Александр Студницын - Алая завеса Страница 25

Голоса с кухни раздавались всё неуместней и настойчивей. Нечеловеческий гогот и визг сквозь матюги и перешёптывания, разделённые смешками… Какой-то панк выходил в коридор, не обращая на меня ни малейшего внимания. Проскользнула в уборную какая-то девица с неприятными омертвелыми глазами, где таился наркотик.

Вежливость перед благими намерениями Славы рассеивалась в спёртом, пахнущем кожей и потом воздухе. Захотелось тихо распрощаться и уйти.

Никто на кухне не удивился появлению постороннего. Протиснувшись в битком набитое пространство и пытаясь найти аспиранта, я возбудил слабый интерес собравшихся. Один барыга со сладкой улыбкой и замасленными глазами пытался предложить какую-то дрянь. У на вид относительно приличной девицы, которая не сразу поняла, о чём идёт речь, я выяснил, что Слава играет дальше по коридору, в другой комнате.

Просторы обители, где убивал тёмные часы мой товарищ, отличались пуританской сдержанностью по сравнению с местом, откуда еле удалось вытолкнуться.

Тут также кричали и ругались, но основным занятием всё же пока являлась игра.

Слава пригласительными жестами, разнеженной улыбкой и возгласами принял меня и ввёл в круг своей компании. Окружающие слабо понимали, что со мной делать. То пытались угостить кальяном, то научить картам, то узнать подробности недавних мистических приключений.

Грубоватый друг уже успел многое им рассказать, находясь в нынешнем не совсем адекватном состоянии.

— Так ты видел привидение?

— Ты ночевал с демоном?

Не знаю, разболтал ли товарищ Вячеслав все обстоятельства моей госпитализации, но вопросы об этом не произносились вслух. Возможно, впрочем, что мистическая история затмила в захмелевших умах прочие нестандартные подробности из жизни их нового знакомого. Однако напряжение от неясности данного нюанса тяготило. За каждой улыбкой поневоле искалось отвратительное сочувствие и нездоровое любопытство, а оттого вскоре смотреть по сторонам и вглядываться в лица стало невыносимо.

Когда красноречие и остатки воспитания, позволявшие хоть как-то вести скучную и нервную беседу о гипнозе и сатанизме, угасли во мне, группа дружно представила местную достопримечательность — Владимира Муравейкина, считавшегося бывшим главой какой-то полулегальной оппозиции, а ныне успешным дельцом политического толка, о чьей истинной работе и не догадаешься. О нём ходили слухи, по крайней мере в среде этой компании, будто в политике он своего рода серый кардинал и знатный провокатор, за что подвергся страшным гонениям и репрессиям. Отчего столь значимую фигуру занесло сюда, представить было трудно, но мне она не казалось такой уж значимой, потому я не сомневался на тему, не шарлатан ли передо мной. Впоследствии, выяснились многие подробности причин появления на Лесной, 23 этого загадочного господина. По словам восторженной молодёжи, теперь организуя какие-то тёмные предприятия и порой спонсируя подобия сект, куда в своё время попал Денис, скользкий тип отдыхал от непонятно каких трудов, вызывая у меня жуткую неприязнь, быть может, несколько неадекватную. В худощавой фигуре мужчины неопределённого возраста и красивом лице сквозило жреческое начало. Но мощный нос, живые подвижные глаза, чёрные в цвет одежды, и меланхолия в интонациях оттенялись пакостным духом упадка, царившим рядом с нами.

— Вот, Павел, скажите, какие силы правят людским сознанием, из духовного источника, как говорится. Вы очень напоминаете одного парня, добившегося больших успехов на революционном поприще.

— Сейчас буддизм владеет умами.

— А вот и нет, хотя вы близки к истине, он правил умами, по вашему выражению, около десяти лет, но и то исключительно в кругах безыдейной интеллигенции.

Христианство и ислам давно лишены манны. Энергии, питающей и завлекающей толпу. Традиция по-прежнему руководит миллионами, но делать ставку на монотеистические религии — большая ошибка. И дальнейший ход исторических событий подтвердит это. Не я, так кто-то другой приведёт идею язычества на трон.

— Если честно, — спорил отрешённый и скучающий мог голос, — кроме небольшого числа родноверов и музыкантов блэк-металла, на мой взгляд, ему не на что опереться.

— Как это небольшого числа, — Муравейкин засмеялся вместе с компанией и без того всем довольных приятелей, — хотя разумное зерно в ваших словах есть. Пока о язычестве вслух не говорят, зато оно повсеместно практикуется.

Вспомните, например, какие передачи сейчас популярны по телевизору, копии каких обильнее размножаются? СМИ систематически демонстрирует основу дохристианского мировосприятия. Зритель смотрит шоу, где знаменитости попадают в те ли иные обстоятельства и осваивают новое ремесло, меняя привычный взгляд на свою биографию. Отождествляясь с известным человеком, обыватель забывает себя и растворяется в подражании кому-либо.

Подобная практика, как и компьютерные игры, противником коих я всегда являлся, но в которых ощущал знамение скорого возврата к доисторической эпохе, отвратительна и способна завлечь в игру переодевания исключительно тех людей, чьи умственные способности расслаблены усердной работой или возрастом, да зачастую и образом жизни. Но язычество скрыто за культом поклонения кумиру. Опошленное, униженное и растоптанное. Даже тот, кто вообще не смотрит ТВ, не играет в игры, а значит, не заражён стремлением соответствовать какому-либо шаблону поведения, удаляется в творчество. А искусство — не есть ли создание красоты из образов коллективного бессознательного? Если вы разумный человек, Павел, то однажды присоединитесь к нам и поможете сделать антирелигию будущего прекрасным и совершенным плодом цивилизации.

Мне изрядно надоела атмосфера хаоса и напыщенная самоуверенность Муравейкина. Словно он всё на свете понимает. Да и нападки на искусство и развлечения звучали необоснованно. Сославшись на духоту, я снова направился в коридор, и вождь язычников, неизвестно чем движимый, встал и попросил дружески пожать руки.

Не заметив, чтобы мы с ним спорили, дабы мириться, мимо протянутой руки прошёл наглый начинающий преподаватель, будто бы видевший привидение.

В прихожей Слава начал упрекать меня за бестактность и откровенно ругать. Однако отравленные гашишем его речи теряли эмоциональную окраску. Сила грубой солнечной энергии, так свойственной мужчине, раскисла и обмякла, смешавшись с банальной общечеловеческой добротой.

Общаться было тяжело, стена инаковости отделила меня ото всего в проклятой квартире. Даже разговоры о духовном скатывались в грязь. Мистика превращалась в сказочки, вопросы развития общества — в кухонную болтовню.