кивнул и проронил:

— Да-а… так оно и было. Он искал кандидата по всему свету и наконец нашел вас.

Справедливости ради стоит отметить, что никто никогда еще не отзывался о Джеремии Тодтманне как о человеке настолько ценном. Даже его родители. И уж, конечно, не Моргенстрём или женщины, с которыми он изредка общался. Он не мог не распухнуть слегка от гордости.

— А что значит быть королем?