Сергей Арно - Отец монстров Страница 25

Одному Фредерику Рюйшу — хоть расшибись — было бы не сделать такого количества тонких и изящных экспонатов. Во всех делах ему помогали его детишки Рахиль и Генрих. Рахили тогда исполнилось уже девять лет, ее брату одиннадцать. Они были просто незаменимы, в особенности при составлении композиций из детских скелетиков. Только чувствительные детские пальчики могли составить крохотный экспонат, прикрепить малепусенькую берцовую косточку к тазобедренной, составить косточки позвоночника, и если что-нибудь вдруг сломается в непрочном препарате, аккуратненько починить. Дети были руками и глазами Фредерика Рюйша, а он был головой. Кроме того, маленькая Рахиль с детства имела умелые ручки, художественный вкус и часто самостоятельно составляла композиции. Отец не протестовал и не опасался, что дети что-нибудь испортят. Он, как мудрый педагог, давал им возможность развивать свои творческие способности. У него появилась даже идея открыть кружок, чтобы соседские детишки могли под его присмотром заниматься творчеством — благо материала для этого было достаточно. Если, конечно, требовалось перепилить кость — это Фредерик делал самостоятельно. Но вот аккуратненько задрапировать место перепила тканью в манжетке, — это уже Рахиль или Генрих. Трогательные надписи для препаратов Рюйш заказывал у малоимущих поэтов и писателей, платя им за надпись три гульдена.

Но все же самым захватывающим и самым интересным для Фредерика Рюйша, чему он посвятил весь остаток своей жизни, было собирание монстров.

Глава 10

ДУХ УРОДЛИВОГО МАЛЬЧИКА

Последние слова:

— Я отправляюсь в свое последнее путешествие. Я совершаю огромный прыжок в темноту.

Я очнулся на полу. Надо мной нависал Леонтьев.

— Ну что, очнулся? С мастером спорта решил подраться, козел! — Я попытался встать, он слегка пнул меня ногой в живот. — Ну что, придурок, где Марину спрятал?

Я, покачиваясь, поднялся на ноги, голова болела. Сколько я пролежал в нокауте, рефери не отсчитывал: может, десять секунд, может — десять минут. В прихожую из комнаты вышел Шнур.

— Нет ее, — доложил он Леонтьеву, потом посмотрел на меня и деловито спросил: — Где Марина?

— Откуда я знаю, — ответил я. Драться уже не хотелось, шумело в голове, в теле появилась слабость, я еле стоял на ногах.

— Ну что, берем? — спросил Леонтьев. — Притащим к нам, пару пальцев отрежем — он быстро заговорит. Одно яйцо отрежем… А ты чего испугался, люди, бывает, и с одним живут.

— Чего вы от меня хотите? — спросил я, глядя на Шнура. Я понимал, что, как ни хорохорится Леонтьев, главный здесь не он.

— Мы хотим знать, куда от тебя отправилась Марина. — сказал Шнур, глядя на меня спокойными глазами. — Ты понял меня или дать тебе?

— Что тут непонятного? — ответил я еле слышно, сквозь головокружение понимая, что мы разыгрываем сейчас с ним какую-то сценку из какой-то другой жизни.

Я начал постепенно приходить в себя после удара и искал глазами что-нибудь потяжелее, чтобы срубить Шнура. Ну а уж с Леонтьевым я как-нибудь справлюсь…

— Ну! — Шнур несильно толкнул меня в живот кулаком. — Где Марина?

— Я уже говорил, что не знаю. Она ушла утром, куда не сказала. А вы, наверное, не знаете, что вас милиция уже разыскивает. Так что лучше вам выпустить Татьяну Владимировну.

— Милиция! — В глазах Леонтьева вспыхнуло недоумение. — Какая милиция? Ты же говорил… — Он повернулся к Шнуру. — Ты же говорил…

Значит, они боятся милиции.

— Да, в милиции уже заявление… — попытался продолжить я, но задохнулся воздухом, выпучил глаза и, схватившись за живот, согнулся в три погибели.

Хотя и не сильный, но точный удар в солнечное сплетение прервал мою зажигательную речь.

— Знаешь, что мы сейчас сделаем? — Надо мной согнулся Шнур и зашептал прямо в ухо: — Мы сейчас отвезем тебя к нам в офис, и ты будешь медленно мучительно умирать. Мы будем сверлить тебе зубы, жечь тело хабариками, мы будем бить тебя электрическим током и кулаками, потом мы кастрируем тебя — тебе уже это не нужно… выколем глаза, отрежем уши, а потом такого чудика выкинем в канал Грибоедова. И смерть будет для тебя великим удовольствием, какого ты не испытывал никогда.

Я слышал его словно бы сквозь муть, как будто из репродуктора бубнил какой-то актер, которого можно слушать, но не воспринимать. Я не верил, не хотел верить, что говорят это мне лично и что все это может случиться со мной… И совсем скоро случится.

— Я не знаю, где девушка, — упрямо проговорил я, выпрямляясь. Глаза между тем искали какую-нибудь удобную тяжесть, чтобы дать Шнуру по башке. Смерть попсе! Но тело после побоев было еще слабым.

— Ну значит так, кент, — вступил в разговор Леонтьев. — Мы либо везем тебя пытать и убивать, либо ты нам сейчас же говоришь, где эта мерзкая девчонка. Ты понял! — истерично взвизгнул Леонтьев.

— Я понял, — нахально глядя ему в глаза, ответил я. — Но почему я должен знать, где моя соседка?

— А вот я тебе, сволочь, сейчас напомню!

Шнур хотел залепить мне затрещину, но тут мелодией из фильма «Бригада» зазвонил сотовый телефон. Шнур достал трубку из кармана.

— Слушаю. Ну да, конечно… Ну дали немного… да, слушаюсь! Понял, понял, понял…

Он отключил телефон и положил обратно в карман.

— А действительно, почему он должен знать, где его соседка? Где жена — должен знать, а соседка — не обязательно, — сказал Шнур вдруг переменившимся доброжелательным тоном и даже улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Почему должен знать? — проговорил Леонтьев ехидным голосом, глядя на Шнура. — Непонятно.

— Не знаю, — пожал тот плечами. — Может быть, и действительно зря человека мучаем.

— А если б знал, наверное, сказал бы сразу… — глумливо, как мне показалось, поддержал его Леонтьев, пожимая плечами.

— Так, значит, все-таки не знаешь? — ласково спросил Шнур, вплотную приближаясь ко мне.

Я помотал головой и подумал: «Сейчас будут бить».

— Ай-ай-ай, запачкался. — Ласковый Шнур отряхнул у меня с плеча пыль.

Я напрягся, ожидая удара. Вот сейчас, шепча ласковые слова, двинет в челюсть или в солнечное сплетение. Леонтьев тоже подошел, отряхнул мне другое плечо, не для чистоты — для подхалимажа и издевательства.

Шнур открыл дверь, и они вышли на лестницу. «Значит, в офис повезут, — пронеслось в голове, — будут мучить по полной программе». Но нет, как будто они и не собирались брать меня с собой. Я не понимал, что происходит. Только что душегубы пугали меня зверскими пытками, а сейчас так преспокойненько уходят.